Путешествие вокруг дикой груши - Петер Надаш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Говорили о том, что рыцарям-тамплиерам Комбурга придется перед Всевышним держать ответ, если будут и впредь терпеть ужасающее распутство, чинимое францисканцами. И что же это такое, из-за потворства господ тамплиеров горожанам лишаться спасения. Ведь монахи погрязли в скверне и всевозможных богопротивных делах. Самый центр города смердит пороком. В его сердце — греховное логово содомитов. Монастырская братия не умножает познания, не радеет о бедствующих, не учит детей добродетели, а целыми днями бражничает, распутничает, валяется во хмелю. Что не было правдой даже наполовину, вторая же половина наверняка была чистой напраслиной. Зато можно было убедительно доказать, что здание настолько пропитано скверной, что простое изгнание из него монахов или даже предание их праведному огню монастырь этот не спасет, и грехов там накоплено уже столько, что отмыть от них освященные стены никак невозможно. Надо действовать, и незамедлительно. Монастырь надо разобрать. И чтобы ни кирпичика никто не посмел использовать для своих личных нужд. Монастырские камни годятся разве только для того, чтобы ими дороги мостить. Чтоб горожане впредь попирали бесчисленные грехи ногами, подводами, лошадьми и коровами. А к чему привели их общая решимость и общее начинание — об этом мы достоверно расскажем в следующем продолжении.
Июль
Ну так вот, возвращаясь к тому, на чем мы остановились, скажу, что городским советникам пришлось около двадцати лет вести клеветнические пересуды в трактирах, собирать лжесвидетельства, фарисействовать и выступать с обвинительными рацеями, чтобы комбургские рыцари отказались от покровительства над храмом Святого Михаила в пользу городка, славящегося своей солью, и передали вместе с тем городскому муниципалитету и сопряженные с правами обязанности. Возможно, они и сами не ведали, каким роковым и каким благодатным окажется этот шаг. Роковым для рыцарей-крестоносцев и церковных начальников и благодатным для становления бюргерской автономии. И пришлось обождать всего пару десятилетий, чтобы узреть для одних печальные, для других же радостные плоды.
Истоком всякого рискованного предприятия завсегда является незаметно действующий интерес, ну а горние кручи идей высятся где-то поодаль. Если взглянуть на ландшафт истории, будет видно, что великий поток, называемый обычно эмансипацией, возникает из маленьких ручейков корысти и несет на своей спине Реформацию. И надо же, как-то так получилось, что в захудалом алеманнском княжестве городской совет получил права, каких никогда еще не имел ни один выборный светский орган власти. Прежде все права принадлежали рыцарскому ордену либо имперским графам, обсуждавшим свои решения в лучшем случае с церковными иерархами, если было на то желание. А не было — так и их гнали в шею. Вельможи обычно вели разговоры с вельможами, равный с равным по рангу. А тут вдруг при содействии городских дворян право голоса даже в делах церковных получили обычные граждане с их смехотворными избирательными процедурами. Позорище и скандал. Однако в тот исторический миг почти никто не заметил произошедшего, ибо случилось так, что, за исключением бедолаг францисканцев, все почему-то были заинтересованы именно в таком решении.
Рыцари — к тому времени уже века полтора — имели свой интерес в местном соляном промысле. Только вряд ли кто смог бы разобраться в хитросплетениях этих связей. В близлежащем Штайнбахе, где рыцари жили себе не тужили в суровой своей цитадели, никаких соляных источников не было и в помине. Однако варницы с необходимыми для выварки соли котлами имелись у каждого. Причем в большем количестве, нежели допускали для каждой семьи законы города. Но с какой бы стати им признавать над собой городские законы. Чихали они на них. И варниц в деревне у каждого было столько, сколько их крепостные могли обслужить. Соляной раствор к варницам Штайнбаха доставляли на барках либо, в засуху или во время разлива, по суше в цистернах. В общем, дело им приходилось иметь не только с городскими лодочниками да возчиками, но и с прочими бюргерами — владельцами соляных амбаров, куда сдавалась вываренная соль на хранение, и с городскими купцами, которые занимались реализацией оной. Таким образом, в негласной этой зависимости сомневаться не приходилось. И зависимость эта приносила немалые барыши. В таких случаях человек разумный, при свете вечерней лампы хорошенько прикинув расклад, приходит к выводу, что лучше ему проявить благородство и широту души и не искать раздоров. Тем временем город буквально кипел от возмущения позорным статусом храма Святого Михаила, предположительными педагогическими огрехами францисканцев и их безнравственными деяниями. Причем в трактире городского дворянства страсти кипели, пожалуй, еще сильнее, чем в пивном заведении рядовых бюргеров.
Здесь я хочу заметить, что своеобразное южнонемецкое это понятие, «городское дворянство», мы могли бы перевести и как лапотное дворянство или как «семисливовое», по числу фруктовых деревьев в хозяйстве, и тогда получили бы привычный в родном языке оборот. Всякий раз, сталкиваясь с этим понятием, я вспоминаю как раз такие эквиваленты. Но выражение «лапотное дворянство» все же вводит