Лишняя. С изъяном - Нинель Мягкова

сможет спать с мужчинами и не свихнуться. Крышей бедняжка и так, похоже, уже чуток поехала. Лалика дала ей работу, прибежище и, самое главное, защиту собственного дома и имени.

Я прямо зауважала мадам.

* * *

Наши танцы проходили всегда весело и с успехом, но я давно поняла, что для полного аншлага к музыке не хватает голоса. Песен я знала много, но голосочек в этом теле был дохленький, под стать остальному. Намурлыкать, как Мерилин, полушепотом «Хэппибездей» смогу, а вот что-то большее – вряд ли. А кабаре – это не кино о любви. Нет, шепот под музыку тоже мило и даже где-то эротично, но как постоянный элемент – быстро надоест и станет фоном.

Других девочек я тоже тестировала на вокал. У Дениз было неплохое грудное контральто, но она страшно стеснялась петь, а принуждать я не хотела. Маржолейн, наоборот, рвалась на сцену, но ее голос был еще слабее моего. Впрочем, помурлыкать между номерами я ее выпускала. Пусть развлекается.

Остальные если и исполняли, то либо народные, либо арии из опер, что совершенно не в тему, а перенять что-то непривычное и новое им оказалось сложновато.

Мне же хотелось поставить настоящий бурлеск: с Лайзой Минелли и Зетой-Джонс, с мужскими шляпами и с чулками в сеточку. С последними-то проблем не было, но вот подходящий под блюз и джаз голос – задача не из легких. Где я им в стране блондинок найду классический негритянский тембр?

А вот, нашла. Теперь главное, чтобы звезда согласилась.

Как я и думала, первой реакцией Шады, когда я предложила ей выступать по вечерам, была паника и категорический отказ. Хорошо, дело было при мадам. Лалика ее удержала, обняла, пошептала что-то на ухо. Всхлипывающая островитянка покорно опустилась обратно на стул в кабинете хозяйки борделя.

– А если меня позовут со сцены, мне надо к ним идти? – едва слышно спросила она.

– Тебя вообще видно не будет, – клятвенно заверила ее я. – И даже если вдруг позовут, никто тебя ни к чему принуждать не станет. Не захочешь – не пойдешь.

– Точно не захочу! – твердо уверила меня Шада.

Элли Голдинг с ее голосом зазвучала еще чувственнее. Мне показалось это неплохой шуткой – использовать музыкальную тему «Оттенков серого» для представления в борделе. Под эту мелодию я думала поставить танец с веерами – нечто плавное, чувственное, с шелковыми халатиками-кимоно, периодически сползающими с плечика, и пушистыми объемными опахалами, сие непотребство стыдливо маскирующими.

Репетировали долго, несколько месяцев. Текст-то Шада выучила быстро, но вот акцент остался. Пока готовился номер, мы исполняли другие. Особенно, по понятным причинам, полюбился зрителям канкан.

Но звезда с акцентом – это все же непорядок. Я взялась за нее вплотную. У меня в депрессняке не задерживаются. Когда с головой уходишь в работу, а вечером приходишь к себе в комнату и сил только на то, чтобы упасть лицом в подушку, – жалеть себя некогда.

На себе проверяла.

Полностью переводить ее в наш режим не стала, пусть живет, как привыкла. Только обязала завтракать со всеми вместе – ближе к закату. Она-то в это время ужинала, но какая разница, главное, за общим столом.

Сначала Шада тихой мышкой сидела в самом дальнем углу и только опасливо зыркала на всех шоколадными глазищами. Убедившись, что на нее никто не обращает внимания, никто с ней не заговаривает и мужчин ублажать не тащит, она понемногу успокоилась и начала прислушиваться к разговорам.

Я выполнила свою давнюю угрозу. За завтраком мы с девочками теперь обсуждали последние новости. Иногда, конечно, и сплетни тоже, не без этого. Но первым делом по очереди зачитывали отрывки из свежих газет и вместе вслух размышляли, к чему приведут эти новости лично нас.

Чаще всего мы дружно делали вывод, что к новым налогам.

Шада в обсуждениях не участвовала – стеснялась акцента. Замкнутый круг получался – не говорит, потому что стесняется, а без разговорной практики правильный выговор не поставить.

Выход подсказала Дениз. Она прознала о моих далеко идущих планах на звезду-солистку и пригласила Шаду в их с Маржолейн кружок певиц. Просто так, для собственного удовольствия. Они и еще несколько девушек из других борделей собирались пораньше вечером в законные выходные и исполняли что-нибудь хором, под наш рояль. Я иногда спускалась к ним – послушать, песню какую новую подсказать.

В один из таких мирных вечеров у меня родилась очередная идея.

Акапелла!

Вместо музыки – голоса. Вместо ритма – собственные ноги и руки. Последнее мы уже освоили. Но петь без аккомпанемента?

Чувствуя себя Вупи Голдберг, я построила девиц по голосам – от самых тоненьких сопрано до контральто Дениз.

– Ты будешь делать так. У-у! – приказала я незнакомой темноволосой девице, из конкурентов.

Она молча кивнула.

Я прошлась вдоль строя, выбрав в этот раз Маржолейн. Ей как раз фоном работать подойдет. Помурлыкает.

– Ты будешь говорить «Ло-о-ока, Ло-о-ока».

– А что это? – уточнила кокетливая блондинка с завидными формами.

Маржи себя любила, холила и лелеяла даже до моего появления, а теперь-то и подавно. Ни дня без маски, ни недели без маникюра. И правобережные поклонники, что характерно, вокруг нее вились толпами и за ее рабочие дни чуть ли не дрались. Вот что уверенность в себе творит!

– Не важно, – отмахнулась я, пытаясь быстро в уме переложить не особо связный текст полуиспанской-полуанглийской песни Шакиры на местный язык.

Может, вставить что из местного, спаннийского?

– Я буду задавать темп. Попробуем. Сперва ты…

Я обозначила ритм сначала ногой, потом добавила щелчки пальцами за неимением кастаньет. В нужный момент ткнула пальцем в темненькую. Она послушно, с выражением провыла:

– У-у-у!

– Лока, лока! – включилась по моей команде Маржи.

– Улет! Еще раз! – подбодрила я новообразованный коллектив.

Текст родился как-то сам собой. Вся прелесть Шакиры в том, что все эти Вака и Лока можно и не адаптировать: как говорится, непереводимая игра слов. Шада подсказала несколько слов на своем родном наречии, для антуража.

Так совместными усилиями мы создали новый номер. Я радовалась даже больше девочек – они потихоньку смелеют, приобретают большую автономию в мышлении. Уже не дерутся за то, кто солистка, а кто в подтанцовке, – творят вместе.

На достигнутом мы не остановились. У нас сложился необычный хор, но кто-то же должен был и танцевать? И Шада позвала своих соплеменниц. Их оказалось удручающе много в борделях. Кто-то сбежал сам, считая, что такая работа лучше, чем горбатиться за еду у аристократов, кого-то продали за долги. Ну, не продали – передали их контракт. Суть та же.

Постановку танца я в основном предоставила им самим. Только иногда