Королевская пешка (СИ) - Юлия Владимировна Буланова

было единственным, что каждый из нас мог сделать чтобы не бередить незаживающую рану.

— Береги себя и ребенка, — сказал он, провожая меня.

— Вернись к нам живым. Пожалуйста.

— Не реви! — Раду крепко прижал меня к своей груди, игнорируя любопытные взгляды сотрудников станции и своей маленькой свиты, выполняющей роль телохранителей.

— Не буду, — шмыгнула я носом до боли закусывая губу.

— Люблю тебя. Веришь?

— Да.

— Вот и хорошо.

Не знаю почему не сказала, что тоже его люблю. Наверное, ему бы было приятно это услышать. Но в моем «да» было уже довольно лжи. Только почему тогда Лелю пришлось буквально отрывать меня от Энираду? Мне отчего-то стало совершенно невозможно его отпустить. Как будто бы он дымом растает, стоит только разорвать объятия.

Я плакала, наверное, сутки, не в силах взять себя в руки. Эстерази видя мое не самое адекватное состояние, нервничал. А ему это состояние противопоказано. Звереет он, становясь злым, как цепной пес. Ладка же разрывалась, не зная, то ли меня по головке гладить, то ли всех окружающих от напарника спасать. В результате, на следующий день моя фрейлина притащила нас в спортивный зал, выгнав всех, кто там ошивался. Меня посадили на скамейку, а парня отконвоировали на площадку для спаррингов. Потом воинственная дева объяснила, как мы ее достали. Причем каждое слово она подкрепляла ударом или подсечкой.

— Яре с ума сходить простительно. Гормоны у нее. И стресс. А ты чего тут устроил? — завершила Лада свою обличительную речь, садясь на маты.

— Прошу меня простить, — выдавил из себя слегка побитый Лель и торопливо вышел из зала.

— Идиот безответственный! — Полетело в закрытую дверь. Ему в лицо она такого бы не сказала. И не потому, что не хотела портить отношения с товарищем. Парень ей нравился. Но она почему-то вбила себе в голову, что вся эта романтическая чушь не про для нее. У телохранителя и по совместительству секретаря княжны есть лишь долг и служение. А любовь… она для миниатюрных красоток не способных добиться в этой жизни ничего.

Видимо в ранней юности кто-то хорошо потоптался по ее самолюбию. Подростки часто бывают жестоки по отношению к тем, кто отличается от них внешне или внутренне. Вот и моя любимая фрейлина ушла в глухую оборону. Я надеялась, что со временем она перестанет быть столь категоричной. Любые перегибы, в какую бы сторону они не были бы направлены, не делают людей счастливее.

Также, ни к чему хорошему не могло привести наше месячное отсутствие при дворе. Мои подчиненные, почувствовав вкус свободы, устроили разброд и шатание.

В госпиталь ездила только Данна. Но не потому, что таков был мой приказ. Просто там ей нравилось. Девчонка отчаянно нуждалась в том, чтобы приносить пользу и получать за это одобрение.

Остальные брали пример с приближенных княгини и вовсю окунулись в светскую жизнь. Блистать в светских салонах им нравилось гораздо больше, чем посещать приюты и разрабатывать социальные проекты. Впрочем, ожидать от этих стрекоз чего-то иного было верхом наивности.

Настораживало другое. Несколько из них вдруг захотели со мной дружить. Стали до того учтивы и доброжелательны, что становилось не по себе. Мне в их присутствии есть и пить было боязно. А они мне при любом поводе про компетентность и профессионализм дворцовых медиков рассказывали. Причем так настойчиво, что даже Лель нервничать начал.

А после того, как к этому хору присоединилась моя свекровь, мы с ребятами посовещались и решили, что рожать здесь я не буду ни при каких обстоятельствах. Уж лучше у рандомно освободившегося врача военного госпиталя, чем у тех, кого могли убедить, что лучше мертвая княжна, чем наследница с джаннатскими корнями. Моя дочь будет больше похожа на Гаяра, чем на родного отца. И с этим Раду предстоит научиться жить. Он знал. Скрывать что-то подобное от него я не могла. Но отказался это обсуждать. И лишь однажды сказал, что это было ожидаемо. Слишком явно во мне говорить кровь предков.

— Внешность имеет значение. Но для представителей княжеской семьи гораздо важней ряд других качеств. Таких, как здоровье, устойчивость психики и способности к обучению. Ты получила от своего отца ряд признаков, которые у него не проявлялись явно, но в твоем случае стали доминантными. А затем передала их своему ребенку. Это не хорошо и не плохо. Мы с тобой примерно равны, если брать основные жизненные функции. Хотя уровень иммунитета у тебя гораздо выше моего. Зрение же подкачало. И костная структура более хрупкая, а вот нейронные связи образуются быстрей. Но, в целом, нельзя сказать, что твои или мои гены чем-то лучше. Мастера-евгеники не зря свой хлеб ели. И хотя мой народ пошел по другому пути — Изменения, двигались мы к одной цели, — сказал он, глядя в низкий потолок нашей каюты, а я не решилась более заводить разговор на эту тему.

Дни летели за днями. И ни один из них я не могла бы назвать радостным.

Мне даже позволили поговорить с Раду.

Один раз.

Шесть минут.

В присутствии двенадцати свидетелей.

Глядя в его красные от недосыпа глаза и впалые щеки, я радостно щебетала о том, как у меня все замечательно. А потом плакала в подушку полночи. Потому что мне без него было плохо. И я не могла понять, почему так. Я ведь его не люблю.

Лишь приюты и госпитали, помогали отключиться от собственных проблем. Там всем было гораздо хуже, чем мне.

Единственную слабость, которую я себе позволяла, это не заходить в бокс к безнадежным. Да и не пустили бы меня к ним. Лель в данном вопросе оказался непреклонен:

— У тебя и так, что не день — праздник. Давай добавим стресса. Это же именно то, что надо беременным. И ты родишь на шестом месяце. Здорово будет, правда?

Но в тот день со мной была Лада, а он по видеосвязи ругался с отделом поставок и логистики, которые должны были обеспечить всем необходимым новый кризисный центр для детей, потерявших родителей. Открыть-то его открыли. И даже направили туда четыреста сирот. Но одежду и учебные принадлежности не привезли. Кроватей хватало едва ли половине ребят. Но хоть еда была, и на том спасибо.

Эту девочку — мою ровесницу я встретила в коридоре. Она буквально бросилась мне в ноги. Ее побелевшие пальцы вцепились в мой подол и талийка торопливо затараторила:

— Пожалуйста, скажите моей маме, что так было нужно. Что это было правильно. У меня меньше всего шансов. Меня все равно не спасут. Поэтому я должна