Новый Мир ( № 10 2005) - Новый Мир Новый Мир

Еще бы... Но тут интересны подробности...

Анна же про Марину и не заикнулась. Не пришлось к слову?..

Евгений мысленно похвалил себя: чувство ритма опять его не подвело. Вовремя позвонил — вот и не пропустил историческое событие...

— Я как раз наметил повидаться. — Прозвучало слишком настырно, и он поправился: — Если, конечно, ты хочешь... Тогда и расскажешь. Приезжай ко мне.

— К тебе?

— У меня теперь есть маленькая комната в коммуналке. Обменял квартиру в Подольске. Садись на “Аннушку”. Уланский переулок. Я буду ждать на остановке.

— Давай отложим до завтра. Завтра воскресенье... А сегодня просто погуляем. У меня всего час: сын скоро придет.

11

Вернувшись с прогулки домой, Евгений без колебаний отменил одну грудастую аспирантку, которая порывалась накормить его ужином. Сам заварил крепкий чай, поставил на стол деревянный бочонок меда — подарок с уральской пасеки, и сел за машинку. Записать то, что рассказала Марина. И то, что она не заметила. Не для памяти, нет. Знал, что не забудется. Захотелось понять диспозицию, рассмотреть все силовые линии, искрящие между двумя державами. Чтобы потом понаблюдать, во что это все разовьется... Драматургия может сложиться совсем неожиданная. Упустишь подробность — и память услужливо спрямит непредсказуемую синусоиду их отношений...

Итак...

Марина давно еще известила Бориса, что хочет встретиться с Анной, когда та будет в Москве. Но он уже пропустил мимо ушей столько ее просьб, стал таким равнодушным, что она и не надеялась. Тем более — дозвониться на Покровский непросто: сосед часами висел на телефоне, всегда старался первым схватить трубку и, если видел, что его не уличат, говорил: Марины нет дома.

(Евгений знал этот примитивный трюк и без особого труда, только своим спокойствием добивался, чтобы тот все-таки постучал в дверь. На всякий случай. Мол, вдруг она уже вернулась...)

В тот день сосед сам вытащил Марину на кухню, далеко не первый раз демонстрируя ей, что такое борьба за чистоту. Порвал веревку, сдирая только что выстиранные полотенца. Орал: “Нахалка! Выжимать хотя бы надо! Капает же! Вон какая лужа натекла!” Молчание обвиняемой распаляло его, подвыпившего, до белого каления. Из-за своего крика и не услышал звонок.

Трубку подняла Марина. Грудной тембр звучал как лейтмотив “Пиковой дамы”:

— Ахматова.

— Я вас слушаю.

(Должно быть, Анна подняла бровь и надменно повторила про себя: “ Она меня слушает...”)

— Я в Москве.

Марина еще не отошла от плебейской ругани. Поэтому не отозвалась так, как велит простая учтивость. Промолчала.

— Борис Леонидович дал знать, что вы хотели со мной встретиться, — произнесено было “белым” голосом, без интонации. Слегка выделено “вы” — только так и сказалось удивление Анны.

— У меня соседи... И тесно...

Марина, конечно, не собиралась отказываться, всего лишь доложила о своих проблемах. Точно, лаконично, без дипломатии. Учитывая, что телефон прослушивается.

Но чтобы понять это, чтобы не обидеться, надо знать ее ситуацию. Анна сообразила:

— Приезжайте ко мне. Диктую адрес: Большая Ордынка, семнадцать...

— На такси, автобусах и троллейбусах ездить не могу, — перебила ее Марина. — Только пешком, на метро или трамвае. И я обязательно заблужусь.

Минут десять выясняли, как добраться. Анна позвала на помощь хозяйку дома, которая не страдала, как они обе, топографической тупостью...

Она же — спокойно-любезная — на следующий день отворила Марине дверь и провела в гостиную.

Накрытый стол. Белая скатерть, кузнецовские чашки, торт на хрустальном блюде, фрукты в вазе... На диване с высокой прямой спинкой, профилем к двери — дама. Просто дама. Это — она? Прямой нос с горбинкой, низкая челка. Не седая? Как все в Париже... Как и они, красит волосы? Маленькие растопыренные руки с наманикюренными ногтями, точно лапы у сфинкса, опираются на сиденье, поддерживая уставшее, но не согнувшееся тело.

Марина инстинктивно делает шаг назад, отступает. Богатая обстановка, молчаливая надменность... Все чужое. Уже хочет сбежать, как вдруг замечает знакомые коралловые бочонки. На шее Анны.

