Мореход - Александр Белый

Таким образом, на подъезде к перевалу они навели порядок и убрали место боя, оттащили и сбросили в пропасть погибших людей и лошадей. Горбатый северянин при этом всем подельникам категорически запретил потребление вина до наступления сумерек, и они его слушались. Впрочем, жизненные сумерки наступили много раньше, чем они могли себе представить: на их радость и беду в поле зрения появился наш караван.

После скоротечного и жестокого боя мы с Иланой покинули позиции и перебежали к месту у скалы, где ранее прятались разбойники. Удостоверившись, что все они лежат бездыханно, а наши воины живы, мы стали осматривать окрестности.

— Посмотри вниз на полдесятого, там кто‑то есть, — сказала Илана.

Включив на экране монитора ПК (лицевой щиток тактического шлема) функцию тепловизора, в указанном направлении буквально в двадцати метрах от нас за грудой камней заметил тёплый оранжевый бугорок. Действительно, кто‑то выглянул из‑за камня и спрятался.

— Эй! Вылезай быстро! Да, тебе говорю, не прячься, иначе сейчас получишь болтом в спину!

Вначале показалась лохматая голова с измазанным угрюмым детским лицом, затем появился весь мальчишка лет десяти в грязной и изорванной одежде.

— Ты кто? — спросил у него.

— Жок, — испугано ответил он. Это имя было названием местного мангуста–змеелова, аборигены считали его священным животным.

— Ты что здесь делаешь?

Он отвел взгляд и указал рукой на вражеский лагерь:

— Там моя мама и сёстры, Лета с Милой.

Илана в это время откинула лицевой щиток, переступая через камни спрыгнула с невысокого карниза, закинула арбалет за спину и махнула мальчишке рукой:

— Ну, чего стоишь, пошли к маме! И к сёстрам!

Мальчишка настороженно подошёл, зябко скукожившись от холода, но что‑то увидев в глазах Иланы, развернулся и заспешил к повозкам. Несмотря на солнечный день, из‑за перевала задувал ледяной ветер, даже не представляю, как этот холод переносят связанные обнажённые женщины.

Выглядели они очень плохо, и это мягко сказано: во всех без исключения посинели губы, а на теле каждой виднелись жёлто–фиолетовые пятна от побоев.

— С разбойниками покончено, вы свободны! — сказал громко, чтобы услышали все.

Безразличное выражение лица старшей женщины, привязанной спиной к тележному колесу, вдруг ожило, из опухших глаз потекли слёзы, она оглянулась по сторонам, увидела мальчишку и тихо промолвила:

— Жок, сынок, ты жив.

Привязанные к колёсам соседней арбы девочки с уже довольно сформировавшимися вторичными половыми признаками, тоже подняли головы и стали тихо шептать:

— Жок, Жок.

Совсем молоденькая девчушка с такими же персикоподобными грудками и небольшими прыщиками сосков, как и у моей Иланы, на происходящее не реагировала никак, вероятно была в бессознательном состоянии. Когда я обрезал на ней ремни, то почувствовал подмышкой жар тела.

— А здесь высокая температура, — сказал Илане, которая в это время освобождала от пут стоявшую на коленях красивую спортивно сложенную женщину с характерными мозолями на руках, вероятно воительницу.

— У нас в аптечке есть антивирусный комплекс и противовоспалительный коктейль, будем надеяться, что этого хватит, — ответила она.

Освобождённая воительница не смогла разогнуться и свалилась на бок, её тело было истерзано больше всех и выглядело, как сплошной синяк, между тем у неё единственной из всех пленниц взгляд был острым и осмысленным.

— Что с ней? — едва шевеля разбитыми губами, спросила она, указав глазами на бесчувственную девочку, пульс которой в это время щупала Илана.

— Тоже, что и у вас, порвано всё спереди и сзади, — ответила она, — тем более, на таком ледяном ветру заболеть ничего не стоит.

После этих слов воительница уронила голову на землю и закрыла глаза, минуту полежала, громко скрипнула зубами и прохрипела:

— Это моя дочь.

— Я вижу, — тихо сказала Илана.

— Вы ведьма? Видящая?! — встрепенулась воительница, — Моя Кара будет жить?!

— Мы постараемся вылечить и её, и всех вас.

— Видящая, если моя девочка выживет, клянусь, я — Гита, останусь у вас в услужении пока не издохну, — надрывно прохрипела она.

— Гита, давайте не будем загадывать так далеко, — ответила Илана и повернулась ко мне, — Рэд, пускай кто‑нибудь там быстро притащит сюда нашу палатку и дорожную аптечку. Да! И ещё мою розовую сумку.

— А эта‑то зачем? — с недоумением уставился на неё.

— Там есть препараты, прерывающие краткосрочную беременность.

— Ты думаешь?

— Я уверена, — она утвердительно кивнула головой, — у тех двоих девочек.

