Гибель великого города - Рангея Рагхав

Вдруг до них донесся голос Манибандха:

— Нет, нет, почтенный. Та певица была моей рабыней. Я дал ей свободу. Она ничего не знает…

Как ни напрягала Нилуфар слух, она не слышала ответа. Злоба душила египтянку. Лицо ее было ужасно. Донесся пьяный звон чаш. Кто-то затянул песню, несколько голосов стали вторить, но песня вскоре смолкла. Звонкий женский смех! Громкий хохот мужчин!

Нилуфар напряженно прислушивалась.

— Ты слышала? — спросила она Хэку.

— Да…

В это время тихий голос позвал:

— Хэка!

Хэка бегом бросилась к двери.

— Кто здесь?

По шепоту Нилуфар узнала управителя. И Хэка уже разглядела ночного гостя.

— Зайдем к тебе ненадолго, — бормотал тот. — Ведь Апап во дворце!..

— Нет, нет, сейчас нельзя, — в отчаянии говорила она.

— Нельзя? Разве сегодня ты не рабыня, а я… не управитель?

Он был пьян.

Хэка упрямо стояла в дверях.

— Тогда пойдем со мной…

Хэке пришлось уйти с Акшаем. Издалека донесся приглушенный смех рабынь. Они хорошо знали, о чем может говорить управитель наедине с рабыней.

Вскоре вернулся Апап. Он поставил кувшин с украденным вином на землю и огляделся. Хэки не было. Тогда он лег на солому лицом вниз. Кувшин так и остался нетронутым.

Нилуфар ничего ему не сказала. Сердце ее разрывалось от боли и гнева.

Глава тринадцатая

Тайна исчезновения египтянки оставалась неразгаданной. Дворец осмотрели несколько раз, обшарили все закоулки. Пронырливый и хитрый Акшай, доказывая свою преданность господину, собственными глазами осмотрел каморки рабов, но ему не удалось напасть на следы Нилуфар. Сам Манибандх обошел потайные места во дворце, а его усердные слуги объехали на колесницах весь город. Поиски были безуспешными.

Манибандх не мог понять, куда же пропала Нилуфар? Вряд ли у кого из горожан хватило бы смелости скрывать беглянку, весь Мохенджо-Даро трепещет перед высокочтимым купцом. И почему Нилуфар так поступила? Подобает ли ей, бывшей рабыне, равняться с благородными женщинами, выказывая гордость и самолюбие? Нилуфар клялась, что любит его, почему же она бежала из дворца? Красота и искусство дравидской танцовщицы прельстили его, но юная красавица уйдет так же легко как и пришла, а Нилуфар… Он любил ее… Что бы ни было, в его сердце осталось нежное чувство к египтянке и он простил бы ее, вернись она к нему с повинной…

Но Нилуфар не приходила. День сменялся ночью ночь — новым днем, — о ней не было никаких вестей.

А Нилуфар по-прежнему пряталась в соломе, в нескольких шагах от Манибандха. По вечерам она выходила из дворца, переодевшись мужчиной, а потом возвращалась на ночлег. Апап и Хэка делились с ней своей скудной пищей, а иногда ей улыбалась судьба, посылая лакомый кусочек, который удавалось стащить на базаре. Купить она не могла ничего, у нее не было даже медной монеты. Продать украшения, которые Хэка тайком принесла из ее комнаты, она не решалась, — на каждой из них было имя Манибандха. В руках бедняка такие украшения! Кому бы это не показалось подозрительным?!

Поглощенный думами, купец медленно расхаживал по залу. Из окна он видел, как вдалеке какие-то люди мерили землю, собираясь прокладывать сточные трубы для новых домов. Город разрастался. Богачи всех стран мира непременно желали выстроить в великом городе свой дом. Строились также огромные гостиницы с большими дворами внутри. В них мог остановиться всякий приезжающий в Мохенджо-Даро. Там всегда бурлила жизнь — прибывали караваны верблюдов, приезжали купцы, расхаживали гетеры. Город растет на глазах, но почему это не радует Манибандха?

Он отошел от окна и принялся ходить по залу. Потом вышел наружу. При виде господина рабы усердней принялись за работу. Из поварской доносилась тихая песня. Манибандх улыбнулся. Таков уж человек едва выпадет свободная минутка, он уже ищет какую-нибудь радость, подобие счастья! Счастье? Разве человек достигает его когда-нибудь? Единственное и истинное счастье — это отдых после тяжкого телесного труда…

Купец поднялся на верхнюю террасу плоской крыши. Отсюда был виден весь город. Невдалеке строился дворец. На бамбуковые леса медленно поднимались рабы, таща на спинах камни. Помахивая плетью, стоял надсмотрщик. Это супруг Вины строил себе жилище, которое ни в чем не должно было уступить роскошному дому Манибандха. Он был богаче остальных купцов города и изо всех сил старался сравниться с Манибандхом. Но высокочтимый только улыбался, глядя на его потуги.

