Самые нашумевшие преступления истории - Виктор Колкутин

Конечно, в зале сидела слишком разношёрстная публика, чтобы понимать глубинный смысл развернувшейся на их глазах баталии, и аплодисментов ожидать не приходилось. Однако чувство добросовестно исполненного долга заставляло сердце учащённо биться. И это при том, что я отчётливо понимал: с этого дня для своего ведомства я стал изгоем. Теперь у моих начальников перед их начальниками появилась персонифицированная фигура на роль «козла отпущения». Дескать, всё было бы хорошо, если бы не этот полоумный.

К сожалению, ни мы, ни наши дети и внуки не доживём до того дня, когда в России будут давать объективную и достойную оценку интеллектуальному труду.

Уезжали мы с моим коллегой из Челябинска на следующий день поездом. Представители военной юстиции провожали нас до самого вагона, исходя из принципа «Мы, конечно, победили, но как бы чего не вышло». Перед посадкой в вагон один из офицеров юстиции положил мне в сумку увесистый свёрток, громко сказав при этом: «Уральский сувенир!» Оказалось, наши новые челябинские друзья решили подарить на память чугунного медведя. Сумка сразу заметно потяжелела.

Всё было хорошо до того момента, пока наш поезд не начал приближаться к Самаре. Где-то километров за 70 до этого замечательного города в вагон вошли три молодых и на удивление очень низкорослых человека. Суетливость движений и характерный слэнг выдавал в них сотрудников транспортной милиции. Пометавшись по вагону, эти странные люди почему-то стали кучковаться возле нашего купе, о чём-то подозрительно шушукаясь. Наконец, один из них (то ли самый старший, то ли самый смелый) постучал в нашу дверь и, не дожидаясь приглашения, вошёл.

— Здравствуйте, — официальным тоном произнёс он, — проверка документов.

Мы показали ему наши паспорта. Он долго изучал их, а потом неожиданно спросил:

— Так вы в Москве живёте?

Я резонно заметил, что при наличии московской регистрации трудно предположить, что я живу в другом городе. На этом проверка документов завершилась, и забавная троица двинулась далее по коридору.

Мы бы не придали этому эпизоду никакого значения, если бы он этим окончился, однако «продолжение следовало». Буквально через пять минут дверь нашего купе резко распахнулась, и на пороге появился другой «богатырь». Настроен он был куда более решительно, чем его предыдущий коллега.

— Сейчас будет произведён осмотр ваших личных вещей, — чуть ли не завизжал он, — а вот она, — он ткнул пальцем в стоящую рядом проводницу, — будет понятым.

С этими словами он шагнул в купе. Двое других остались стоять в коридоре, блокируя нам выход. Ситуация переставала быть забавной.

— На каком основании вы хотите досматривать наши личные вещи? — спросил мой спутник.

— Мы имеем право, — буркнул в ответ коротышка.

— Раз имеете, тогда досматривайте, — сказал я.

Что-то мне подсказывало, что не стоило ввязываться в конфликт с этой троицей. Точнее, я не мог себе представить ни одного сколь-нибудь значимого повода их появления, кроме как спровоцировать какой-нибудь инцидент.

Видимо, не ожидав такого скорого согласия, наш «досмотрщик» даже присел на полку моего коллеги и вопросительно посмотрел на своих спутников. Те сопели, переминались с ноги на ногу, но никакого путного совета дать так и не смогли.

Через минуту он вновь обрёл дар речи и предложил нам самим показать свои вещи.

В другое время и в другой обстановке я не преминул бы ответить стандартной фразой: «Вам надо — вы и досматривайте!», но это был совсем другой случай.

Я аккуратно расстегнул свой баул и показал его содержимое настойчивому милиционеру. Тот внимательно осмотрел всё и переключился на чемодан моего коллеги. Затем он ещё раз просмотрел наши документы и беспомощно взглянул на своих товарищей. Те продолжали сопеть и переминаться. Понимая, что пауза уже затянулась до неприличия, милиционер медленно встал и пожелал нам счастливого пути.

Я уже начал застёгивать свою сумку, и вдруг один из стоящих в дверях сопящих карликов проявил недюжинную прыть и, оттолкнув товарища, устремился к моей сумке. Не успел я и глазом моргнуть, как обе его руки были погружены в неё по локоть. Поскольку сумка стояла у меня на коленях, я физически ощущал, как через его руки проходит каждый предмет. Наконец, он добрался до чугунного мишки.

— Что это?! — завопил он, извлекая из сумки свёрток.

