Тшай планета приключений. - Джек Вэнс

«К сожалению, — подумал Рейт, — синие часчи ошибаются».

Насколько целесообразно было бы спокойно подойти к воротам — и неожиданно прорваться наружу, в темноту? Вдогонку пошлют аэросани, отряды охранников. Даже ночью он не сможет долго прятаться в вонючей одежде — пришлось бы раздеться догола.

Рейт неодобрительно хмыкнул. Его внимание привлекла таверна в полуподвале высокого здания. Из окон, устроенных над самой землей, падали мигающие красные и желтые отсветы, доносились обрывки грубой перепалки, время от времени чередовавшиеся со взрывами хохота. Из кабака, пошатываясь, вышли три часчмена. Рейт повернулся к ним спиной и посмотрел вниз, через окно, в мрачноватую пивную, тускло озаренную пламенем камина и вездесущими желтыми лампадами. Не меньше дюжины часчменов, с лицами-сморчками под причудливыми фальшивыми лбами, сгорбились над каменными кружками спиртного, обмениваясь похотливыми шутками с небольшой компанией часчменок. Часчменки, в длинных черных и зеленых платьях, украсили скальпы-муляжи лентами и мишурными блестками, напудрили носы-пуговки ярко-красным порошком.

«Гнетущая сцена», — подумал Рейт. Все же, она обнажала человеческую сущность часчменов. Налицо были общие для всех человеческих рас ингредиенты праздного застолья: воодушевляющая выпивка, нарядные беспечные женщины, грубоватая фамильярность. От веселья часчменов, однако, разило вялостью и унынием... Мимо прошла еще пара часчменов, без каких-либо замечаний. Пока что маскарад удавался, хотя Рейт не был убежден в том, что один внимательный взгляд не привел бы к разоблачению. Он медленно направился к воротам, но не решился подойти ближе, чем на пятьдесят метров. Спрятавшись в нише между двумя постройками, он устроился поудобнее и стал терпеливо наблюдать за часовыми.

Почти неподвижный воздух глубокой ночи обдавал холодом. Рейт снова чуял запахи, долетавшие из садов Татише. Рейт задремал. Когда он проснулся, Аз уже взошел над адараками, строем посаженными вдоль улицы. Рейт со стоном потянулся и растер шею, невольно покоробившись от вони, исходившей из рукава еще влажного плаща.

Двое из трех часовых исчезли. Оставшийся стоял в полусонном оцепенении. Привратники в будках по обеим сторонам ворот угрюмо уставились в пространство. Рейт снова устроился в темной нише.

Восток озарился рассветом, город стал оживать. К воротам прибыл новый наряд часовых. Рейт видел, как ночная смена и новоприбывшие обменивались новостями.

Примерно через час стал подъезжать грузовой транспорт из Перы. Первая телега, запряженная парой огромных тягловых животных, везла бочки с соленьями и квашеное мясо. Исходившая от нее мощная волна пряного смрада оставила от запаха одежды Рейта одно воспоминание. На скамье погонщика сидели двое: Эмминк, более удрученный, надутый и раздосадованный, чем когда-либо — и Траз. «Сорок третий!» — закричал Эмминк. «Сто первый!» — отозвался Траз. Часовые подошли, пересчитали бочки, осмотрели кузов и приказали Эмминку следовать дальше.

Когда телега проезжала мимо, Рейт выскользнул из ниши и быстро пошел рядом: «Траз».

Траз обернулся, издал тихий удовлетворенный возглас: «Я знал, что ты жив».

«Еще жив. Похож я на часчмена?»

«Не слишком. Закрой плащом подбородок... Когда мы вернемся с рынка — под правой передней лапой правой скотины...»

Рейт быстро свернул в закоулок за ближайшим сараем. Телега покатилась дальше, на рынок.

Через час показалась медленно возвращающаяся телега — Эмминк вел ее по правой стороне улицы. Телега проезжала мимо — Рейт вышел из укрытия, Эмминк остановил животных. Траз спрыгнул на землю и стал крепче привязывать разболтавшиеся порожние бочки, одновременно почти загородив проход между углом кузова и обочиной. Рейт пробежал рядом и пригнулся, чтобы залезть под тягловую скотину. Между первой и второй правыми лапами животного свисала широкая тяжелая складка кожи. Под серым брюхом, за складкой, были привязаны пять ремней, образовывавших узкий потайной гамак. Рейт втиснулся в гамак лицом вниз. Телега сразу тронулась. Рейт ничего не видел, кроме болтающейся кожи и передней пары лап.

Повозку задержали у ворот, послышались голоса. Рейт заметил заостренные носки красных сандалий охранников. Напряженное ожидание кончилось — телега снова двинулась вперед и покатилась к пригородной гряде холмов. В поле зрения Рейта мелькал щебень дорожного покрытия с редкими пучками пробившейся травы. Тяжело ступали лапы скотины, на каждом шагу влажная складка кожи шлепала Рейта по плечу.

Наконец повозка остановилась. Траз отогнул складку, заглянул под брюхо: «Вылезай — никого нет».

С безумным облегчением Рейт выбрался из-под скотины, сорвал и швырнул в придорожную канаву фальшивый череп, сбросил плащ, вонючую куртку и рубашку, запрыгнул в телегу и сел, прислонившись спиной к бочке.

Траз вернулся на козлы, телега тронулась. Траз беспокойно обернулся: «Ты болен? Ранен?»

«Нет, устал. Но жив. Благодаря тебе — и, кажется, благодаря Эмминку?»

Траз хмуро покосился на возницу: «Этот не горел желанием помочь. Пришлось прибегнуть к угрозам и наставить пару синяков».

«Вот как! — Рейт смерил критическим взором сутулую спину и опущенные плечи извозчика. — Мне тоже приходило в голову, что Эмминка не мешало бы проучить».

Плечи дернулись. Эмминк повернулся на сиденье, оскалив желтые зубы в широкой подобострастной ухмылке: «Пожалуйста, не забывайте, ваша светлость, что я сопровождал вашу светлость и тщательно инструктировал вашу светлость еще до того, как мне стало известно о высокой должности вашей светлости».

«Какая такая светлость? — спросил Рейт. — И что за высокая должность?»

«Совет Перы назначил тебя главным исполнительным директором», — ответил Траз и пренебрежительно добавил: «Своего рода должность, как я понимаю».

11

Рейт не намеревался править Перой. Выполнение таких обязанностей истощило бы его энергию и терпение, ограничило бы круг его возможностей и не давало никаких личных преимуществ. Кроме того, он неизбежно проявил бы склонность к внедрению земных принципов общественного устройства. Население Перы представлялось ему разношерстным сбродом. Беглецы, бродяги, преступники, разбойники, уроды, капризы природы, гибриды-полукровки, люди неопределенных занятий и неизвестного происхождения — что могли знать эти несчастные подонки о справедливости, правосудии и законности, о человеческом достоинстве, об идеале прогресса?

Управление подобными гражданами — мягко говоря, сложная задача.