Надсмотрщик ударил плетью одного из рабов. Тот подскочил от боли. Манибандх вдруг вспомнил, как однажды взвился от удара черный раб, с каким отчаянием он кричал: «Синдхудáтт! Почему ты так жестоко бьешь нас? Это же все не твое! Даже собака не стережет хозяйское добро с таким усердием».

Купец смотрел на копошащиеся внизу фигурки с явным удовольствием. Все это так далеко от него и вместо с тем так знакомо и близко. В его теле та же душа, душа Синдхудатта, когда-то избивавшего нерадивых рабов. Одно за другим наплывали воспоминания, — так побеги вырастают из семени. Вот он стоит с бичом в руке. Он — гроза для всех рабов! Раньше он сам работал на хозяина, но хозяин благоволил к нему, — он знал, что Синдхудатт не раб по рождению. Однажды ночью Синдхудатт убил хозяина и захватил его имущество. Слуги восстали против него, но одних он подкупил золотом, с другими жестоко расправился. Потом он избавился и от тех, кто оказал ему поддержку, поссорив их между собой. Накупив на деньги хозяина товаров, он отправился в дальние страны. Когда он вернулся, его звали Манибандхом. Синдхудатта люди забыли, да и кто мог помнить какого-то надсмотрщика?!

Бывший раб оказался очень ловким купцом. Торговля его все росла, расширялись торговые связи. Он умел заключать выгодные сделки. Манибандх не раз вспоминал своего хозяина. Тот был умным человеком и многому научил Манибандха, которого считал своим сыном. «Деловому человеку нельзя иметь мягкое сердце, — поучал он Синдхудатта свою беду. — Купец ни о чем не должен думать, кроме собственной выгоды и прибыли. Иначе его никогда не будут уважать. И плохо приходится тому, кто разбалтывает свои тайны». Ну что ж, разве Манибандх кому-нибудь рассказал о своем преступлении?!

Убийство!.. Не соверши он убийства, мир знатных никогда не принял бы его в свое лоно. Теперь же сам закон смиренно склонил перед ним колени! А ведь было время, когда Синдхудатт, как собака, кормился объедками. Однажды на корабле египтянин избил его до крови. Египтянин негодовал: как смел Синдхудатт, разговаривая с ним, вести себя вызывающе, как смел не поклониться ему? А сегодня? Сегодня весь мир у его ног.

Манибандх насмешливо улыбнулся, увидев бредущих по улице аскетов. Они не ведают гордости и славы, они отрицают богатство, а убийство считают величайшим грехом. Они против самой жизни, и потому не живут сами. Если убийство — грех, то почему всевышний позволил фараону создать на крови многих тысяч людей такую великую империю? Из-за богатств в мире постоянно ведутся войны. Но разве это неразумно? Богатства должны принадлежать тем, у кого есть разум. Если сын глуп, он не сумеет сохранить отцовское наследство, как бы велико оно ни было. Аскеты! Разве они живут? Для чего им стоять на голове и истязать себя? Чтобы обрести бесценное счастье рая? Там великий бог Махадев и богиня Махамаи заняты безмятежными играми любви, не ведая стыда, там бог-лингам…

К Манибандху подошел раб.

— Высокочтимый! — робко сказал он. — С верховьев Карсаравини прибыл купец, он просит допустить его к вам…

Манибандх недовольно поморщился.

— Скажи, чтобы пришел в другой час! Я, занят.

Раб удалился с поклоном. Манибандх опять стал рассматривать аскетов.

Но снова появился раб.

— Господин!

— Что тебе? Зачем ты здесь?

— О господин! — виновато сказал раб. — Я передал купцу ваши слова. Но он отослал меня обратно. Он говорит: «Ты — раб, и я тоже — раб своего господина. Если бы не нужда, я…»

— Хорошо, — перебил Манибандх. — Введи!

Купец вошел. Манибандх, с трудом узнав его, удивленно воскликнул:

— Арал! Ты? На кого ты похож?

Одежда Арала во многих местах была изодрана, сквозь дыры просвечивало тело. Он был чем-то огорчен и напуган. Глаза его беспокойно блуждали по сторонам. Манибандх взглянул на раба. Тот мгновенно исчез.

Вскинув руки, купец закричал с необыкновенным волнением:

— О высокочтимый! О высокочтимый!

— Что случилось, Арал? — спросил Манибандх. Что с тобой? На голове кровь? Кто тебя ранил? Где твой арабский скакун?

Арал упал на колени и обнял ноги Манибандха.

— Высокочтимый! Меня ограбили. Меня зовут Арал, то есть нечестный, но поверьте, я говорю правду. У меня все отобрали. Теперь я нищий, обивающий чужие пороги. Вы послали меня в далекие страны со своими товарами, но их отобрали грабители. Простите меня, господин!