Московские Сторожевые - Лариса Романовская

— И родил Исаак Иакова, — ухмыльнулась Жека. — Дорка, ты кошачьи клички и то лучше помнишь, чем своих мужей. А ты прикинь, что было бы, если бы ты им еще и изменяла?

— Ой, да зачем мне это надо? У них же и без того жизнь тяжелая, а если их еще и огорчать при этом…

— А как их не огорчать, вот ты мне скажи? — задымила Жека.

— Дусенька, не кури при котенке, ему это вредно. Леночка, форточку открой.

— У меня руки заняты. — Я стучала пестиком куда тише, вслушивалась в вечный разговор о том, как выжить с современным мирским мужчиной. Что сто лет назад с ними непонятно было, что сейчас. Столько поколений сменилось, а толку. Вон и Жека сейчас об этом же:

— Нет, ну понятно, что жалко. Он-то умрет, а у меня на него целая молодость впустую потратилась. И стареть одной, опять же…

— Ну а чего ты хочешь? К мирским мужьям вообще сильно привязываешься…

— Мымры вы… Я на вас обиделась, — декларативно. — Вы мне лучше скажите, что мне Старому на собрании рассказывать? — поинтересовалась Евдокия, учесывая развалившуюся на скатерти Цирлю.

— А когда собрание-то? — снова напряглась я. Сейчас все хорошо так было, как в прежние времена. Угораздило же Евдокию про работу вспомнить!

— Ну вроде двадцать второго он хотел. А теперь, наверное, пораньше проведет, раз такие дела… — осеклась Жека.

— А у вас двадцать второе отмечают или уже перестали? — Дорка оглаживала кошачьи перья, придерживая Клаксона, чтобы не царапался: — Леночка, вот смотри, против шерстки всего один раз, а потом берешь пинцетик или рейсфедер… Им лучше всего, если по старинке действовать…

— Еще как отмечают, ты чего, — заторопилась Жека. — В том году так посидели хорошо. Я тебе потом расскажу. Тоже, кстати, сперва собрание закрыли, а вот потом… Может, и теперь так же сделать? И поговорим, и отпразднуем. Куда экономнее будет… у нас тут, между прочим, кризис, если его некоторые еще не заметили….

— Дался тебе этот кризис, а? — Дорка аж замахнулась рейсфедером, рассыпав по полу и столу увесистую косметичку с разными штучками-дрючками. — Это мирским морока, а ты-то без работы не останешься и не надейся… Куть-куть… Перышко вот так захватываешь и дергаешь, только за лапками следи… — По Доркиной ноге ползла стремительная стрелка.

— За своими или за крылаткиными? — уточнила я.

— За любыми… Коготочки подпиливать умеешь?

— Так все равно вместе лучше отмечать, — не унималась Жека. — Не в экономии дело, просто Новый год же скоро, все заняты будут… С мирскими всегда перед Новым годом возни много, когда еще потом соберемся… А тут двадцать второе уже скоро. Вы, девчонки, как хотите, но это же зимний оборот, как его встретишь, так до летнего солнцестояния время и проведешь… Я лично по-нормальному хочу. Вот все вместе и встретим, жизни порадуемся…

— Опять до утра на столе плясать, — поморщилась Дора.

— А кто тебя заставлял?

— А у меня что, по-твоему, Цирля каждый день котится? Имею полное право…

Разговор у нас получился женский: совсем не о том, про что поговорить хотели. Да только вот кой-какая польза от него все-таки была. Во-первых, отвлеклась. Словно саму себя вернула — ту, у которой ничего страшного не было, только грустное. А во-вторых, оказалось, что я про Семена просто так вспоминать могу. Я ведь еще и из-за этого жалела, что он не мирской: дело не только в том, что нам с ним нельзя, а в том, что колдуны живут лет по четыреста, а обычным мужчинам жизненный срок куда короче отпущен. Он бы сейчас совсем стареньким был, если бы вообще жил на свете. Такого разлюбить несложно. А Сеня и не стареет почти — с него спячка возраст снимает, совсем красивым делает. Ну как такого забудешь?

