Гибель великого города - Рангея Рагхав

Но нелегко было убедить горожан Мохенджо-Даро. Они упорно отстаивали превосходство своих богов. Кто сильнее в спорах, чьи вера и обычаи предпочтительнее, решить было трудно. И Амен-Ра предложил устроить диспут, пригласив иноземных гостей в свой пышный дворец.

Первым завел речь о богах Ашарат, виночерпий досточтимого Амен-Ра. Он рассказал предание о начале Египта. Сами египтяне называют свою страну Кеми, что значит — «черная земля». В далекие времена страной Кеми правили не люди, а боги, самым главным из них был Хешар, иначе — Озирис. Ему служили бог огня Птах, бог солнца Ра, бог воздуха Шу, бог войны Сэб, бог ветра Сети. Все жили счастливо. Природа не скупилась на дары. Ведь нужда приходит тогда, когда люди отдаляются от богов. И так боги правили землей тринадцать тысяч девятьсот лет. В каждый солнечный год бог Ха-Пи четырежды меняет свой цвет. Иногда в пору жатвы его жаждущий язык поднимается до самых верховий и забирает всю пищу людей. Разбившись на пять потоков, Ха-Пи уходит в океан, не оставляя ничего людям. Как объясняли древние мудрецы, это была дань за драгоценную черную землю, приносимую водой. Верховные боги передали Кеми младшим богам во главе с Менесом. Их правление продолжалось четыре тысячи лет. Убедившись, что люди не нарушают установленных обычаев, Менес передал власть в руки фараонов.

— Все наши богатства — щедрые дары предков, — торжественно произнес старый Амен-Ра.

С этим согласились все. Можно ли не почитать предков? Ведь их больше, чем живущих ныне людей, и все они передали свою силу потомкам, чтобы те прославляли их имена. Не все души попадают в рай, многие снова рождаются на земле, потому что день справедливого суда далек. Души могут переселяться несколько раз; подобно каплям дождя, падающим с неба, они вливаются в мировой океан, а потом снова притягиваются в небо богом солнца Ра…

Вошел Баяд. Некогда он был рабом, но благодаря своему необыкновенному уму сумел разбогатеть. О нем с уважением отзывались, несмотря на его низкое происхождение, не только самые богатые купцы и монархи Египта, но и знатные люди Шумера и Элама, Хараппы и Киката! Годы согнули его плечи, брови поседели, но до сих пор сохранил он свое красноречие, которым подчинял себе самых суровых и непокорных воинов. Когда Баяд заговорил, все почтительно умолкли.

Баяд стал говорить об иудейской вере. В его голосе слышалось раздражение. Эти иудеи много кричат о своем «едином» боге, но объяснить ничего не могут. Только и слышишь от них, что они — «единого бога потомки». А спросите: «Кто же мы? Чьи мы потомки?» Они высокомерно ответят: «Только иудеи — избранный богом народ». — «А остальные?» — «Мы не знаем. Если вы не понимаете нас, это наша вина, но не «его».

Красные воды Ха-Пи не так шумят, как эти седобородые старики. Но они не могут объяснить свою веру. Почему? Потому что она ложна. Разве может быть бог «един»? И если они, иудеи, его потомки, значит, бог — человек, значит, «он» тоже совершает грех совокупления?

Ведомо всем, что рождению предшествует совокупление. Опыление цветов отлично от соития человека и животных, но это тоже совокупление. Если цветы совершают грех, значит, существует грех и для богов.

Мудрецы великого города удовлетворенно закивали головами. Слова Баяда, сказали они, — истина. Во всем есть и мужское и женское начало. Мужчина — высшее существо. С его соизволения существует все вокруг. Его природа — горение и отречение. Его суровость — не всеразрушающий гнев, а спокойствие и могущество созидания. Великий бог Махадев, который всех выше, является носителем мужского начала. Жена его Махамаи пробуждает великого бога, и их любовная игра дает толчок всему движению…

— Но, кроме женского и мужского, есть доброе и злое, — пустился в рассуждения Амен-Ра. — Добро и зло борются друг с другом. Они составляют такое же единство, как мужчина и женщина. Иногда побеждает одно, иногда — другое. Почему наступает день? Потому что солнце побеждает мрак. Почему вслед за днем приходит ночь? Потому что мрак одерживает верх над солнцем. Из этого следует, что и зло и добро обладают равными силами.

— Нет, — возразил жрец великого города, — зло сильнее.

— Как же так? — удивились египтяне.

— Когда встает солнце, мрак рассеивается, чтобы выстоять перед врагом, — ответил им мудрец Мохенджо-Даро. — Он таится за каждой былинкой, и солнце, даже сломав ее, не может уничтожить мрак. А солнце прячется подобно шакалам и гиенам, которые всю ночь визжат и шумят, а на рассвете трусливо скрываются в норах.

