Самые нашумевшие преступления истории - Виктор Колкутин

В Челябинск я приехал утром в сопровождении одного своего коллеги, который, хотя и не участвовал в проведении этих экспертиз, тем не менее мог оказать мне существенную интеллектуальную поддержку. Ничего удивительного, наш труд сравним с трудом бойцов-единоборцев. И там и здесь нужны не только выносливость и мощные ходы, но и профессиональный взгляд со стороны. Особенно это справедливо для суда присяжных, где многое выстраивается исключительно на эмоциональной составляющей. Очень многое зависит не только от содержания материала, но и от формы его подачи. Всё как в театре.

Нас встретили представители военного суда и поселили в достаточно комфортабельной гостинице.

На лицах местных работников Фемиды читался только один вопрос: «Не приехал ли Главный эксперт МО РФ, чтобы сыграть на стороне своего ведомства?» Представляете моё состояние, при котором, с одной стороны, нужно сохранять максимальное спокойствие и сосредоточенность, чтобы в «хорошей спортивной форме» выйти в суд, с другой, всё время вспоминалось одно спортивно-историческое событие — футбольный матч киевского «Динамо» с немецкими оккупантами в 1942 году, которое потом было названо «Матч смерти». Говорят, что на самом деле тогда никакого матча не было (точнее, их было несколько, во всех играх победили наши футболисты, и расстреляли их совсем за другое, да и то не всех), но мне-то не легче, мой «матч смерти» состоится «при любой погоде».

Как бы то ни было, но сжигать свою нервную энергию в никчёмных переживаниях по поводу жутких вопросов неведомых мне адвокатов было бы непростительной «роскошью». К счастью, и представителей прессы города Челябинска я в этот день не увидел. Поэтому никто и ничто не мешало мне полноценно готовиться к завтрашнему поединку. К вечеру ко мне в номер подошли местные прокурорские работники из военной прокуратуры. Не смогли остаться без общения с главным специалистом.

Вечер пролетел незаметно за непринуждённой дружеской беседой. Тем не менее, несколько раз прозвучали настораживающие фразы о том, что «у обвиняемого очень сильная защита». На мой вопрос, в чём её сила, вразумительного ответа не последовало, но прокурорские работники при этом обменялись многозначительными взглядами.

Так как судебное заседание было назначено на вторую половину дня, утро мы начали с посещения челябинской больницы, где Андрею Сычёву были ампутированы ноги. И само учреждение, и его персонал оставили у меня благоприятное впечатление. Никакой суеты, никакого лишнего действия — всё подчинено одному: максимальной эффективности в интересах больных. Познакомились с хирургами, которые непосредственно оперировали пострадавшего солдата, а теперь выступали в качестве свидетелей, но отбивающихся от претензий коллег из Москвы, рьяно отстаивающих «чистоту мундира» своих оскандалившихся начальников. Их позиция и настроение мне также понравились, хотя было заметно и определённое волнение — не каждый день приходится выступать в уголовном суде, да ещё оправдываться в ситуации, за которой следит практически вся страна.

И вот долгожданный миг — начало судебного заседания. В зале немноголюдно. В основном — представители различных СМИ. Свидетели, как и полагается, отдельными группами толпятся в коридоре. Их появление в зале возможно только по вызову судьи.

Я и мой коллега-эксперт заняли места в левой половине зала поближе к окну (несмотря на ощущаемое дыхание осени, погода была довольно тёплая). Защита подсудимого Сивякова расположилась в противоположной части зала. В адвокатах у него двое — мужчина и женщина. Внимательно разглядываю обоих — и никаких особых чувств не испытываю: адвокаты как адвокаты. Зато порадовало, что гособвинителем выступал один из лучших специалистов Главной военной прокуратуры — молодой, знающий и очень любящий свою профессию офицер. Такой ни пяди «своей земли» не уступит, как бы хорошо не был подготовлен «враг».

