Самые нашумевшие преступления истории - Виктор Колкутин

2006 год вступил в летнюю пору. На этот период все вроде бы позабыли о страстях, кипевших весной. Мне удалось своевременно уйти в отпуск, вернуться из него, погрузиться в череду дел, связанных с окончанием реорганизации наших экспертных дел в Министерстве обороны. Про суд над обидчиком солдата Сычёва никто пока не напоминал, хотя по сообщениям средств массовой информации было известно, что 13 июня 2006 года в Челябинском гарнизонном суде состоялись предварительные слушания по этому делу, которые прошли за закрытыми дверями. Позже я узнал, что защита Сивякова заявила ходатайство о переносе рассмотрения дела в Москву, но это ходатайство было отклонено. Рассмотрение дела по существу на открытом заседании суда в Челябинске было назначено на 27 июня 2006 года.

27 июня рассмотрение дела было начато. В данном процессе в качестве обвиняемых были привлечены трое сослуживцев рядового Сычёва: младший сержант Александр Сивяков (обвинялся по части 3 статьи 286 — «Превышение должностных полномочий с применением насилия или угрозы его применения» УК РФ), а также рядовые Кузьменко и Билимович (обвинялись по части 2 статьи 335 — «Нарушение уставных правил взаимоотношений между военнослужащими при отсутствии между ними отношений подчинённости» УК РФ). Государственное обвинение потребовало для Сивякова наказания в виде 6 лет лишения свободы, а для Билимовича и Кузьменко, соответственно, 1,5 года и 1 год лишения свободы.

Уже в судебном заседании продолжалось противостояние Главной военной прокуратуры и Министерства обороны. В ходе рассмотрения данного уголовного дела шестеро свидетелей обвинения отказались от первоначальных показаний и заявили, что работники военной прокуратуры оказывали на них психологическое давление и даже били, добиваясь показаний против Сивякова. По заявлениям некоторых других свидетелей, к ним приезжали некие «генералы из Москвы», которые убеждали отказаться от показаний против обвиняемых (с этими генералами мне уже приходилось встречаться). Здесь уместно процитировать некоторые СМИ тогдашнего периода. Вот что можно было прочитать на lenta-ru 19 июля 2006 года:

«... Фигурантами дела Сычёва стали два генерала. На заседании Челябинского гарнизонного военного суда для выяснения обстоятельств давления на свидетелей по делу Сычёва был допрошен исполняющий обязанности начальника Челябинского танкового училища (ЧТУ) Анатолий Чучваго. Он назвал имена двух генералов, которые во время следствия приезжали в Челябинск с проверкой, — пишет газета «Коммерсант». — Один из начальников Главного управления воспитательной работы Минобороны Владимир Богатырёв и начальник управления информации и общественных связей МО Сергей Рыбаков интересовались в училище откомандированными солдатами. Для них была заказана служебная «Волга», однако Чучваго не знает, ездили ли они в воинскую часть посёлка Никольская Роща, куда были направлены военнослужащие — свидетели по делу Сычёва. Адвокат Сычёва Светлана Мухамбетова заявила, что в ходе судебного следствия был подтверждён факт того, что московские генералы приезжали в часть в Никольской Роще и имели доступ к свидетелям, которые находятся под государственной защитой. По её словам, на территории воинской части находился именно генерал-майор Рыбаков. В Минобороны подтвердили, что оба высокопоставленных чиновника оборонного ведомства были в служебной командировке в Челябинске, но от более подробных комментариев в министерстве отказались. Напомним, что ранее свидетель обвинения Олег Макарин заявил, что с ним встречался некий мужчина, которого называли «генералом, приехавшим из Москвы». Он пытался убедить рядового отказаться от своих показаний. Наличие таинственного генерала подтвердил и другой свидетель — Сергей Горлов. По его словам, мужчина был в штатском и приехал к ним в часть 25 июня. Командир части в Никольской Роще Александр Ануфриев заявил в суде, что ему позвонили из Челябинского танкового училища и предупредили, что в этот день к ним приедет генерал и будет разговаривать с военнослужащими. Документов Ануфриев у этого человека не проверял.»

