Пропавшие девушки - Джессика Кьярелла

выхожу на улицу. Моросит мелкий дождь, поэтому я останавливаюсь в дверном проеме. Кожа становится влажной от одного только соприкосновения с воздухом. — Ава?

— На Колина напали, — говорит она. Ее голос искажается подобно звуку натянутой гитарной струны. Она пытается сдержать слезы. — Он в тюремном лазарете.

— О господи! — Вся легкость, оставшаяся от флирта с Олсеном, тут же испаряется. — Насколько все плохо?

— Плохо, — говорит она. — Сломаны ребра, вероятно, лучевая кость правой руки тоже, а может, еще и глазница. И это только то, что сообщил мне проклятый начальник тюрьмы. Он не дает мне поговорить с его лечащим врачом.

— Тебя к нему пускают?

— Пока он в лазарете, нет, — отвечает она. — По-моему, они не хотят, чтобы я его осматривала. Стандартный уход за больными в таких местах едва ли лучше, чем в чертовой клинике сети «Уолгринс».

— Мне жаль, Ава, — говорю я.

Бросаю взгляд на бар. Олсен ушел с того места, где мы сидели. Возможно, ему надоел наш неожиданно прервавшийся флирт.

— Мы должны вытащить его оттуда, — говорит Ава, и в ее голосе снова слышится нервная дрожь. — Он не может провести остаток жизни в тюрьме с этими чудовищами. Мы должны его вытащить.

— Вытащим. — Уверенность в моем тоне не вполне соответствует тому, что я чувствую на самом деле. — Адвоката уведомили?

— Да. Завтра утром встречаемся, чтобы обсудить, можно ли подать срочное прошение… Он сказал зачем, но я не помню.

— Ничего страшного, — говорю я. — Просто позвони мне потом, ладно? Сообщи, что он скажет.

— Хорошо, — отвечает Ава, и мне кажется, перед тем, как положить трубку, она тихо всхлипывает.

Меня слегка мутит. Хоть я и не большая поклонница Колина Маккарти, от мысли о том, что он лежит в плохо финансируемом тюремном лазарете со множеством сломанных костей, у меня сводит живот. Вспоминаю, как во время нашего визита он вел себя так, словно его сломанные пальцы с наложенной на них шиной — пустяк. Теперь я думаю, что это могло быть предвестником того, что случилось с Колином сейчас.

Когда я возвращаюсь в бар с влажной от ночной прохлады кожей, мне кажется, что кондиционер работает слишком сильно. Куртка так и висит на спинке стула, и я натягиваю ее, пытаясь разогнать по телу оставшееся тепло. Я вдруг чувствую себя изнуренной. Кладу на стойку несколько купюр и ищу взглядом Олсена.

Замечаю его за столиком. Он вернулся к приятелям, разговаривает с ними. Никакой частной информации в мире не хватит, чтобы заставить меня сейчас туда подойти, прилагать усилия, чтобы защитить себя от враждебности этих мужчин. Поэтому когда он поднимает глаза, я указываю на дверь и отворачиваюсь прежде, чем смогу увидеть его реакцию. Прежде чем он снова убедит меня остаться. Быстро выхожу на улицу, прохожу несколько кварталов пешком и лишь потом решаю вызвать такси.

Меня выбило из колеи отчаяние Авы. В тихие минуты, когда я позволяю себе как следует все обдумать, я понимаю, что у меня всегда была только одна цель: выяснить, что же произошло с Мэгги. Я никогда на самом деле не верила, что найду ее живой. Так что я не могу представить, каково быть в положении Авы, чувствовать, как твой брат медленно, насильственно ускользает, и быть единственным человеком, кто пытается его спасти. Должно быть, я для нее — поучительная история, предупреждение о том, какой станет ее идеальная жизнь, если ей не удастся спасти Колина. Я — то, что остается, когда битва проиграна. На ее месте я бы тоже впала в отчаяние.

Глава 11

Иногда, когда я по ночам убиваю сестру, при этом присутствует мама. Периодически и бабушка тоже. Они умоляют меня остановиться. Рыдают, пока не надломится голос, но не трогают меня. Они не могут этого сделать, когда я поднимаю с земли орудие. Возможно, гаечный ключ. Или бритву. Они не могут помешать мне пустить его в ход, и лезвие режет ее кожу с такой легкостью, словно это кожица помидора. Они хватаются друг за друга и всхлипывают, а ее кровь окрашивает мои руки. Мужчина тоже смотрит.

Утром меня будит звонок с незнакомого номера. Отвечаю на него в полусне, думая, что это, возможно, Ава звонит, чтобы сообщить о состоянии Колина в тюремном лазарете. Однако в трубке раздается натянутый мужской голос.

— Здравствуйте, я звоню, чтобы поговорить с Мартой Риз.

— Да, — отвечаю я, и слово будто отскакивает от пересохшего неба. Не помню, когда в последний раз просыпалась, не чувствуя сухости во рту и похмелья. Гляжу на часы на прикроватной тумбочке. Уже почти час дня, давно пора вставать. Сглотнув, сажусь и пытаюсь говорить как можно четче. — Марта слушает.

— Меня зовут Грег Орлофф, я представляю фирму «Уоллер Гудман» в Милуоки. Вы писали мне насчет Дилана Джейкобса?

— Да, — повторяю я, решив, что лучше говорить как можно меньше.

— Прошу прощения, — говорит он, — но я не смог найти ваше имя в архивах Дилана, поэтому хотел узнать, каким делом вы интересуетесь.

Он говорит с такой скоростью и таким тоном, словно пытается разобраться с неприятным делом, попутно выполняя еще два или три неприятных задания. Немного измотан, немного рассеян, немного покорен.

— О, я просто пытаюсь связаться с Диланом, — отвечаю я.

— В вашем письме говорилось, что вы хотите обсудить незавершенное дело, — напоминает Грег.

— Верно, — подтверждаю я. — Так и есть. Дело его соседки по квартире в Чикаго, в колледже. Сары Кетчум.

— Прошу прощения, я не знал, что речь идет о личном юридическом деле. К сожалению, Дилан в настоящее время не работает в «Уоллер Гудман», и у нас нет информации о его юридической деятельности вне фирмы.

Похоже, он неоднократно давал именно этот ответ именно в такой формулировке. Теперь, когда стало ясно, что разговор долго не продлится, он повеселел.

— Я просто надеялась, вы поможете мне с ним связаться, — отвечаю я. — У вас нет адреса его электронной почты или номера телефона?

— Мне очень жаль, — говорит он, а потом надолго замолкает. Жду, что сейчас последует банальное продолжение: мол, он не имеет права сообщать личные данные бывшего сотрудника, но нет. Запинаясь, он произносит: — Мы не знаем, где он.

И вот теперь у меня сна ни в одном глазу.

— Что?

— Дилан… Он пропал два месяца назад. Жаль, что вам пришлось узнать это от меня.

— Пропал?

Грегу я, наверное, кажусь глуповатой, но на самом деле мой мозг работает так быстро, что мне трудно формулировать вразумительные фразы. Дилан пропал. Человек, который был Саре ближе всех — не считая Колина