Опасные гастроли - Далия Трускиновская

— Какой договор? — спросила девочка.

— Я позабочусь о том, чтобы убийца господина Гверра не ушел от возмездия. А вы разузнайте, кто последний видел той ночью Иоганна и точно ли он уехал с похитителями. Вы ведь говорили, что в конюшню из парка вошли три человека, один из них — мнимый дядюшка Иоганна. А сколько человек сопровождало липпицианов, когда вы их выслеживали ночью?

Кларисса задумалась. Потом она, как могла, объяснила путь похитителей.

И тут я опять отклоняюсь от нити своего рассказа. Дело в том, что цирковые артисты живут не так чтобы дружной семьей — скорее уж, табором человек в сорок или даже пятьдесят. И этот табор не нуждается в посторонних. У него своя жизнь, свои страсти, свои интриги — скажем, приколотить сапоги недруга подошвами к полу. Они, приезжая в город, редко заводят там хорошие знакомства — неженатые мужчины ищут разве что богатых и доступных женщин, а прочим хватает таборных взаимосвязей. Из цирка и конюшни господа артисты выходят в город для того, чтобы поесть, или же на рынок за продовольствием. Могут прогуляться по лавкам. И получается, что они знают два-три маршрута, жизненно необходимых, и могут не знать соседних с цирком улиц. Кларисса жила прямо в цирке со своим законным отцом, музыкантом, а как по прозванию — я запамятовал. Она привыкла к этой походной жизни и умела быстро обустроить ложу для ночлега, а перед представлением ловко собрать всю обстановку в узел. Она умела готовить на походном очаге, шить не только тоненькой иголкой, как наши девицы, но и большой иглой, которой чинят сбрую. Она сама себе мастерила наряды. Словом, девочка могла бы стать прекрасной супругой для конного штукаря. Де Бах, как я понял, ей покровительствовал, но в меру — не хотел ссориться с фрау Лаурой. Девочка-то появилась на свет, когда де Бах был давно женат и имел уже четверых детей от законной супруги. Кто была мать Клариссы — я так никогда и не узнал.

Так вот, если верить Клариссе, похитители вышли из Малого Верманского парка через те ворота, что открывались на перекресток Елизаветинской и Александровской. И тут же они свернули в одну из малых улочек. Кларисса преследовала их по стуку копыт. Они продвигались на север, где располагалось преогромное городское пастбище и не было возможности повстречать патруль. Потом они вместе с липпицианами вышли к огородам обывателей Петербуржского предместья. Их голосов Кларисса не слышала, а когда и стук копыт казался неуловимым, проделывала забавную штуку: Гектор, ее любимец, умел по команде подавать голос. Он ржал, а липпицианы из темноты откликались. Кларисса всего дважды это предпринимала, боясь, что ее хитрость раскроется и похитители найдут возможность ее отпугнуть.

Из всего этого я понял, что Кларисса не знает точного количества похитителей. И был ли с ними Ваня — определяет умозрительно.

Я решительно не желал верить, что мой племянник — пособник конокрадов!

Потом, когда Кларисса ушла на конюшню, а мы с Гаврюшей старательно мастерили подножку, я приводил ему тысячу агрументов: почему дитя, воспитанное в дворянской семье, не может опуститься до преступления.

— Так коли дитя все добром да добром учат, оно как раз находка для мошенника, — возражал Гаврюша. — Вон Яков Агафонович всякое вытворяет — сиделец у нас, Митрофан, зазевался, и Яков Агафонович у него деньги из кассы стянул, а потом на него же и накричал. Вперед будет за кассой смотреть! Вот это — наука. А дворянское дитя живет без науки…

Он призадумался и вдруг брякнул ни к селу ни к городу:

— А девка-то, выходит, толковая…

— Какая девка? — напрочь забыв в тот миг о Клариссе, спросил я.

— О приданом своем заботилась. Не то что амуры крутить, а приданое… Все в дом будет нести, а не из дома…

Я ужаснулся. Случилось страшное — ему понравилась Кларисса!

Он сам себе не отдавал в этом отчета, ему просто было приятно рассуждать о ней. Невеста в Московском форштадте — это само собой, невеста никуда не денется. А Кларисса… это же совсем иное!..

— Да, девица хорошая, — согласился я. — Бог даст, найдет себе мужа по сердцу где-нибудь в Австрии. Рано ей замуж — ей и пятнадцати нет. Хорошо бы ей встретить богатого жениха, чтобы бросить цирк. А то выйдет за наездника, всю жизнь проведет на конюшне.

Гаврюша промолчал и сделал вид, будто всецело занят шурупом, вгоняемым в толстую доску. Вдруг он поднял голову.

— А с другой девкой что делать будем? — спросил он. — Сдадим в полицию?