— Это сувенир, — спокойно ответил я.

Тут милиционер оказался перед дилеммой: либо поверить мне на слово, либо пойти на прямое нарушение ст. 22 Основного Закона нашей страны (каждый имеет право на свободу и личную неприкосновенность) и надорвать обёртку.

Сжалившись над беднягой, я разорвал часть газеты в области головы медведя. Увидев чёрный медвежий оскал, прыткий милиционер не на шутку загрустил. В отчаянии он ещё раз запустил руки в чрево моей сумки, ещё раз прощупал всё её содержимое и с обидой пятилетнего ребёнка, которому вместо конфеты подсунули пустой фантик, посмотрел на своих товарищей. Ему только и оставалось, что уподобиться предводителю уездного дворянства Кисе Воробьянинову, залезшему в очередной стул своей безвременно ушедшей из жизни тёщи, и сказать: «Нету!».

В какой-то момент мне даже стало жалко этого человека. До сих пор не знаю, что он пытался найти в моей сумке, так же как не знаю, кто и каким образом «снарядил» эту бригаду на данное деяние. Понятно одно: такие «досмотры» просто так не проводятся.

Исключая этот эпизод, наша поездка протекала мирно и безмятежно. Тем не менее, меня не покидало некое фатальное настроение приговорённого человека. Да, свой профессиональный долг я выполнил честно. Все попытки втянуть меня в грязную игру под названием «за чистоту мундира» провалились. Объективность восторжествовала, но мне что-то не хотелось «торжеств». Со всей очевидностью встал вопрос: как строить свои отношения с руководством Министерства обороны после всего случившегося?

В замечательных книгах А. Дюма, посвящённых эпохе королей Франции Людовика XIII и Людовика XIV, очень живо описаны похождения друзей-мушкетёров, которые не раз вмешивались в дела сильных мира сего и всегда выходили из этих передряг победителями. Моё же положение было куда менее завидным. Я не во Франции XVII века, у меня нет друзей-мушкетёров, но в дела сильных мира сего я «погрузился» основательно. Успокаивало одно: у меня не было ощущения, что я сделал что-то против своей совести.

Многие бури пронеслись над моей головой за последовавшие после этой истории годы моего управления судебно-медицинской экспертизой МО РФ, сменилось руководство, ушли люди, которые пытались противостоять истине по этому делу. Судьба многих сложилась весьма незавидно. Возможно потому, что Девятая заповедь Божия требует не произносить ложного свидетельства на ближнего своего.

Легенда о Якове

Годы работы в судебно-медицинской экспертизе неоднократно позволяли убедиться в двух вещах: первое — сколько бы ни был умён человек, он никогда не учится на ошибках других (в лучшем случае на своих, а то и вообще ничему не в состоянии научиться) и второе — труднее всего человек расстаётся не с людьми, а с мифами об этих людях. Бывает, что такой миф много лет передаётся от поколения к поколению чуть ли не как устное народное творчество и не выдерживает никакой критики при первой же попытке научного исследования ситуации. В советском и постсоветском обществе такие мифы о нашем относительно недавнем прошлом оказались удивительно живучи. Спроси любого: «Как погиб Чапаев?», — ион тут же расскажет одну из самых драматических сцен знаменитого фильма, когда пуля колчаковца попадает в народного героя, переплывающего реку Урал. Расскажет, пребывая в полной уверенности, что говорит истинную правду, и даже не задумается о том, что стал жертвой несуразицы и политической ретуши, так присущим коммунистической идеологии. И этим мифам и легендам несть числа! Вот некоторые из них:

1) С.М. Кирова убили по приказу И.В. Сталина, как его возможного конкурента в политической борьбе.

2) В 1942 году в оккупированном Киеве фашисты расстреляли украинскую команду «Динамо»-Киев за то, что та выиграла у гитлеровских футболистов.

3) В.И. Ленин говорил (как вариант — писал), что у нас каждая кухарка сможет управлять государством.

4) И.В. Сталин отказался обменять своего старшего сына Якова Джугашвили на фельдмаршала Паулюса, обронив при этом историческую фразу: «Я солдата на маршала не меняю».

И таких мифов можно вспомнить или найти бесчисленное множество! При этом все они остаются всего лишь мифами: С.М. Кирова не убивали по приказу И.В. Сталина, немецкие оккупанты не расстреливали команду «Динамо»-Киев (хотя несколько таких футбольных матчей действительно было проведено, и не только с немцами, ноис их союзниками), ни В.И. Ленин, ни И.В. Сталин приведённых фраз не произносили.