Двойка чаш. Приворот из гримуара - Мара Санкта
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тристан замер на мгновение, словно давая своим словам осесть на земле, усыпанной недавно оттаявшими потускневшими листьями и россыпью грибов. Он обвел взглядом поляну, устремил его на небо, и затем вернул его к Эстер.
— Конечно, светлые маги… — продолжил он, и его голос стал мягче, словно он пытался рассказать поучительную сказку, — они великолепны в своей службе благому делу. Только они, беспрекословно верные, могут действительно осветить мир. Но такие, как ты, Эстер, обладают уникальной перспективой. Способностью проникнуть туда, куда Церковь не может. В самое сердце врага, в самое ядро тьмы.
Он взял паузу, улыбка его стала хищной, и в его глазах зажглась искорка, несвойственная здоровому человеку.
— И ты понимаешь уже, что перед тобой — не рядовой Инквизитор, — Тристан вдруг расправил плечи, и его силуэт показался на мгновение более ловким, хитрым, чем мог бы быть у простого слуги Церкви. — Лис-оборотень в клериканских одеждах — кто бы мог подумать? Меня невозможно заподозрить.
Он остановился перед пленницей, и острый взгляд его пронзил ее, как бы насмешливо отмечая их сходство.
— Но ведь именно такие как мы, способные принять чужое обличье, могут стереть грань между светом и тьмой, между добром и злом. Мы можем служить цели, более великой, чем простое противостояние… мы можем стать точкой баланса.
Ирви, до этого момента с интересом наблюдавший за сценой, нахмурился, но не посмел перебить. В его взгляде появилось недоумение; похоже, когда они планировали нападение, обсуждали какой-то другой курс действий.
— Так что, милая Эстер, — закончил он, — перед тобой открываются невероятные возможности применить эту несчастную каплю тьмы в своей душе, чтобы соблюсти баланс… или чтобы его нарушить во имя Церкви. По сути, ты станешь одной из Инквизиторов — без официального сана, конечно. Все же ты, — он скривился, не скрывая презрения, — женщина.
Ирви сделал шаг вперед, его лицо исказила тень гнева и возмущения. На мгновение казалось, что ветер притих, чтобы послушать его слова, так они звучали зловеще и резко против проповеди слуги святых сил.
— Что это значит, Тристан? — его голос был наполнен ядовитым укором. — Ты хочешь вербовать ее? В Инквизицию? — он рассмеялся, но в его смехе не было радости, лишь оттенки скрытого безумия. — Ты не понимаешь, что она должна умереть? Мы же договорились! Ты пообещал, что отдашь ее мне, и я смогу поглотить ее силу!
Ирви обернулся к Эстер, его глаза пылали жаждой мести и мощи.
— Я должен стать сильнее Кейна. Она не может жить, Тристан. Ты же знаешь, что она слишком опасна, чтобы оставить в живых.
Тристан откинул голову назад, и его смех был мягок и спокоен, как будто он находил забавным недопонимание юного некроманта.
— О, Ирви, — сказал он, в его голосе прозвучало нечто отцовское, словно он утешал неопытного ребенка. — Неужели ты думаешь, что я действую без разрешения? Церковь всегда ценила полезные ресурсы. Иногда… иногда потенциально опасные элементы стоит обратить в свою пользу, а не уничтожать.
— Ты хочешь помешать мне, — медленно, вкрадчиво произносит юноша, сжимая пальцы вокруг посоха. Дает ему еще шанс исправиться, понять свою ошибку.
Тристан шагнул в сторону Ирви, и в его движениях было нечто звериное, чересчур плавное.
— Не будь глупцом, — продолжал он, его голос был так же холоден, — ведьма может стать ценной. Она проникнет туда, куда ты никогда не сможешь. И мы будем контролировать ее каждое движение. А ты… ты станешь сильнее по-другому. Есть другие пути… которые не включают убийство тех, кто может служить нашему делу.
Ирви стоял, клокоча от ярости, его рука судорожно сжимала посох. На мгновение казалось, что он готов броситься на Тристана, чтобы утолить свою жажду власти. Но он сдержался — то ли из страха, то ли из расчета.
Инквизитор кивнул, в его глазах мелькнула тень одобрения — он был мастером манипуляций, мог управлять эмоциями других так же ловко, как и своими превращениями.
— Ладно, Ирви, — сказал он тихо, и каждое его слово казалось взвешенным и продуманным. — Я предложу тебе компромисс. Ты сможешь провести над Эстер ритуал Раскола. Ты возьмешь часть ее магии, часть того, что делает ее столь ценной для нас обоих, но ты оставишь ее в живых.
Ирви внимательно посмотрел на оборотня, пытаясь понять, где подвох. Но казалось, что компромисс будет выгоден обоим. Эстер, конечно же, не спросили. Сейчас она была не больше, чем жертвой на алтаре чужих амбиций.
Некромант, возбужденный одобрением священник, уже приступил к подготовке. Он начертал вокруг бессильно лежащего тела Эстер сложные мистические символы. Его глаза почти светились от предвкушения мощи, которую он собирался украсть. Он был как ребенок, которому позволили прикоснуться к запретному — его счастье было ярким и ядовитым.
Тристан стоял в стороне, его лицо оставалось неподвижным, но в его глазах таилось что-то непонятное, странное выражение, в котором переплелись холодный расчет и тени глубокой задумчивости. Пока Ирви, поглощенный своим темным ремеслом, сгорбился над землей, внимательно чертя последние символы ритуала, лишь глаза Инквизитора следили за юношей; он выглядел, как хищник, который терпеливо наблюдает за своей добычей.
И тогда, неожиданно и бесшумно, он вытащил из-за пояса своей белой рясы длинный кинжал с рукоятью, украшенной символами веры. Ирви не слышал ни звука, не чувствовал никакого присутствия за своей спиной до того момента, когда холодное лезвие вонзилось в его шею. Кинжал пронзил кожу, мышцы и сухожилия с леденящей точностью. Острие кинжала вышло с другой стороны, оставляя зияющую, смертельную рану.
Ирви обернулся, его глаза были полны недоумения и боли. Он пытался заговорить, но все, что смог выдавить, — это глухой хрип, когда его собственная кровь заполнила легкие.
— Инквизиция не прощает неповиновение, — произнес Тристан тихо, но его голос был неумолим, как приговор. — И уж тем более не терпит жажды выгоды и гордыни. Твои желания стали твоей петлей, Ирви.
Некромант рухнул на землю, кровь бурным потоком выливалась из раны, окрашивая мерзлую траву в темный, почти черный цвет.
Тристан обернулся к Эстер; ни сожаления, ни радости не было в его чертах — лишь удовлетворение от выполненной работы. Он знал, что сила должна быть в правильных руках, и Ирви, с его темными и детскими амбициями, никогда не мог бы стать тем,
