Воин султана - Бейтс Болдуин

— Я вижу, ты ничего не понял. Так вот: все это дело в Тафилелте было задумано, чтобы обмануть тебя — тебя и султана, самого Мулаи Исмаила. Хорошо задумано и еще лучше исполнено! Еще задолго до того, как ты здесь появился, Зайдан имел виды на трон султана, и его поддерживала мать — чернокожая красотка, фаворитка Исмаила — Зидана. Когда ты нарушил его планы в Сале, он окончательно раскатал губу. Султан не дурак! Он все прекрасно понял, и с твоей помощью Зайдан надолго попал в его черные списки!

— Но как же он осмелился?..

— Осмелился?

Клюни отхлебнул еще глоток.

— Так же, как ты и я: он отлично знает, что у Исмаила короткая память. Зайдан знал, насколько ты преуспел, какого положения достиг, и понимал, что именно в тебе таится главная опасность для него. Поэтому, когда Зидана написала, что склоняет султана в его пользу, он поднял восстание в Тафилелте, чтобы устранить тебя с дороги.

— Но как же он смог вернуться сюда?

— Ха! Разве ты не помнишь, что никто в пустыне не видал лица закутанного человека? Он обошел тебя сзади с небольшой группой приближенных, сбросил покрывала и помчался прямо сюда! Пока ты разыскивал его в Тафилелте, он был здесь, за твоей спиной, и улаживал свои дела. Султан и не подозревал, что закутанный мятежник и его сын — одно лицо.

— Ты хочешь сказать, что он и сейчас здесь? — недоверчиво спросил Дик.

— Ха! — Клюни покачал головой. — Я разве не сказал, что Зайдан тоже не дурак? Он успешно вкрался в доверие к старику и получил назначение правителем провинции Сус, а также титул главного адмирала Агадира!

— Он ускользнул у нас меж пальцев! — простонал Лерон Сол.

— Брось! — вмешался Клюни. — Не вини себя. Если я не ошибаюсь, этот человек перехитрил сам себя. На некоторое время он хорошо устроился, но провал неминуем!

— Что ты имеешь в виду? — спросил Дик.

Клюни захихикал.

— Я-то знаю, только сейчас не могу сказать точно, как это случится. Но Зайдан, наверное, не сможет удержаться от поборов и воровства и рано или поздно покажет зубы. Думаю, что скорее рано, чем поздно, потому что это самая беспокойная провинция в империи.

Он поднялся.

— Погоди минутку! — воскликнул Дик. — Как ты думаешь…

Клюни обменялся взглядом с Маллиганом и рассмеялся.

— Нет-нет! Большего я предсказать не берусь! И так уж меня занесло — я оборвал все поводья. Майк, ты идешь?

Рыжебородый ирландец с трудом поднялся на ноги; было ясно, что, пока Дик говорил с Клюни, Майк Маллиган времени даром не терял.

— Я понял не больше, чем ежели бы вы говорили по-латыни, — пробормотал он, — но если нужна моя помощь — всегда готов!

К словам Клюни добавить было нечего. Он точно описал тактику Зайдана и вполне достоверно предсказал будущее. Дика, правда, удивляло, что, Зайдан, налаживая отношения с Исмаилом, не постарался одновременно подорвать положение самого Дика, а, судя по горячей встрече, оказанной султаном, он этого явно не делал. В конце концов, Дик предположил, что Зайдан не считал свою позицию достаточно прочной, и потому не тратил усилия на то, чтобы навредить другим. По-видимому, он решил, что Дик не самая крупная фигура и с ним можно будет разделаться и позже, укрепив собственную репутацию.

Но даже если это было так, и, как предсказывал Клюни, Зайдан рано или поздно выдаст себя, оставалось только ждать. Он не мог обратиться к Исмаилу и предупредить его об измене сына, потому что даже менее подозрительный монарх, чем Исмаил, приписал бы это зависти. В данный момент звезда Зайдана стояла высоко, и они ничего не могли предпринять против него, так как обратили бы гнев хозяев прежде всего на себя. Даже посылать Сола в Сус, Тарудант или Агадир — порт, пользовавшийся славой пиратского гнезда — было опасно. Сол, человек горячий, мог попытаться нанести удар раньше времени, что позволило бы врагу снова ускользнуть от них.

К счастью, и дома было чем заняться. При всей своей покорности закону Пророка, Азиза была подвержена естественной человеческой ревности. Наложницы из кадема в ее глазах значили мало. Но ей оказалось нелегко должным образом примириться с соответствующим указанием Корана и принять другую жену в доме, где до сих пор властвовала она одна. Конечно, Азиза по-прежнему оставалась старшей — первой женой — и должна будет оставаться ею, если только Дик не решит развестись с ней простым мусульманским способом, указав на нее и произнеся единственное слово развода: «Таллак!» Тем не менее, появление Зобейды ее возмутило, а скрывать свое возмущение — не в природе мусульманской женщины. Так что дни несколько оживлялись перебранками и скандалами, и в течение нескольких месяцев Дик не скучал, несмотря на медлительный ход времени.

Миновало короткое лето, пришла и проскользнула осень, и спокойствие стало становиться напряженным. Хотя Дик с пристальным вниманием следил за всеми сообщениями с юга, пытаясь уловить, когда Зайдан снова примется за свои фокусы, не было и намека на что-либо подобное.

Но Клюни говорил не просто так, и Дик прекрасно это понимал. И то, чего Гленгарри не сказал вслух, было не менее важно. Например, с течением времени стало ясно, что Абдаллах очень опасается за себя и не прочь бы при малейшей опасности поставить Дика во главе карательных сил. Другим признаком глубинных течений, шевелящихся под сонной, спокойной с виду поверхностью придворной жизни, было растущее напряжение в Дар эль-Махзене. Почти неуловимо образовывались кланы. Два старших брата Абдаллаха — если только они действительно были старшими — Ахмад эд-Дахеби из касбы Тадла, и Абд эль-Малик из Уэззана, прибыли из своих отдаленных районов, а младший брат, Мохаммед — из Уджды. Цель их визита состояла якобы в том, чтобы посовещаться о делах государства, но Дик замечал, что в их халифатах все спокойно. От его внимания также не ускользнуло то, что за последний год Исмаил сильно состарился. В свете всего этого султан был вынужден по-новому взглянуть на происходящее. Он знал, что Зайдан считает себя одним из первых претендентов на наследование, хотя его истинное положение представлялось неясным.

Возможно, эта самая неясность и повлияла на его назначение в Сус. Исмаил мог почувствовать нависшую над ним угрозу и применить хитрость, отправив опасного сына подальше, откуда тот не смог бы быстро добраться до Мекнеса, и одновременно дав ему возможность провоцировать беспорядки, чтобы выдать себя. Как бы то ни было, остальные наследники проводили зиму во дворце, и Дик, изучив их, остался недоволен. Он любил Азизу, но сомневался, что ее отец Абдаллах способен стать сильным правителем, хотя, несомненно, принадлежал к лагерю султана. Мохаммед, самый младший, был тихим, робким, уклончивым — Дик решил, что он почти дурак, хотя пришло время, и он стал самым просвещенным правителем Марокко из всех известных за много столетий. Двое других, Ахмад эд-Дахеби и Абд эль-Малик, представляли наиболее серьезную опасность. Это были люди сильные, злонравные и коварные, и каждый имел силы, на которые мог положиться.