Золотая медаль - Донченко Олесь Васильевич

Учительница настаивала, чтобы большинство фокусов было связано с химией, которую пятиклассникам придется изучать в следующих классах. Но оказалось, что один только Сухопара хочет показать десять фокусов, и все они — карточные.

Зинаида Федоровна, которая терпеть не могла карт, запротестовала:

— Ну, Нина, этого никак нельзя допустить! Не секрет, что у нас есть пионеры, которые играют в «очко». А мы что сделаем? Будем прилюдно демонстрировать карты на пионерском собрании? Ни в коем случае!

— А что же мы скажем Сухопаре? Он аж горит, чтобы завоевать первенство. Видьте, он думает, что его фокусы никто не разгадает.

Зинаида Федоровна засмеялась, засияла, словно на нее упал луч солнечного света.

— Чудесно! Мы ему просто скажем, что карточные фокусы никого не заинтересуют после того, что у нас будет — и «чудесные стаканы», и «Везувий на тарелке»… И это будет святая правда.

К величайшему удивлению Нины, Сухопара без споров согласился не показывать свои карточные фокусы. Он только спросил у Нины:

— А что, в самом деле из «Везувия» будет идти дым?

Вечер понравился всем пионерам. Из глиняного «Везувия на тарелке» не только клубился дым, но и полыхал огонь, и Олю Козуб, которая показывала этот фокус, наградили дружными аплодисментами.

Раскрасневшаяся Оля, движением головы ежеминутно отбрасывая назад две косички, которые почему-то ей мешали, заявила:

— Что — Везувий! Это так себе. А кто сейчас отгадает этот фокус?

Она положила на столе шляпу и поставила кувшин. Потом дала осмотреть присутствующим обычное куриное яйцо. Все подтвердили, что оно настоящее, без какого-либо обмана.

— А вы? — протянула яйцо учительнице.

На верхней губе у Оли блестели капли влаги, и Зинаида Федоровна поняла, как девушка волнуется и переживает за свой фокус.

— Хоть сейчас на сковородку! — громко сказала учительница, но Оля даже не улыбнулась, так как приближался важный момент.

— Я кладу яйцо в кувшин, — сказала Оля, и все увидели — она, в самом деле, положила его туда. Подняв над головой шляпу, показала, что она пустая.

— А сейчас яйцо само перейдет из кувшина в шляпу!

Оля накрыла кувшин платком, сказала «раз, два, три!», и, когда сняла платок, яйца в кувшине уже не было — оно оказалось в шляпе.

Сначала среди присутствующих залегла тишина — в ней было и удивление, и немое восхищение. И вдруг снова, как выстрел, раздались аплодисменты.

— Ой, как дети! Какие они еще дети! — с нежностью шепнула Нина на ухо Зинаиде Федоровне и смущенная — разве сама давно такой была?

Потом Петя Малюжанец показал перевернутый вверх дном стакан, из которого не выливалась вода, тем не менее большинство знали, в чем дело, и прокричали:

— Воздух давит на бумажку! Воздух!

А на сцену уже вышел Юша Кочетков, поставил на стол графин с прозрачной водой и два пустых стакана.

— Не думайте, что это вода, — заявил он. — Скажу вам по секрету, что на самом деле это красное вино!

— Из водопровода! — крикнул Сухопара.

— Ага, вы не верите? Ну, хорошо же! Смотрите!

Юша налил из графина воды в первый стакан, и все увидели, что стакан наполнился красной жидкостью.

Кто-то ахнул, кто-то насмешливо спросил:

— А может, это морс?

— За то, что вы вино называете морсом, — промолвил Юша, — я не дам вам его попробовать и снова превращу в воду!

Он перелил «вино» в другой стакан, и красная жидкость снова стала водой.

От двери неожиданно протиснулась к столу гардеробщица Агафья Кирилловна, бабушка с бородавкой под глазом, от чего казалось, что старенькая все время подмигивает.

— А преврати еще раз, преврати! — попросила Юшу. — В священном писании сказано, что такие чудеса только святые апостолы могли делать. А теперь вот всем видно, какой это был обман.

— Это, Агафья Кирилловна, — химия, — важно объяснил Юша. — Я сейчас раскрою секрет. В одном стакане на дне было немного содового раствора, во втором — несколько капель фенолфталеина.

— Вот видишь, наверное, и чудотворцы подсыпали какого-нибудь нафтанаила, а нам, темным, все — чудо.