Судебное слушание началось, первым к трибуне был приглашён хирург, оперировавший Андрея Сычёва в Челябинске. Было очевидно, что данный человек крайне редко выступает в судебных заседаниях, однако его духовная стойкость и высокий профессионализм позволили успешно выдержать все нападки адвоката Сивякова. А нападок было немало. Адвокат-мужчина (по стилю одежды и характерным жестам — в недалеком прошлом милицейский следователь) попытался сразу показать, «кто в доме хозяин». Как только ему представилась судом возможность, он в весьма развязной манере, менторским тоном начал задавать врачу вопросы, которые в цивилизованном обществе принято называть риторическими, то есть не требующими ответа. Врач спокойно отвечал на все вопросы именно так, как в данной ситуации и нужно было на них отвечать. Естественно, терпения у «бывшего милиционера» хватило ненадолго, и он попытался в «американской манере» начать расхаживать по залу и при этом вести диалог с допрашиваемым. Тут уже не выдержал председательствующий и своей судейской властью резко «приструнил» разошедшегося адвоката. Я ещё тогда подумал, что неплохо бы клиентам адвокатов сначала устраивать какой-нибудь «кастинг», чтобы убедиться в их профессионализме, умении связно излагать мысли, сдерживать эмоции, иметь опрятный внешний вид и т. д. В противном случае часть вызванного у суда негатива к своей персоне такой горе-защитник может невольно перенести и на подзащитного. К сожалению, неоднократно был тому свидетелем, когда заведомо выигрышные дела были загублены по причине адвокатской самовлюблённости.

Постепенно дошла очередь и до меня. Сообщив все формальные сведения о своей персоне, я обратил взор к председательствующему, как единственно значимой для меня фигуре. Эта маленькая хитрость позволяла довольно быстро и «энергетически незатратно» расшатать благодушие защиты. Ни разу за всё время своего выступления я не повернул головы в сторону адвокатов, а начиная ответ на очередной их вопрос, предварял его словами «Ваша Честь», давая понять, кто в этом доме действительно «хозяин».

Забегая вперёд, скажу, что мой допрос длился более 2 часов, однако похвастаться разнообразием стратегии и тактики адвокаты подсудимого Сивякова не смогли. Наоборот, создалось впечатление, что их кто-то специально готовил, чтобы они с треском провалили это дело. Справедливости ради следует отметить, что наиболее разумно вела себя женщина-адвокат — она молчала. Говорил исключительно воинствующий милиционер, о котором почему-то бытовало мнение, что он «крутой». К великому сожалению, последующие годы моей экспертной деятельности показали, что истинный профессионализм в нашем деле всё чаще стали отодвигать на второй, атоина третий план, подменяя его рабской покорностью и желанием любой ценой выслужиться перед «сильными мира сего». Во всяком случае, тогда, в теперь уже далёком августе 2006 года, мне он «крутым» не показался, а длительность моего допроса скорее объяснялась желанием председательствующего на процессе создать для обвиняемого максимально благоприятную обстановку, чтобы потом не получить упрёка в предвзятом отношении.

Сначала мой визави попытался поймать меня на «противоречиях», якобы имевших место в предыдущих экспертизах. Старый, давно известный приём, который может сработать только в том случае, если хорошо знать предмет разговора или дискуссии. Адвокат Сивякова этим знанием в тот день не обладал, поэтому выдохся уже к концу первого часа. Во всяком случае, все просьбы показать в тексте экспертиз то место, которое ему непонятно, постоянно завершались его фразой: «С этим понятно, пойдём дальше». Мне это стало ясно по тому, как существенно снизилась двигательная активность моего оппонента, а вопросы, и без того нёсшие минимум смысловой нагрузки, стали вообще «ни о чём».

Несколько раз женщина-адвокат вяло пыталась остановить своего компаньона, но каждый раз безнадёжно махала рукой и прекращала попытки. Наконец, в середине второго часа в ход были пущены специфические адвокатские приёмы, направленные на то, чтобы дискредитировать эксперта, если не как профессионала, то хотя бы как личность. Поэтому, когда прозвучала фраза, близкая к истерике:

«Но ведь до вас уже выступали полковник и генерал! И они говорили другое!», — я понял, что больше ничего серьёзного сегодня не будет. А когда его соратница извлекла откуда-то цветную картинку и, показав суду, задала вопрос: «Вот эти синие точечки на картинке — лейкоциты?», — всем стало ясно, что судьба Сивякова решена. Уже ничего не значили для исхода дела мои объяснения, что ранее выступавшие полковник и генерал — клиницисты, их задача лечить пострадавшего, а не давать оценку объёму, тяжести и времени происхождения у Сычёва повреждений. А синие точечки на абстрактной картинке — это всего лишь синие точечки и никакие не лейкоциты.

Конечно, в зале сидела слишком разношёрстная публика, чтобы понимать глубинный смысл развернувшейся на их глазах баталии, и аплодисментов ожидать не приходилось. Однако чувство добросовестно исполненного долга заставляло сердце учащённо биться. И это при том, что я отчётливо понимал: с этого дня для своего ведомства я стал изгоем. Теперь у моих начальников перед их начальниками появилась персонифицированная фигура на роль «козла отпущения». Дескать, всё было бы хорошо, если бы не этот полоумный.