— Но есть младший бог — Луна… — возразили египтяне.

В спор вмешались аравийские купцы:

— Луна — не младший бог!

— Нет! — говорят египтяне. — Если это так, то почему Аравия стала страной, подвластной Египту?

— Ваш бог Птах, — возражают аравитяне, — живет с женой Пашт, сестрой Башт и сыном Нефертумом на небе. Он видит, как солнце разбивается на созвездия, а едва наступает рассвет, эти куски снова собираются в единое целое и начинают ярко светить. Почему бог Птах, обладая столь могучей силой, равнодушно взирает на то, как солнце рассыпается на созвездия? Ведь от одного его возгласа дрожит земля. Почему он допускает, чтобы закрывался на ночь неувядаемый лотос с пчелой внутри на голове Нефертума, его сына?

— О богах трудно говорить, — вступили в спор мудрецы Мохенджо-Даро. — Знание наше несовершенно, и боги дают нам лишь крупицы его, оставляя океан неизвестного сокрытым от людей. Только за праведную жизнь они могут открыть какую-нибудь тайну жрецам и отшельникам.

Мудрецы снова заговорили о причинах движения.

— Есть сила явная и сила скрытая, — объяснял жрец великого города. — Свет огня явен, а тепло в утробе земли скрытое. Таким же образом мужчина — явная сила, женщина — скрытая. Новое рождение явной силы происходит с помощью скрытой силы. Росток вырывается из земли, потому что в земле есть семя. Женщина — не полна, но и мужчина — не полон. Если нет одного из них, то линия жизни не может продолжаться. Подобно тому как налет саранчи губит поля, семя мужчины, уничтожив скрытое, принимает явную форму и проявляет самое себя. Но неявное снова накапливает свою силу. Помогает ему в этом Время, раб великого бога. Только в состоянии полной отрешенности от всего земного, в неподвижном созерцании самого себя и мира человек освобождается от действия времени. Тогда время останавливается, и для счастливого йога уже нет разницы в том, что было, что есть и что будет. Но пока человек находится в колесе действия, он связан этими тремя временами…

— Но возможно ли, — спрашивают египтяне, чтобы душа была свободна выбрать дорогу, словно путник? Ведь все в этом мире предопределено! Однажды родившись, человек уже не может снова родиться таким же образом и в том же облике. Приход и уход из жизни — суровое наказание даже для благочестивого. Душа переходит из одного тела в другое, ей нигде нет отдыха. Даже испытав ужасные муки ада, она не умирает. Ей суждено и спать на шипах, и гореть в языках пламени. Даже самые великие цари трепещут при виде устрашающих псов, стоящих в преддверии ада: у них окровавленные когти и острые зубы. Нетерпеливо высунув язык, они ждут появления новых жертв. Но душа должна вынести все. Великий фараон после смерти до пришествия судного дня имеет в своей усыпальнице пищу и рабов. А дальше? А дальше он уже ничем не отличается от обыкновенных смертных. Его душа блуждает в мировом пространстве…

— Владыка-фараон может построить пирамиду в Гизэ, — заговорил один из жрецов Мохенджо-Даро. — Но он ничто перед богом-лингамом. Величие лингама беспредельно. Бог-лингам создает самого человека, вырастающего из семени. Его созидательная сила неуязвима. Только лингам единственная первопричина созидания.

В мире создаются горы, океаны, пещеры, леса. И везде нужны мужское и женское начало, чтобы возникло новое. Как от соединения земли и неба рождается горизонт, так от союза двух людей является на свет дитя. Будь женщина прекрасна или безобразна, она до тех пор не сможет родить, пока не станет почитательницей бога-лингама. Все, что рождается и что умирает, — его дар. Без лингама не может быть ни бога, ни сына бога. Он — и безграничное сладострастие и воздержание, жестокость и прощение, радость и отвращение, он — причина, он — действие, он — результат…

Раньше великий Махадев и Махамаи, — продолжал жрец, — существовали в едином облике, но когда Махадев задумал создать мир…

— Зачем? — спросил кто-то из иноземцев.

— Чтобы проявить безграничную милость…

Медленно соображавший шумерский воин не удержался от глупого вопроса:

— Милость к кому?

— К человеку! Да, человек прежде всех. Махадев отделил от себя Махамаи, чтобы сотворить мир. Если бы рождение целого произошло в неподвижности, то оно так бы и осталось единым. И если бы Махадев и Махамаи не разделились, то между ними не было бы никаких различий, не было бы и желания, не было бы и сладострастия. Тогда не мог бы возникнуть жизненный трепет и наступила бы смерть для всех. Ныне же все находится в равновесии — и жизнь и смерть.