Воин султана - Бейтс Болдуин

Других офицеров подобрать оказалось не так просто. Большинство пленников, попадавших в Мекнес, были моряками. Немногие из них умели обращаться с лошадьми или что-то понимали в кавалерии. Но и моряк может этому научиться. Мужество и инициативность, верность и энтузиазм, некоторая бесшабашность — вот на чем основывался выбор. Пьер Буледрен, черноволосый стремительный француз, который никогда, казалось, не слышал слова «страх», был назначен каидом эль-миа, командиром первого батальона. Воленс Липарри, смуглый флегматик-венецианец — почти полная ему противоположность, отличавшийся, однако, тонким чувством юмора, — стал вторым каидом эль-миа. Командиры легких эскадронов также были весьма разнообразны: Була Хукко — воинственный чернокожий из Сенегала, Ханс Эдельман — белобрысый голландец, спокойный, молчаливый, пока не выпьет, но в драке настоящий лев; Сива с оливковой кожей и голубыми глазами — бербер с севера. Пепе Рейес и Гил Гон салес — жизнерадостные испанцы; Оуэн Конвей — суровый чернобровый уэльсец, а Жоао Перрейра и Педро Ваз — стройные темноглазые португальцы.

К середине Сафара, когда мундиры были скроены и сшиты, полк размещен на квартирах и получил довольно щедрую плату из султанской казны, Дик решил, что довольно преуспел в достижении идеальной цели, к которой стремился, создав военную силу, которая последует за ним, куда бы он ни повел; хоть в челюсти ада, хоть в преисподнюю, если потребуется. К концу Джумада-эт-тани, шестого месяца, он счел, что воины уже вполне готовы к делу, и надеялся, что им не придется ждать слишком долго, чтобы не растерять боевой дух. Обо всем этом он и доложил Мулаи Исмаилу. Но, согласно заветам Пророка, до месяца Раджаб следовало по возможности избегать войн, так что предстоял еще месяц ожидания, учебы и ворчания. Но в первый день Шаабана, как и обещал Исмаил, они получили приказ и отправились показать себя.

Не стоит думать, что в это время остальная жизнь стояла на месте, Азиза, конечно, забрала в свой дом некоторое количество рабов и слуг из отцовского дворца; и, по крайней мере, вначале ведение хозяйства была для нее новым развлечением. Но к концу Рабийа-эль-Аула, через четыре месяца после свадьбы, когда тело ее стало полнеть, это ей несколько надоело. Наблюдать за делами, расспрашивать женщин, ходивших на базар, распоряжаться об обеде и заботиться еще о множестве мелочей, без которых невозможно наладить домашний обиход — это все, в общем-то, входило в ее обязанности. Муж ее — важная персона, служит самому султану, он женат на принцессе крови, и ему вполне подобает завести управляющего — человека, который мог бы и гостям показаться, и нерадивого слугу отлупить, если понадобится. Больше того: он мог бы вести счета, что особенно нагоняло на нее тоску.

К счастью, это была небольшая трудность. Дик мало разбирался в мавританских способах ведения домашнего хозяйства и, как только вопрос возник, сразу нашел решение. Лерон Сол уже почти выздоровел, и Дик задумывался, куда бы его пристроить. В вояки он не годился. Но Дик помнил, что мулат был отличным домоправителем. Сол, польщенный, все же продолжал ворчать, поскольку Зайдан до сих пор не был пойман. Дик напомнил, что их общий враг находится неизвестно где.

— Подожди еще, Лерон, — сказал он. — Я тоже не забыл!

Все было устроено. Но возникла другая сложность, обнаружившая, насколько медленно Дик привыкает к новому образу жизни. В начале Раджаба, когда приказаний от Мулаи Исмаила оставалось ждать еще около месяца, Дику казалось, что все в доме благополучно. Лерон Сол быстро наладил дела внизу, и Азиза, в женских покоях, над высокой лестницей, была страстной и полной нежности, хотя уже порядком округлилась и походила на корабль под всеми парусами, из-за чего временами расстраивалась. Но однажды вечером Дик пришел к жене, чтобы составить ей компанию, ободрить и развлечь, и нашел ее унылой и подавленной. Она не пришла прилечь рядом с ним на диване, не стала гладить его волосы, а уселась отдельно среди подушек, надутая, как ребенок, что, в общем-то, не странно было, поскольку недавно ей исполнилось всего шестнадцать лет. Однако это было на нее не похоже, и Дик встревожился.

— Я чем-нибудь обидел тебя, Азиза?

Она быстро взглянула на него и снова опустила взгляд на свои руки, тоже ставшие полными и округлыми.

— Нет… Нет, господин мой Хасан, но…

— Но что, Азиза? — улыбнулся он.

— Да — но, Хасан! — продолжала она смелее. — Мы женаты уже семь месяцев, и у меня большой живот. И все же я одна в гареме. Здесь нет других жен, с кем я могла бы поговорить. Нет ни наложниц, ни танцовщиц, чтобы развлечь меня, а я теперь не могу ничего делать, только лежать и спать. Но самое главное, здесь нет никого, чтобы доставить удовольствие тебе.

Дик глядел на нее, потрясенный. Ему не приходило в голову, что в ее мире такие мысли вполне естественны.

— Боже мой! Так ты хочешь, чтобы я…

— Я же не могу делать для тебя то, что делала прежде и буду делать снова. Так что совершенно правильно, если на это время…

Дик попытался возразить, но она мягко настаивала на своем.

— И, кроме того, йа Хасан, мне не следовало бы напоминать тебе, что ты важная персона. Я воспитана в гареме и знаю, что могут болтать языки. Среди женщин пойдут разговоры. Они станут говорить, что ты не мужчина, если тебя может удовлетворить лишь одна женщина, даже когда она тяжела ребенком. Я-то знаю, что это не так. Я знаю твою силу, твою нежность и крепость твоего тела. Но что такое один мой голос против остальных, подобных ивовым листьям на ветру, и каждый шепчет и болтает? Другая принесет тебе то, чего сейчас не могу дать я — и я буду ублажать тебя, когда настанет ее очередь. Человек в твоем положении должен иметь несколько жен и других женщин в своем кадеме!

Когда Азиза ушла, он долго размышлял над ее словами и в отчаянии замотал головой, поскольку никак не мог увязать это с представлениями, которые еще оставались у него от прошлой жизни. Было еще рано, и Дик поднялся, позвал мальчика, чтобы тот нес перед ним фонарь, и отправился в дом Клюни, где за стаканом горячего сладкого чая доверил другу свои проблемы. Когда он закончил, Клюни расхохотался.

— Другая земля, другие обычаи, парень! Твоя девчонка обожает тебя, хотя и на свой манер. Разве ты не понял, что она пыталась тебе втолковать? Здесь не особенно почетно для мужчины, особенно занимающего такой пост, как твой, иметь только одну жену и ни одной другой женщины, которая могла бы ублажить его, если ему захочется. Действуй, приятель! Последуй ее совету. И всегда имей в виду: раз уж ты в Марокко, надо поступать так, как все мавры!

Совет друга мало утешил Дика. Он до сих пор вспоминал об Эжени с ностальгическим чувством утраты, но любил и Азизу, и ему не хотелось, чтобы в их отношения вмешался кто-то еще. Его вполне устраивало существующее положение вещей, и он вовсе не хотел ничего усложнять. Но, чем больше он думал об этом, тем больше начинал понимать, что выбора у него нет.