Пропавшие девушки - Джессика Кьярелла

Джимми, скрестив на груди чрезмерно загорелые руки.

Уверенность товарища его явно подстегивает. Он под кайфом от их общего мачизма.

— До тех пор, пока они не узнают, кто она, — отвечает Олсен.

— Что? — спрашивает дружок Джимми. — И кто же она, на хрен, такая?

— Младшая сестра Мэгги Риз, — отвечает он.

Имени достаточно. Благодаря известности дела и постоянной филантропии моей матери Мэгги по-прежнему знаменита в судебных кругах Чикаго. А теперь и я тоже, из-за подкаста.

— Черт, правда, что ли? — настороженно глядя на меня, бормочет приятель Джимми. Вскидываю бровь, бросая ему вызов. — Ладно, ладно, — говорит он. — Хорошо, мы уходим.

Под осуждающим взглядом бармена он выпроваживает Джимми на улицу. Догадываюсь, о чем они думают. Если я найму адвоката, или обращусь в СМИ, или хотя бы просто напишу об этом на Фейсбуке, имеющегося у меня сейчас влияния вполне достаточно, чтобы испортить карьеру Джимми. Может, карьеру каждого из них. Я так злюсь, что почти готова пойти на это.

Но затевать ссору с полицейским управлением Чикаго, пусть даже некоторые мужчины в его рядах — грязные ублюдки, — это повредит моему расследованию. Неважно, что от воспоминания о его прикосновении сквозь платье меня захлестывает омерзение, и я с силой кусаю язык, чтобы не дать выхода новому приливу ярости. Если честно, я опасаюсь, что если пробуду здесь еще какое-то время, то расплачусь. Внутри меня всегда жива восьмилетняя девочка, которой хочется плакать и топать ногами всякий раз, когда мне причиняют вред. Поэтому, повернувшись, хватаю куртку и собираюсь уже выйти за дверь, но тут ко мне подходит Олсен.

— Постойте, — говорит он.

— Что, арестовать меня собираетесь?

Слова звучат как вызов, но теперь, когда приток адреналина иссяк, на глаза наворачиваются слезы. Во мне будто открывается яма, которую заполняет стыд. Я быстро моргаю, пытаясь это скрыть.

— Нет, — отвечает Олсен. — Надеялся купить вам выпить. В качестве извинения за ублюдочное поведение Джимми. Опять.

— Вряд ли этого достаточно, — огрызаюсь я.

— Ну, а чего было бы достаточно? — спрашивает Олсен.

Странно вдруг оказаться в центре его внимания, стать предметом его интереса, а ведь несколько минут назад он на меня едва смотрел.

— Ответьте на кое-какие вопросы по делу Кетчум, — говорю я. — Тогда будем в расчете.

Он улыбается и качает головой. Первый раз вижу, как он искренне улыбается.

— Вы все никак не можете остановиться, да? — спрашивает он.

«Вот дура», — думаю я. Теперь я точно никуда не уйду.

— Нет, — отвечаю я.

Он жестом заказывает у бармена еще выпить. Интересно, во что я ввязалась?

— Сколько вам было в девяносто восьмом, детектив? — спрашиваю я, допивая первый стакан виски.

— Двенадцать лет, — отвечает Олсен. — Восьмой класс.

— Дайте угадаю. Летом вы играли в Малой лиге где-нибудь в пригороде?

— Не совсем. Скорее, поджигал гараж родителей в Канаривилле.

Надо сказать, что теперь, когда Олсен изъясняется нормальными фразами, с ним довольно интересно. Разительная перемена. Всего пару минут назад я изо всех сил старалась привлечь его внимание своей кротостью и благодарностью, блеском для губ и цветастым платьем. Хлопала ресницами в ожидании спасения. Как будто снова стала девушкой Эрика. Но, похоже, я недооценила Олсена так же, как он меня. Потому что вот она я, внезапно колючая и грозная. Девушка, способная на все. И теперь он обратил на меня внимание.

— Не очень-то добропорядочно, — отвечаю я.

— Ну, я прошел долгий путь к добропорядочности.

— Так почему вы смотрите игру «Кабс», если вы из Канаривилля?

— Болею против них, разумеется, — говорит он. — Жизнь в Нортсайде — хорошая практика для работы под прикрытием.

— Вы часто этим занимаетесь в Роджерс-парке? — поддразниваю его я, потягивая виски.

— В последнее время нет. Но прежде чем перейти сюда, я был членом опергруппы, организованной совместно с ФБР. Работал над делом провинциальной группировки белых националистов.

— То есть на самом деле под прикрытием?

Представляю себе это. Стать совершенно другим человеком, пусть даже на короткое время. Те малые меры, которые я принимаю — называю мужчинам имя Мэгги, одеваюсь как гот в клубе «Раш», — не идут ни в какое сравнение с полным погружением во время работы под прикрытием. Опасно слишком долго думать об этом.

— Ничего такого сенсационного, как по телику, — отвечает он. — Я не подсел на метамфетамины или что-то в этом духе. В основном я работал с этими парнями на стройке и тусовался с ними по выходным. ФБР нужен был кто-то из местных: скажешь пару правильных слов о старом районе, и тебя тут же примут в компанию.

— Голову побрить заставили? — спрашиваю я.

— Это была не такая группировка, — отвечает он, закатывая до локтя рукав на правой руке. — Они больше увлекались татушками.

На внутренней стороне руки у него большое черное пятно, перекрывающее татуировку.

— Господи, — отвечаю я. — Что там было?

— Восемьдесят восемь, — говорит он.

— Восемьдесят восемь?

— Восьмая буква алфавита — «Н». То есть…

— Heil Hitler? — шепотом спрашиваю я, чтобы не услышал бармен. Хотя от шепота почему-то становится только хуже.

Он мрачно кивает.

— Ужас какой!

— Слышали про синагогу в Скоки, которую в прошлом году забросали зажигательными бомбами?

— Нет.

— Ну, вот, можете не благодарить, — говорит он, снова опуская рукав.

— Они собирались забросать синагогу зажигательными бомбами?

Но теперь в его манере держаться я вижу некое подобие жестокости, медленно кипящей у самой поверхности. Вижу, как он, скорее всего, вел себя под прикрытием. Казался настолько потенциально опасным, что люди, которые бросают зажигательные бомбы в молитвенные дома, доверяли ему и считали своим товарищем. Интересно, что из этого настоящее, а что — привычка, от которой трудно избавиться.

— Среди прочего, — отвечает он.

— Трудно было после такого вернуться к нормальной жизни?

— Не знаю, — усмехается Олсен. — Я вам сообщу, когда это произойдет.

Бармен приносит нам еще виски и забирает пустые стаканы. Он улыбается мне мудрой улыбкой, как будто сам каким-то образом все это подстроил. Сводник, который гордится своей работой.

— Ну, а что вы? — спрашивает Олсен. — Где это вы научились класть на лопатки парня вдвое больше вас?

Скромно пожимаю плечами.

— Видите ли, детектив, я довольно рано узнала о детском секс-трафике. Если держать такое в голове, когда растешь, приходится заниматься кое-какими интересными хобби.

— Крав-мага? — спрашивает он.

— Бразильское джиу-джитсу, — отвечаю я.

— Нелегкое занятие.

— Да, — качаю головой. — Это, наверное, своего рода балласт. Помогает мне почувствовать, что я держу ситуацию под контролем.

— Давно вы этим занимаетесь?

— В колледже я пошла на курсы самообороны, с этого все вроде как началось. Но если честно, надо было начать гораздо раньше. В детстве, после исчезновения Мэгги, я часто рисковала собой. Наверное, тогда истратила