Европейская поэзия XIX века - Антология

К АИСТУ

Перевод В. Левика

Растаял снег, повеяло весной.Ты вновь хлопочешь, аист, надо мной.Ты обновляешь дом свой для птенцов,Пушистым детям ты готовишь кров.

Назад, назад! О, верь, все это лжет —И солнца свет, и плеск оживших вод.Назад, назад! В отверженной странеЗамерзла жизнь, и места нет весне!

На луг пойдешь ты — он могилой стал.На озеро — в нем крови плещет вал.На башню сесть захочешь? Но и тутЗубцы, как уголь раскаленный, жгут.

Оставь мой дом и старое жилье,—Но где гнездо построишь ты свое,Куда бы стон с земли не долетал,Где в небе молний ты бы не видал?

Назад, назад! Лети на теплый юг!Счастливей нас ты, мой хороший друг:Тебе судьбой две родины даны,У нас одна — и той мы лишены.

Лети, лети! И, встретив там, вдали,Изгнанников своей родной земли,Скажи, что в пропасть нация идет,Как в поле сноп, рассыпался народ.

Один в тюрьме, другой похоронен,А третий жив, но лучше б умер он.Четвертый бродит, кинув отчий дом,Чтоб новый дом найти в краю чужом.

Бесплодною невеста хочет стать,Над мертвым сыном не рыдает мать,И только старцу радостно поройЛишь потому, что смерть не за горой.

Не тем, скажи им, страшен наш позор,Что, как деревья, рубит нас топор,Но тем, что черви павший дуб сверлят,Что брата оговаривает брат,

Сыны — отцов, отцы — своих детей…Но нет, пред этим лучше онемей,Чтобы не проклял рода своего,Кто издали оплакивал его!

ЯНОШ АРАНЬ

Янош Арань (1817–1882). — Выдающийся поэт-реалист, близкий друг Ш. Петефи. Превосходный переводчик Шекспира, гоголевской «Шинели»; автор мастерских стихотворных сценок сельской жизни с ироническим подтекстом, а также поэмы-трилогии о народном герое, крестьянском сыне («Толди», 1846–1878). Опираясь на европейские образцы и особенно на фольклор, Арань насытил социальным драматизмом и до высокого совершенства поднял в венгерской поэзии жанр исторической и народной баллады.

СОЛОВЕЙ

Перевод М. Исаковского

Венгры верили когда-то:«Суд рассудит —Ясно будет;У судьи — ума палата,Он решит — и дело свято…»В те года, за Тисой где-то,Жили-были два соседа:Пал и Петер. Жили рядом:Дом за домом, сад за садом.Пал и Петер — в святцах тожеОба рядом поместились.И лишь там они, быть может,Меж собою не бранились.А у наших Петер — ПалаШум и гам, лишь солнце встало:Брань такая — уши вянут.А как сумерки настанут —Начиналось все сначала…

Если печь затопит Пал,Из трубы дымком потянет,Петер скажет: «Так и знал!»И чихать от дыма станет.Если ж к Палу в сад, случится,Куры Петера зайдут,Пал, как бешеный, стучитсяВ дом к соседу: «Эй вы, тут!»Словно хочет — сам не свой —Стенку вышибить ногой.Так и жили Пал и Петер,—Крики, гвалт, угрозы, ругань.Даже жены их и детиПоцарапались друг с другом,Словно псы, что целый деньС двух сторон грызут плетень.

Это, впрочем, лишь началомБыло в их вражде жестокой…Украшал усадьбу ПалаКуст орешника высокий.Рос он, рос, и ветка скоро —И с плодами, и с листвою —Очутилась за забором:Над соседскою землею.(Петер видел, только все жеНе обрезал потому,Что с нее орехи тоже,Тоже падали к нему.)И случилось, в воскресеньеПоявился соловей,Чтоб на ветке той весеннейПеть о радости своей.Солнцу, что в росе сверкало,Рощам, травам и ручью,Ветерку, чем грудь дышала,Он воздал хвалу свою.

Он воспел прозрачный воздух,Он любовь свою воспелИ ореховый отросток,На котором он сидел.Так он пел на ветке скромнойПесню сердца своего,Словно этот мир огромныйСоздан был лишь для него.С изумленьем, с восхищеньемПал прислушивался к пеньюИ гордился песней той:«Как красиво —Просто диво! —Соловейка свищет мой».«Ваш?! Пустые разговоры!Ваша только тень его»,—Слышит Пал из-за забораОт соседа своего.«Чей же? — Пал кричит и злится.Чей он? Ветка ведь моя».«Ветка ваша. Только птицаМне свистела, у меня.Значит, здесь резон прямой:Птичий свист — не ваш, а мой!..»

Началось опять такое,Что уж ругань — пустяки:В ход пошли лопаты, кольяИ, конечно, кулаки.Бился Петер, дрался Пал —Прав своих не уступал.Нос в крови, в грязи рубашкаИ синяк промеж бровей…Вот что сделала ты, пташка,—Неразумный соловей!Отвечая на расспросы,С синяком, с разбитым носом,Пал стоял перед судьей:«Свист был мой и только мой!И ни свиста, ни полсвистаЯ ему не уступлю!Я пожалуюсь министру,Я отправлюсь к королю!»Чтоб слова весомей стали,Чтоб скорей нашлись концы,Пал выкладывает талерПравосудью на весы.Увидал судья премудрый —Отвести не может глаз.И в карман его нагрудныйТалер сам вскочил тотчас.