— Надо бы спросить, может они захотят детей, — перешёл на общий язык.

— От этих уродов?! — переспросила она и решительно махнула рукой, — И незачем спрашивать!

Вскоре здесь закипела работа, разожгли шесть жаровен (с учётом трофейных), в одних котлах грели воду, а в других — готовили пищу. Из снятого с разбитой и наполовину сожжённой арбы тента соорудили укрытую от ветров баньку, куда вкатили несколько раскалённых булыг. Решили за оставшийся световой день организовать помывку всего личного состава и постирушку.

В процесс лечения бывших пленниц я не вмешивался, моя Илана в медицинских вопросах была более компетентна. Если я изучил лишь первый ранг полевой медицины в условиях, оторванных от цивилизации, то она усвоила полную базу знаний до третьего ранга. Кроме этого, имела огромный пакет информации по фитотерапии и по группам типовых лекарственных растений различных миров. Как она лечила женщин, я не знаю, но через два часа чистые и переодетые они поели каши, попили отвар из сушёной малины с какими‑то листьями, затем были укутаны в овчинные мешки и в нашей с Иланой палатке уложены спать. Лишь мальчишка, одетый в трофейный тёплый костюм с закатанными рукавами и штанинами, и обутый в большие взрослые сапоги, некоторое время с интересом носился по лагерю и заглядывал во все дыры, затем исчез. Как оказалось, он забрался в палатку, устроился между сёстрами и тоже задрых.

В это время мои воины снимали с трофейных копий железные наконечники, вставляли древки в каменные расщелины, а сверху водружали отрезанные безбородые головы каторжников. Когда я увидел, как они под чутким руководством деда Котяя скальпируют у трупов бороды и режут головы, то, мягко выражаясь, был удивлён безмерно, но быстро оправившись, спросил у него:

— Вы что делаете, зачем?!

— Как же, десять золотых за голову! Две нормальные лошади купить можно, а фермеру–арендатору на такие деньги надо полгода пахать.

— Так вы что, всё это собираетесь с собой возить?

— Зачем же? Трупы выбросим в пропасть, пускай падальщики не голодают, а головы здесь выставим и табличку вырежем, кто это сделал и почему.

— Ты не переживай, Рэд, этот старый хитрец всё правильно делает, — к нам подошёл Лагос, — Теперь мы станем знамениты, о нас во всей империи знать будут.

— Вот–вот, — сказал дед, — А скальпы с бород мы с собой возьмём и на обратном пути сдадим цезарху.

К концу дня лагерь был приведен в порядок, личный состав помылся, постирался и переоделся в тёплую одежду. Арбы Лагос выставил по–зимнему: затянутой понизу парусиной одной из сторон против ветра. Таким образом, в степи можно спать под арбой, и задувать не будет.

С наступлением сумерек Илана отправилась проведать пациентов, а оба старика подгадав, что я остался один, подошли ко мне и притащили большую деревянную доску, исписанную крупными корявыми буквами. Местный менталитет предусматривал строгое отношение к домашним женщинам и пренебрежительное ко всем прочим, но Илану почему‑то они побаивались, в отличие от молодёжи.

— Трофеи поделить надо, — сказал Лагос.

— Давай поделим, — пожал плечами, но объяснять, что не знаю ни принципов, ни порядка дележа, не стал, — Говори–говори, а мы потом всё обсудим и решим.

— Значит так, после двух боёв мы имеем сорок четыре разных доспеха, один из них очень хороший, полностью набран из металлических пластин. Есть ещё двадцать два пехотных меча, один боевой топор, двадцать четыре сабли, пятнадцать копий, четыреста десять дротиков, полсотни разных ножей и десять хороших луков со стрелами. Снаряжение и оружие двух воительниц здесь не учитывали, — он посмотрел на меня вопросительно.

— Правильно, — утвердительно кивнул головой.

— Мы с Котяем прикинули, что если всё это сдать нашим оружейникам, то можно выручить пятьсот семь зеолов. Только может, чего‑нибудь из оружия или снаряжения себе оставим, например, тот красивый доспех, всё же тридцать зеолов стоит?

— Одно, что красивый, а на самом деле дерьмо обыкновенное, даже по сравнению с твоим. Нет, мои воины должны быть снаряжены лучше всех, а эту ерунду — на продажу.

— Как скажешь, — согласился он, — Теперь по взятому товару. Есть четыре целых арбы с тягловой скотиной, четырнадцать бочек с вином и пятнадцать с мукой, три сотни железных ножей и копейных наконечников, восемь бронзовых казанов и два десятка рулонов хлопковой ткани. Если всё это посчитать по ценам, по которым брали и мы, то получается двести семьдесят зеолов. Но это не всё, в одной седельной сумке нашли две тысячи полусолдовых серебряных монет, в переводе на золото, это сто двадцать пять зеолов.