Сейчас вон Жека про ту поездку в Киев ляпнула, а у меня как картинки веером рассыпались… Хотя тогда мы с Семеном еще друг друга не замечали почти — несколько лет друг возле друга терлись, не желая признавать очевидных фактов. Хотя даже в то время там много чего произошло: и встреча на чьем-то обновлении, и пластинка Джо Дассена этого несчастного, которого мне Евдокия в последнюю свадьбу залудила, и в кино мы с Семеном однажды случайно столкнулись. Как сейчас помню, ажиотаж был дикий с этим фильмом: «Новые амазонки» Махульского, по тогдашним временам — чистой воды порнография. Сеня в том кинотеатре с супругой был, я тоже немножко замужем, но о встрече как-то договорились…

Хорошие какие воспоминания. От них не больно совсем, только грустно капельку, как от любого прошедшего времени. И я уже не по Сене даже тоскую, а по себе тогдашней, Лике еще не Степановне, честному научному сотруднику из одного зашоренного НИИ. Скукотища на работе смертная была, зато коллектив большой и разномастный, о таком заботиться — одно удовольствие. И для счастья мирским такие малости нужны были — кому очередь на польский гарнитур, кому спекулянтку, торгующую дубленками… Нашим же девчонкам Сторожевым позвонишь — все и уладится. Зинка тогда в «Ванде» продавщицей работала, так у нее все мои лаборатории отоваривались, когда нам одну перспективнейшую разработку зарубили. Нет, ну понятно, что польская косметика против закрытых тем ничего не стоит, но хоть мирским не так тошно жить было. Ой… Я же со многими из них до самой старости созванивалась потом… А как в Ханты стала собираться — так ни с кем из той мирской жизни и не попрощалась. А теперь уже и все. Нет меня-Лики. Опоздала.

Девчонки тоже во всякие воспоминания ударились, все больше по амурной части, а я из-за стола вышла тихонечко, взяла горшочек с измельченными зернами и к балкону отправилась. Сейчас я эту пыльцу посею незаметно — хорошая вещь забей-трава, навроде успокоительного. Летает себе в воздухе, ветер ее носит где попало… Кто из мирских вдохнет — сразу успокоится, вся агрессия в нем поутихнет. Глядишь — один за водкой не пойдет, другой склочничать не полезет, третий ненавидеть разучится. Конечно, не навсегда, но все-таки… От внутренней тоски тоже отдыхать надо.

Забей-трава сыпалась ровно, летела сахарной пудрой, заменяя растаявший снег. Пальцы аж дрожали от нетерпения — истосковались они по колдовству. За такой работой про собственные тревоги забываешь. Да еще и прошлое во мне щекочется… Неудобно, что я ушла не попрощавшись, надо будет кое-кого из тех моих сослуживцев разыскать, извиниться чем-нибудь хорошим.

В комнату я вернулась умиротворенная: с улыбкой вошла, с улыбкой дверь балконную закрыла. Потом посмотрела на растопыренное на стремянке пальто. Словно опять бензином в лицо мне плеснули. Страшно, да.

Я опустилась в кресло, не выпуская из ладоней порожний горшочек. Очень не хотелось мне сегодняшнюю ночь вспоминать. Так, может, и не надо? Раз Старый вернулся, так и не нужно больше беспокоиться? Вот позвоню ему на днях, попрошу совета, всю ситуацию обрисую да еще про ту картинку расскажу, что у этого несчастного морфиниста в голове крутилась. Нет у меня к наркоманам никакого доверия. Может, ему привиделось это все, а мы по Москве будем как угорелые скакать, искать непонятно кого в синем костюме, который требует, чтоб честных ведьм бензином палили.