Зинаида Федоровна наклонилась и незаметно развернула газетный сверток. В нем лежала свечка. Одна только Нина видела, как учительница помазала фитилек свечки какой-то жидкостью.

— А теперь я хочу показать вам фокус! — сказала Зинаида Федоровна и поставила свечку на стол.

Все затихли.

— Это необыкновенная свечка, — объяснила учительница. — Она очень послушная, делает все, что я ей прикажу. Чтобы ее засветить, никакой спички не надо. Нужно только сказать ей несколько слов. Смотрите!

Учительница нахмурила брови, сделала серьезное лицо и громко произнесла:

— Свечка, свечка, засветись!

Прошло несколько секунд, свечка не выполнила приказ.

— Она не услышала, — улыбнулась Зинаида Федоровна. — Надо ей сказать громче. Ну-ка, Сухопара! Прикажи ей!

Сухопара вышел вперед, выкрикнул:

— Свечка, свечка, засветись!

Напряженная тишина. Десятки детских глаз уставились на свечку. Но она не обнаружила никакого намерения вспыхнуть. Сухопара глянул на учительницу:

— Не горит! Да вы шутите! Разве может такое случиться, чтобы…

Он не досказал. Свечка вдруг загорелась ярким огоньком.

Весь класс ахнул, загремел аплодисментами, смехом, восклицаниями. Послышались десятки вопросов:

— Почему она засветилась?

— Зинаида Федоровна, как это произошло?

— Зинаида Федоровна, скажите!

Учительница тоже смеялась, шутила:

— Я же говорила, что это послушная свечка! Не такая, как кое-кто из вас.

— Зинаида Федоровна, ну скажите! Скажите!

Пришлось здесь же рассказать, что существуют такие химические смеси, которые имеют свойство самовозгораться.

Нина рассказала коротко о чудесной науке химии, с помощью которой можно изготовить из дерева бумагу, шелк и даже калоши, объяснила некоторые другие фокусы, и на этом сбор закончился.

Олю Козуб окружили пионеры, каждый старался догадаться, как яйцо перешло из кувшина в шляпу, просили рассказать о секрете фокуса. Только Сухопара притворялся, что это его совсем не интересует.

24

Иногда у Лиды Шепель возникал дикий протест и негодование.

«Которое им дело до меня? Кто им дал право ковыряться в моей душе, выворачивать ее перед всеми? Почему им хочется — и Жуковой, и Виктору, и всем другим — подстричь меня под свой гребешок, чтобы я ходила вместе с ними по одной протоптанной тропе? Вы не любите меня? Не любите! Не надо. Я тоже вас не люблю!»

Она падала лицом в подушку, рыдала долго и надрывно, вздрагивая всем своим длинным тонким телом. И рыжая остроухая Розка отвечала ей из-под кровати: «ррр… гра-гра-гра…»

Когда в такое время мать была дома, она подходила к дочери и утешала;

— Лидочка, береги слезки… Если бог их создал, значит, они для чего-то нужны в организме. Не плачь. С волками жить — по-волчьи выть. Теперь все поступают в комсомол, такое движение среди молодежи. А если когда и поругают на собрании, терпи, Лидочка.

Лида лежала так некоторое время, потом искала очки. Они были под кроватью, и она приходила в ужас, что так легко могла разбить их. Из зеркальца на Лиду смотрело некрасивое, заплаканное лицо с красными веками, и ей уже было стыдно за свою истерику, за все, что она только что думала.

Никакой протоптанной тропы нет, ее одноклассники-комсомольцы требуют, чтобы она, член комсомола, шла с ними в одной шеренге и вместе со всеми торила дорогу к новому. И если так остро требуют этого от нее и осуждают ее поведение, ее характер, то, наверно, она сбилась на окольный путь, и черты ее собственного характера такие, что комсомольская общественность не узнает в ней члена своего коллектива.

На миг представилось, что ее исключили из комсомола, и это было так страшно, что Лида скорей начала думать о другом. Думала она про свои три комсомольских года. В комсомол вступила в седьмом классе, и какая это была радость для нее, пятнадцатилетней девочки! Тем не менее первые комсомольские поручения немного разочаровали Лиду. Она исправно собирала членские взносы, состояла в переписке с комсомольцами подшефного колхоза, но все это было неинтересным для нее, быстро надоедало, а других поручений ей не давали.