Маринина рука взметнулась и принялась теребить точно такие же бусы. Она выбрала их утром и надела сразу после того, как высушила только что вымытые светлошерстые волосы. Весьма светлошерстые. “Вы похожи на страшную деревенскую старуху!” — негодующе сказал вчера сын. И ей понравилось, что деревенскую...

Евгений откинулся на спинку стула и перестал стучать по клавишам. Вспоминал. Примерно год назад они с Мариной заскочили в магазинчик на Арбате — не из-за того, что побоялись промокнуть, нет. Разговор запутался в гриве дождя.

Марина низко склонилась над застекленным прилавком, рассматривая броши, кольца, бусы... Украшения, хранящие память о своих прежних владельцах. Магазин был антикварный.

Примерив какой-то широкий браслет, она отшвырнула его и громко попросила продавца вызволить бусы из дальней витрины. ловко застегнула их на своей шее и посмотрела в зеркало. Тут Евгений и вспомнил, что похожие он подарил Анне. Давно... Поэтому когда Марина вынула из кошелки мятый комок и стала расправлять на ладони рубли и десятки, он не достал свой бумажник...

“Бусы... Я подумала в тот момент: надо бы вас познакомить, тебя и Анну”, — Маринин комментарий.

Анна же повернулась и проследила за нервным жестом. Сосредоточенное лицо напряглось, потемнело, но она не позволила гневной, ревнивой мысли вырваться наружу.

— Давайте пить китайский чай. — Хозяйка дома пододвинула к гостье мягкий стул.

Присев на самый краешек, Марина достала из сумки папиросу и, не спросясь, закурила. Напряжение разлилось такое, будто две бегуньи изготовились на старте и ждут сигнала.

— Есть известия о муже? — обронила Анна.

О муже...

Интересуясь мужьями своих подружек, Евгений обычно давал понять, чтобы они не рассчитывали на него в матримониальном смысле... Анна тоже неспроста справилась... Кто-то мог при ней упомянуть его имя рядом с Марининым. Проверяла, кем занято сердце пусть даже потенциальной, но все-таки конкурентки?

Евгений вспомнил, что Анна совсем не нейтрально говорила о близорукости Марины: “Очков не признает, поэтому ей надо ощупать человека. А уж раз коснулась его, то сразу прилипла и не отпускает...”

Как о сопернице...

А Марина... Марина вздрогнула и чуть не заплакала. Что ждала, то и услышала она в этом вопросе. Заботу о себе. Участие. И принялась нервно объяснять:

— Перестали принимать передачи, я испугалась. Но в начале мая пришла открытка: “Принесите вещи такому-то”... Мне помогли, сшили по всем правилам мешок почти в человеческий рост: с двойным дном, боковыми карманами и глазками для продержки. Без единой металлической части. Я сама должна была решать, что туда положить. Мне потом многое вернули: валенки, шапку, варежки, непромокаемое пальто, вязаную куртку, ночные туфли, подушку и галстук. Десятого мая передачу приняли. Уже месяц, как я больше ничего о нем не знаю.

— А дочь? — Анна осторожно подтолкнула веретено разговора.

— Алю в январе перевезли на Княжий Погост, в Коми АССР. Мы переписываемся! Повезло — наконец удалось вызволить из таможни все наши вещи. Я уже и продукты ей отправила — сахар, какао, мешочек моркови, которую сама насушила. Можно заваривать кипятком. Все-таки овощ. Теперь ударю по бекону и сыру, какому-нибудь самому твердокаменному... — Марина ткнула потухшую папиросу в пепельницу, незаметно принесенную хозяйкой, и закурила новую. Не отрывая взгляда от своей кошелки, лежащей на коленях, она вдруг судорожно спросила: — Как считаете, не послать ли ей серебряный браслет с бирюзой? Когда Алю уводили с болшевской дачи, у нее на левой руке остался браслет. С правой сняла, а с другой не успела...

Да, ничего нелепее уже придумать нельзя...

Анна встала с дивана, подошла к Марине, со спины обхватила за плечи, подняла ее, послушную, и повлекла за собой.

В узкой маленькой каморке с высоким потолком они, не заметив, просидели несколько часов. Анна с поджатыми ногами на кровати, Марина — на стоящем впритык стуле.

Близость...

В такой тесноте либо искрит — тогда двое отлетают друг от друга в разные стороны, — либо притягивает.