Петер тоже к правосудьюШел — решительный и злой:«Видит бог и знают люди —Свист был мой и только мой!И таких законов нету,Чтоб глумиться надо мною!..—Талер новенький при этомОн кладет перед судьею.—Не пойду я, ваша милость,На уступки разной дряни!..»И монета очутиласьУ судьи в другом кармане.

Суд настал. Все ждут решенья,Всякий хочет знать скорей —Для кого же в воскресеньеПел на ветке соловей?Нетерпенье нарастает,Но судья молчит пока —То ли сам еще не знает,То ль лишился языка.Все законы,Все каноныПораскрыли адвокаты,Все параграфы прочли,Но о свисте о проклятомУказаний не нашли.И, разгневанный, суровый,Встал судья, заговорил.И такое — слово в слово —Он решенье объявил:«Говоришь, тебе свистала?(Он взглянул при том на Пала.)Говоришь, что свист был твой?(Ткнул он в Петера рукой.)Нет! Свистала эта птицаНи тебе и ни ему!Мне свистала эта птица,Мне свистала одному!(И по правому кармануХлопнул правою рукою,И по левому кармануХлопнул левою рукою.)Мне свистала, а не вам!..Суд окончен. По домам!»

Хорошо, что в наши годыНет к судам такой охоты.Все живут теперь спокойноИ ведут себя достойно.Не дерутся, как обычно,Ни родные, ни соседи:Все решается отличноВ мирной дружеской беседе.Люди сделались, как люди,—Ни дубин, ни зуботычин…Даже вывелись и судьиПо делам о свисте птичьем.

УЭЛЬСКИЕ БАРДЫ[69]

Перевод Л. Мартынова

Король английский ЭдуардМчит на гнедом коне.«Вот мой Уэльс! Он чем богат?Узнать угодно мне!

Здесь много ль гор, лесов, озер,Богата ли земля?И щедро ль кровь бунтовщиковУдобрила поля?

И так ли счастлив нынче здесьМне богом данный люд,Как этот вот рогатый скот,Что пастухи пасут?»

«Не сомневайся, о король!В короне не найдешьАлмаза краше, чем Уэльс,—Так этот край хорош!

А этот богоданный людТак счастлив, так он рад,Что немы, как могилы, тутВсе хижины стоят».

И по владениям немым,При мертвой тишинеКороль английский ЭдуардМчит на гнедом коне.

Монтгомери звать замок тот…Гостей созвать веля,Его хозяин нынче ждетНа ужин короля.

Дичь, рыбу, много всяких блюдНа ужин подают,Все, что прельстит глаза и рот,Найдется нынче тут.

Все для гостей припасено,Что Альбион родит,И драгоценное вино,Что за морем кипит.

«Что ж, господа, за короляНикто не поднял тост?О псы уэльские! Видать,Вы не поджали хвост!

Я вижу рыбу, вижу дичьИ вас, о бунтари!В любом из вас сидит сейчасПо дьяволу внутри!

Так не „да здравствует король“?Не мил вам Эдуард?Где тот, кто здравицу споет?Сюда, уэльский бард!»

И друг на друга не глядятВсе гости, побледнев,Их лица исказил не страх,Но величайший гнев.

Что отвечать? Кому начать?Молчат… И наконец,Как белый голубь, поднялсяСедой старик-певец.

«Спою я о тебе, король! —Бард старый говорит.—Струна гудит. Так сталь звенит,Так раненый хрипит.

Так раненый хрипит… В кровиЗдесь солнечный закат.Летит на кровь ночная дичь,Кто в этом виноват?

И много тысяч мертвых телЗдесь как снопы лежат,И нищи те, кто уцелел,—Ты в этом виноват!»

«Прочь! На костер иди, старик!Воскликнул Эдуард.—Я песню нежную хочу!..»…И входит новый бард.

«Вечерний нежный ветерокС залива Мильфорд мчит,Печальный голос дев и вдовВ том ветерке звучит…

Не хочет мать рабов рожать…»Знак подал Эдуард —И старца у костра догнатьУспел сей юный бард.

Но тут, не прошен и не ждан,Вдруг третий бард вошел.По струнам ударяет он,Такой звучит глагол:

«Товарищ честно пал в бою!Послушай, Эдуард,Споет вот так, как я пою,Любой уэльский бард.

Погиб певец, но песнь живет!Так знай же, Эдуард,Проклятие тебе споетЛюбой уэльский бард!»

«Посмотрим! — закричал корольИ страшный дал приказ: —Коль здесь таков певец любой,Всех на костер тотчас!

Вас нужно, господа певцы,Всех сжечь до одного!»Такой в Монтгомери конецИмело торжество.

Король английский ЭдуардМчит на гнедом коне.Вокруг него горит земляИ небеса в огне.

Пятьсот певцов пошли в огонь,Но ни единый бардТого не спел, что столь хотелУслышать Эдуард.

«Ах, так! И в Лондоне поют?!Им петь пришло на ум!Лорд-майор, я повешу вас,Коль будет ночью шум!»

Немая тишь. Шум крыльев глух,Кто зашумит — в петлю!И вот все затаили дух:«Не спится королю!»

«Нет! Музыки давайте мне,Флейт, барабанов! Ах,Певцов уэльских голосаЗвучат в моих ушах».

Но через рокот бубенцов,Сквозь визг рожков и флейтПятьсот певцов, презревших смерть,Гремели песню жертв!

ОТКРЫТИЕ МОСТА[70]