Поступило в Челябинский суд и письмо от самого пострадавшего рядового Андрея Сычёва:

«В Челябинский гарнизонный военный суд от Сычёва Андрея Сергеевича. Заявление. Я, Сычёв Андрей Сергеевич, в настоящее время нахожусь на лечении в госпитале им. Бурденко, по состоянию здоровья и из-за интенсивного лечения не могу принимать участия в судебном заседании. Однако со слов моей сестры Марины хорошо представляю себе, что там происходит. Я сильно переживаю, и мне очень обидно, что моих сослуживцев заставляют в суде говорить неправду. Я не обижаюсь на них, я понимаю, что им ещё дальше служить, и поэтому они вынуждены давать такие показания. Именно поэтому я решил написать это заявление и рассказать про уборку туалета и умывальника. Я действительно принимал участие 31 декабря 2005 года в этой уборке. Нас было несколько человек. Я в первый раз принимал участие в уборке туалета и умывальника. Те, кто уже имел опыт уборки, показали, как это надо делать. Я точно помню, что в умывальнике было не холодно, чуть прохладнее, чем в расположении роты, но не сильно. По крайней мере, я был в тапочках, и мне не было холодно. Сказать, во что были обуты остальные, я не могу, так как не помню. Я утверждаю, что никто в этот день не заставлял нас одевать сапоги во время уборки. Во время уборки ноги у меня были сухие, холодно мне не было. Если бы ноги у меня замёрзли, я бы одел сапоги, которые, к сожалению, я сейчас одеть не могу. До Нового года, а также 31 декабря после уборки туалета ноги у меня не болели и самочувствие было нормальное. Показания, данные ранее, подтверждаю и прошу суд им доверять. 19 августа 2006 года, личная подпись Андрея Сычёва».

К моменту моего появления в Челябинске многие этапы судебного следствия были уже позади: допросили потерпевших, обвиняемых и большинство свидетелей. Были оглашены все экспертизы, проведённые на этапе предварительного следствия. Для их опровержения защита потребовала вызвать из Москвы представителей Главного военного клинического госпиталя имени академика Н.Н.Бурденко. Делегация прибыла не столь многочисленная, сколь внушительная, возглавляемая самим начальником госпиталя генералом В.М. Клюжевым. Среди тех, кому Министерство обороны поручило «развалить» наши экспертизы, к сожалению, оказался и один мой давний товарищ ещё по учёбе в академии. До этой экспертизы у нас были замечательные дружеские отношения, но потом они резко испортились. Слишком по-разному мы понимали значение слов «честь мундира». Для него она означала бесприкословное подчинение всему тому, что идёт «сверху». У меня на такую позицию не было ни желания, ни права — эксперт, который однажды солгал, подобен канатоходцу, сорвавшемуся вниз из-под купола цирка. Никакого доверия потом уже к нему не будет.

Однако вернёмся к судебному заседанию. Как я уже сказал, приехавшая из Москвы делегация военных медиков «в пух и прах» (как им казалось) разнесла все наши экспертизы, и её члены, гордые исполненным перед руководством «долгом», вернулись обратно, тогда как мои судебные баталии были ещё впереди. Почему мои, хотя в общей сложности эти экспертизы подписали полтора десятка человек? По двум причинам.

Во-первых, выступление эксперта в суде — это совершенно особый, ни с чем не сравнимый вид интеллектуальной деятельности, которому до сего дня нигде не обучают. Выступающий в суде эксперт должен знать назубок весь материал, по которому его будут допрашивать; он должен предвидеть максимальное количество вопросов, которые могут быть заданы сторонами — участниками судебного процесса; он также должен обладать серьёзными педагогическими и ораторскими навыками, иначе невозможно довести специфику экспертизы до сознания ничего не понимающих в экспертном деле людей. И наконец, эксперт, выступающий в суде, должен чувствовать все нюансы, все настроения, с которыми пришли участники процесса в суд. Важно уметь сделать своё выступление интересным и понятным, но при этом не выйти за пределы экспертной компетенции. Это самое страшное, что может случиться с экспертом в суде. Как только он (вольно или невольно) покидает границы своей компетенции, то сразу же становится «лакомой добычей» юристов: государственного обвинителя, адвоката, а иногда и судьи. Выпускать на такое мероприятие неподготовленных людей, коими являются почти все врачи-клиницисты, значит обрекать на поражение всю экспертную конструкцию. Пришлось эту тяжесть взять на себя.

Во-вторых, с большой долей вероятности я допускал, что вслед за предопределённой победой наших экспертиз в суде последуют разной степени «репрессии» в адрес членов экспертных комиссий. Подставляясь под все эти легко прогнозируемые удары путём публичного, с освещением в прессе на всю страну, выступления, я отводил основные «удары» на свою персону. Ничего не поделаешь, положение обязывало.