Воин султана - Бейтс Болдуин

Дик задыхался от волнения, не зная, отказаться ли с презрением или пасть на колени, умоляя избавить его от этого брака. Но он уловил выражение лица Исмаила и понял, что возражения не принесут ничего хорошего: он должен жениться или умереть.

Протянув руку, он принял темные пальчики из руки императора, низко поклонившись и стараясь говорить с благодарностью.

— Ва Аллах, йа Мулаи Исмаил! Эль хамдуиллах! Да будет благословен Аллах!

Исмаил отошел и махнул имаму, выступившему вперед. Что говорил высокий тонколицый человек с длинной седой бородой, Дик не запомнил. Но когда тот тоже отошел, призывая благословение Аллаха на счастливую чету, до сознания Дика дошло, что он и эта женщина стали мужем и женой.

Маленькая темная ручка, чуть пожав его руку, выскользнула и скрылась за занавесками. Подошли носильщики, подняли аммарийю и понесли прочь из комнаты.

Дик, словно в бреду, смотрел, как они уходят, гадая, что же последует дальше. Но его растерянность усугубилась новым взрывом музыки, грохочущей и завывающей, показавшейся ему еще более неблагозвучной, чем прежде. Все собравшиеся гости бесконечно долго толклись вокруг Дика, смеясь и болтая, и он решил, что это время специально отведено на то, чтобы каждый мог подойти и сказать ему пару теплых слов. Когда все кончилось, голова его гудела от множества цветистых поздравлений.

Затем наступило время провожать новобрачного домой. Впереди шествовали музыканты, извлекая из своих инструментов оглушительные звуки, а когда процессия вышла на широкий двор, Дик увидел, что их ожидает множество коней, слуг и мальчиков с фонарями. Все сели на коней. Исмаил и Абдаллах ехали сзади, предоставив молодому человеку быть героем торжества, и под грохот и рев музыки, между двух рядов солдат, стоявших плечом к плечу вдоль всего их пути, они прибыли к тому дому, который Клюни показывал Дику утром.

Дверь была широко распахнута. Несколько человек выступили вперед, под руки сняли Дика с коня и провели внутрь и даже вверх по лестнице — до закрытой двери женского помещения. Дик решил, что они будут провожать его и дальше, до самой супружеской спальни, но, к счастью, это не было предусмотрено церемонией. Они остановились у входа и толкнули дверь. Тут же ловкие руки сдернули с него бурнус и хаик. Прежде чем Дик успел прикрыться, его весьма ощутимо подтолкнули, и он, споткнувшись, влетел в комнату. Дверь за ним тут же захлопнулась, и послышались голоса провожатых, желавших ему приятного вечера и дававших полезные, но неприличные советы. Затем они протопали вниз по лестнице, и Дик ощутил что-то вроде паники, потому что понял: настал самый ужасающий момент. Где-то в этом прохладном, выложенном изразцами покое его ждала невеста. Наконец он оказался с ней наедине.

Довольно долго после того, как стихли последние шумы, он стоял и прислушивался. Ни единый звук не нарушал тишины, Дик не спеша огляделся. Он находился в спальне, не особенно большой, но длинной. С одной стороны, за рядом стройных небольших колонн, открывался небольшой полукруглый балкон, выходивший на центральный двор. Другой ряд колонн отделял спальню от другой, большей комнаты, на противоположной стороне которой был еще один балкон, выходящий в сад. Через решетку виднелся серебристый ломтик луны.

Блеск луны и балкон неумолимо влекли его к себе. Дик медленно пошел вперед — нерешительно, сопротивляясь всем своим существом. Не хотел он становиться женатым! В происходящем была какая-то необратимость, а он не желал, чтобы здесь, в этой стране, что-то стало необратимым. Но перед ним неотступно вставало видение: маленькая ручка, юная, красивой формы, но очень, очень смуглая — почти черная в мерцающем свете сотен свечей в Дар эль-Хамра.

Направляясь к дальнему балкону, Дик прошел через изящную арку, погруженный в свои мысли, и не взглянул ни направо, где был альков, откуда маленькие двери по трем сторонам вели в другие помещения гарема, ни налево, на маленькую роскошную спальню. Он даже не заметил великолепного пышного ковра под ногами, приглушавшего шаги и скрывавшего холод изразцов. Выйдя на балкон, он всматривался в сад, залитый лунным светом, и ковер заглушил легкие шаги за его спиной. Только когда девушка тихим нежным голосом заговорила, юноша понял, что он не один.

— Мой… муж? — спросила она неуверенно, озадаченная. Ей говорили, что муж должен вести себя совсем не так.

Дик замер, захваченный врасплох, поняв, что настал решающий момент; отступать — значило нанести удар прямо в лицо Абдаллаху, но преодолеть гнев и неприязнь он тоже не мог.

— Нет! — воскликнул он, стоя неподвижно и упорно глядя в сад. — Уходи!

Девушка уставилась в его напряженную спину, в свою очередь, обескураженная.

— Я не понимаю тебя, Хасан эс-Саид. Таков обычай твоего народа? Я не знаю ваших обычаев, но сейчас мы вдвоем, и я твоя…

— Нет! Я не желаю брать то, что выбросил Абдаллах!

Теперь возмутилась она. У нее было достаточно гордости.

— Что ты говоришь? Как ты смеешь…

— Да, я смею! — перебил он ее с горечью. — Мне все равно, что со мной будет, но я не приму ни одной женщины, которая надоела Абдаллаху!

— Что это значит?

Девушку охватил холодный гнев, но она поняла: здесь что-то не так, и ей хватило ума, чтобы по-женски разобраться, в чем дело, и дойти до сути.

— Что с тобой, Хасан эс-Саид? Я твоя жена! И ни один мужчина…

Дик пожал плечами, все еще не желая взглянуть на нее.

— Между прочим, я даже не знаю твоего имени!

— Ты?.. — она задохнулась. — Ты не знаешь моего имени?

— Откуда? — проворчал он. — Никто не потрудился мне сказать.

К его изумлению, девушка засмеялась, даже как будто с облегчением, и смех ее был юным и звонким.

— Никто тебе не сказал?

— Никто!

— Тогда повернись, Хасан эс-Саид! — приказала она. — Повернись и посмотри на меня, потому что я красива. Я Азиза, твоя жена! Я Азиза, дочь Абдаллаха, и я смотрела на тебя глазами, полными любви, с того самого дня, как ты впервые вошел в дом моего отца. Это я дала тебе имя. И благодаря мне ты, отступник-руми, так высоко поднялся на службе султана — и даже породнился с семьей шарифов — потомков самого Пророка, потому что я просила за тебя и потребовала, чтобы тебя отдали мне!

Дик повернулся, испуганный — с дочерью самого Абдаллаха дело осложнялось еще больше.

И тут он впервые увидел ее, задохнулся и позабыл обо всем — перед ним стояла девушка, прекрасная лицом и телом, хотя ей было не больше пятнадцати лет. Мавританские женщины созревают рано, и Азиза бинт-Абдаллах не являлась исключением. Девушка была прямой, гибкой, стройной и очень аппетитной. Бедра и груди многообещающе круглились, живот соблазнительно белел сквозь тонкую ткань фарраджа. Черные волосы были тщательно уложены и причесаны, темно-карие глаза, большие и нежные, словно у газели, смотрели весело. Маленький рот чуть улыбался, очертания щек и подбородка свидетельствовали о чистоте крови. Кожа девушки была чуть оливкового оттенка, окрашенного нежностью розовых лепестков, а вовсе не темного цвета красного дерева, какой он себе вообразил!