Королевская пешка (СИ) - Юлия Владимировна Буланова

Муж заключил меня в стальные объятья и начал покрывать жадными поцелуями мои щеки, губы и глаза. Его потрескавшиеся губы царапали кожу. И отчего-то было плевать на то, что свидетелями этой личной сцены стал целый взвод солдат.

А я безостановочно шептала: «Люблю» и плакала.

Отступление

Раду играл в гляделки с Эстерази, раздражая, провоцируя. Но молодой офицер оставался спокоен, и даже несколько безразличен к попыткам сюзерена выбить у него почву из-под ног.

— Чего ты добиваешься? — спросил княжич, не стараясь скрыть раздражение.

— Служу княжеской семье.

— Разве? А мне сказали, что служишь ты моей жене.

— Она в этом нуждается более, чем кто-либо. Ты же ее бросил.

— Я ушел защищать свою страну.

— Трусом тебя никто и не называет. Но это не отменяет того факта, что кое-кто ее оставил совсем одну. Среди людей чужих и настроенных достаточно враждебно. Всем было плевать на твою жену. А Яра, между прочим, почти перестала есть. Потому что беременность дается ей гораздо тяжелее, чем она старается показать. Потому что она за тебя переживает. Ночами в подушку ревет, а утром пытается это скрыть. Ведь княжна должна быть сильной. Никто не позволил ей перекинуться с тобой парой слов. Ты не нашел и минуты, чтобы поддержать и успокоить свою жену в сложное для нее время. Даже о ребенке она не смогла сама тебе рассказать. Кого ты оставил заботиться о ней вместо себя? Или не подумал о том, что она в этом нуждается? — Лель медленно выдохнул, гася раздражение. — Впрочем, не важно. Мы с тобой никогда не ладили, и вряд ли что-то изменится. Но я не желаю моей княжне зла и не позволю кому-то ей навредить.

— Она моя, — Если бы взглядом можно было сжечь, от Эстерази остался бы лишь пепел.

— То есть я сейчас сцену ревности наблюдал? Ты, вообще, услышал, о чем я тебе говорил? Твоей жене, которая ведет не менее изматывающую войну в тылу нужны друзья, союзники и грамотные подчиненные. Или ты думаешь детские дома и центры реабилитации появляются сами по себе? Так я тебя разочарую. В бюджет было заложено в два раза меньше средств на постройку и реорганизацию данных заведений, чем нужно. Яра понимала в отличие от нас всех, что сколько бы не было внесено в прогноз, понадобится больше. На нее как не идиотку смотрели, когда она заставляла вводить в приютах программу натурального хозяйства. Как такое может быть, что дети окажутся отрезанными от линии обеспечения? Но в приюты, рассчитанные на сотню детей вынуждены были принимать всех сирот. А по документам их может быть лишь определенное количество. Но не на улицу же их выбрасывать. Тебе знакомо слово «бюрократия»? Так вот, в нашем княжестве ее развелось больше, чем следовало. И обеспечение приютам выделяется не по фактическому числу воспитанников, а по нормативу на данное учреждение. Эти дети не голодали лишь по той причине, что твоя жена добилась того, что в подвалах у них развернули грибные фермы, а в оранжереях вместо цветов начали выращивать петсай и латук. Ой, да с кем я сейчас разговариваю?!

— Со своим господином.

— А вот тут я бы поспорил. Клятва дана кому? Ее сиятельству. Старший офицер из ближнего круга княжны становится главой ее охраны. И защищать ее я не просто имею право, а обязан. Ото всех. Включая и тебя. Но это не делает нас врагами. Мы же оба желаем ей добра?

— Разумеется. — сквозь зубы процедил княжич.

— Да успокойся ты уже. На нее, как на женщину я не претендую. Яра слишком… правильная. Ты ведь не любишь ее и не сделал ничего, чтобы твоя жена могла полюбить тебя. А она все равно считает, что должна тебя любить, пусть и не признается в этом даже себе самой. Ее не сложно сделать счастливой. Просто покажи, что тебе не плевать на нее и ребенка.

— Я ее люблю, — в голосе Энираду была твердость гранита.

— Хорошо, если так, но на мой взгляд, ты считаешь ее своей. Как какую-то вещь. А она заслуживает большего. И это я на нее не претендую. Но не сомневайся, однажды появится мужчина, очарованный ею настолько, что тебе придется доказывать право на ее верность. Буду рад на это посмотреть. — Лель нагло усмехнулся и коротко поклонившись, произнес традиционное. — Честь имею.

А после Эстерази чеканным шагом вышел из штаба, где велась эта странная беседа. А княжич вдруг вспомнил отчего его так раздражал молодой офицер, которого он до недавнего времени не мог отнести ни к друзьям, ни к врагам.

Часть 17

"Изумрудный мост" оказался странным местом. Вроде бы война вот — в нескольких световых минутах. Но нигде: даже в защищенном тысячу раз княжеском дворце я не чувствовала себя так легко и спокойно.

Может потому, что опасность была где-то там за бронированной обшивкой базы. Угрозы от людей, здесь обитающих я не чувствовала. Тогда как главная резиденция талийских правителей казалась тихим омутом, полным чертей. Вот вроде бы чего мне бояться? А интуиция просто вопит: беги, прячься и не доверяй никому.

Лель с Ладой стали исключением. Но потенциально-опасных субъектов было в разы больше. К тому же ребята охраняли мой покой исключительно днем. А ночью страхи всегда берут вверх над иррациональной верой в то, что все будет хорошо.

Раду проводил со мной довольно мало времени. Но когда мог, отрывал у сна час на дорогу ко мне. Мы мало разговаривали. В основном, муж целовал меня, затем уделял внимание малышке у меня в животе, рассказывая, какая она будет умненькая и красивая, и как он ее ждет, обещал ей пару-тройку братиков или сестричек, чтобы было с кем играть, а потом отрубался на пять-шесть часов.

Я никогда не спала в кольце его рук. Подсмотренная в мелодрамах сцена, где она дремлет у него не плече столкновения с суровой действительностью не выдержала. Дернуло же попробовать. У меня так затекла шея, что я потом два дня голову повернуть не могла.

Мне было там так спокойно…

Но все хорошее рано или поздно кончается. Этот месяц тишины пролетел гораздо быстрее, чем хотелось бы.

Энираду снова бессовестно врал, что война скоро закончится и все будет просто замечательно. А я послушно кивала, обнимая его за шею и пряча слезы. Оба мы понимали, как все обстоит на самом деле. Война, которой не виделось края, разучила верить в чудеса. Но это