— Придется, — подумав, — отвечал я. — Но сперва сами строго допросим. Может статься, она видела Ваню и что-то о нем знает. Покрывать убийцу я не намерен.

— И я. Да и Яков Агафонович ее бы выдал. Алексей Дмитрич…

— Что, Гаврюша?

— Вы уж обскажите все Якову Агафоновичу — что я с девкой разговаривал и все в точности переводил, без сучка, без задоринки. А то он на меня зол, я знаю…

— Я его усмирю. Гаврила Анкудинович! — воскликнул я совершенно с Яшкиной интонацией. — Ты что это мне тут творишь?! Ты с какой стороны шуруп ввинтил?!

Гаврюша отчаянно покраснел.

Ради его же блага я изругал его нещадно. Нечего ему забивать голову свою цирковыми наездницами. Кларисса как приехала, так и уберется прочь, а у него невеста есть, немногим постарше Клариссы. Еще только недоставало, чтобы и этот увязался за бродячими штукарями!

Затем мы попытались из готовых кусков (у англичан есть куда более подходящее слово — «фрагменты») собрать нашу подножку. Шест отменно пружинил, и Гаврюша, как дитя малое, покачался на нем. Пришли Карл и Йозеф, похвалили наше произведение, явился кто-то из наездников, бывший также прыгуном, взбежал по доске, прыгнул в четверть силы — и то довольно высоко взлетел, Йозеф поймал его, не дав утратить равновесие и шлепнуться наземь.

Мы стояли довольные и гордые — затея удалась. Вот так ищешь пропавшее дитя — а по дороге пользу приносишь цирковым прыгунам.

Послали гонца за директором, явился сам де Бах со свитой из троих сыновей. Ему показали подножку в действии, и он распорядился тащить ее в форганг, чтобы штукари принялись разучивать прыжки на новый лад. Нас с Гаврюшей он повел в свой кабинет и спросил, сколько мы хотим получить за изобретение. Я и рта разинуть не успел, как мой Гаврюша принялся бешено торговаться. Ста рублей ему было мало, он бился за полтораста, но выговорил сто двадцать да еще чтобы пускали в цирк на галерею, пока вся эта компания не уедет обратно в Австрию.

Это было даже разумнее, чем я сам бы придумал. У нас больше не было повода приходить на конюшню, но если мы имеем право приходить на каждое представление чуть ли не как свои, то сможем и беседовать с наездниками, и с Карлом, а главное — с Клариссой, которая обещала узнать, кто и где последним видел Ваню.

Наконец де Бах самолично выдал нам деньги, и мы покинули цирк.

— Не кабинет богатого человека, а конура какая-то, — сказал я. — Разве что ковры на стенках, а щели — в палец!

Почему-то мне казалось, что де Бах, дорого и со вкусом одетый, владелец бесценных лошадей, должен сидеть в кабинете не хуже, чем у какого-нибудь прокурора, с роскошной мебелью от братьев Гамбс. А откуда возьмется это диво в здании, построенном за неделю и обреченном на снос через три-четыре дня, откуда возьмется мебель в багаже бродячего балаганщика, я, конечно, не подумал.

Потом уж я понял, что штукари, даже самого высокого полета, тратят заработанные деньги главным образом на прекрасную одежду и на драгоценности, и что цирковая красавица может спать, укрываясь конской попоной, но в ушах у нее будут бриллианты.

— Сделку обмыть полагается, — намекнул Гаврюша.

— Так тебе же вера не позволяет?

— А у нас в форштадте есть дед, сам пиво варит лучше любой рижской пивоварни. Пойдем, Алексей Дмитрич. Я же вижу — домой вам возвращаться неохота…

— Неохота — но надо.

Гаврюша насупился.

Некоторое время мы шли в сторону Гертрудинской молча. Мне следовало наконец принять разумное решение — и я его принял.

— Ну что же, Гаврюша, наше романтическое приключение почти окончено, — сказал я. — Вот и вечер наступил. Сейчас мы пойдем домой, а завтра с утра — в полицию. Я расскажу, как моего племянника обманом определили в цирк, расскажу и про загадочного господина Крюднера. И пускай в полиции докапываются — прячет ли Ваню де Бах, боясь, что придется держать ответ за полученные деньги, или Ваня в имении Крюднера, где его жизни угрожает опасность. Свидетель кражи лошадей, каждая из которых стоит многие тысячи, мошенникам не нужен. Я полагаю, первым делом нужно навестить Крюднера.

— А откуда мы знаем про Крюднера? — спросил он. Я сперва растерялся, потом понял — если рассказывать, как мы шли по следу Клариссы, принимая ее за Ваню, то несколько времени спустя полицейские поймут, кто ночью устроил стрельбу в лесу возле Берга.