Наперстянка - Грейс Аделин

Тем не менее Фоксглав не мог быть беспросветно жутким и мрачным. В конце концов, родители Сигны когда-то жили здесь и, по слухам, устраивали множество экстравагантных званых вечеров. Возможно, тогда его огни не угасали. Или, что еще лучше, среди мрака таилась красота, и ей нужно было только прищуриться, чтобы ее разглядеть. Девушка старалась – очень старалась, – пока у нее не застучало в висках и не заболели глаза.

– У дома есть потенциал. – Сигна старалась говорить с надеждой, больше для себя, чем для Элейн. На лице горничной читались сожаления о каждом решении, которое она приняла за последние двадцать четыре часа. Если судить по крошечному белому зонтику, который она сжимала в руке, Элейн готовилась оставить тоскливый Торн-Гров и погрузиться в веселую жизнь на берегу моря. При виде ее страха Сигна почти почувствовала себя виноватой за то, что попросила горничную сопровождать ее.

Почти.

– Нужно лишь постараться, – настаивала Сигна, решив не позволять женщине повернуть назад, пока у нее оставалась такая возможность.

Элейн бросила взгляд на сланцево-серые камни и выдохнула.

– Боюсь, одного моего старания недостаточно, мисс.

Только Гандри, казалось, благоволил к поместью. Его лапы погрузились в грязь и траву. Пес вилял хвостом, обнюхивая пятки кучера, который слез со своего поста, прижимая одной рукой фуражку, чтобы ветер не сорвал ее, а другой заносил остатки багажа в поместье, после чего проковылял обратно и уехал прочь. Сигна никогда не видела, чтобы кто-то так торопился. Кажется, кучеру не терпелось уехать даже больше, чем лошадям, которые топтались на месте и неодобрительно фыркали, когда тот карабкался обратно на свое место. Он не дал Сигне возможности пригласить его в дом, пока не утихнет буря, а вместо этого натянул поводья и поспешил по тропинке в город.

С самого высокого шпиля поместья на них каркнула ворона, и Элейн прошептала молитву.

Сигна не могла ее за это винить.

– Я дам объявление в газету, – решила она вслух, поворачиваясь к Элейн с самой широкой улыбкой, на какую была способна. – Уверена, скоро у нас будет полный штат помощников.

Элейн издала тихий горловой звук, который, вероятно, должен был означать согласие, но больше походил на страдание.

– Да, мисс.

Сигна решила, что, если Элейн решит остаться, то сможет занять любое положение в доме. Похоже, в служебных местах недостатка не будет. Фоксглав казался таким же большим, как Торн-Гров, хотя был выше, с выделяющимися серыми шпилями. Сигна была уверена, что город покажется ей веселым и уютным. И хотя она не подошла достаточно близко, чтобы рассмотреть состояние дома под всей этой пышной зеленью, тут также были конюшни, которым потребуются грум и конюхи, как только она приобретет лошадей. Работы оказалось больше, чем она могла себе представить.

– Нам лучше поторопиться и пройти внутрь, – сказала Элейн, проследив за взглядом Сигны. – Совсем скоро начнется дождь.

Она была права, хотя Сигна знала, что на самом деле Элейн хотела убежать от пробиравшего до костей холода. И хотя Сигна привыкла к такому, даже у ее бренного тела были свои пределы, так что в конце концов у нее не осталось другого выбора, кроме как преодолеть последние несколько шагов до своего нового дома.

Именно в Фоксглав ей суждено было начать новую жизнь. Жизнь без Хоторнов, Ангела смерти и всех, кого она любила. Она старалась не позволять мрачным мыслям терзать ее и подумала об открывающихся возможностях, когда осторожно переступила осколки стекла и вошла в поместье.

Сигна была рада обнаружить, что, если не считать пыли, здесь было не так уныло, как казалось снаружи. К том же дом был… уникален.

Вестибюль представлял собой длинный участок пространства с тщательно развешанными портретами, расстояние между которыми вымерено с предельной точностью. Они были далеко не такими холодными и чопорными, как портреты, к которым привыкла Сигна. Углы были острыми и неотточенными, и у художника была склонность подчеркивать такие особенности, как белки глаз, округлости и полноту тела, или улыбку настолько широкую, что это нервировало.

Если не считать покрытого пеплом стола, украшенного странной вазой с цветами, которые давно завяли и готовы были рассыпаться от малейшего прикосновения, обстановка выглядела не такой уж мрачной. Стены были выдержаны в ярких тонах и не сочетались с произведениями искусства, заставляя Сигну поверить, что здесь, на берегу моря, действительно кипела жизнь в череде развлечений, прямо как она представляла – желтые, нежно-голубые обои, украшенные изображениями птиц. От изящной резьбы на потолке до плюшевых ковриков, по которым она проходила, каждая деталь была прекрасной, пока их не покрыли копоть и сажа.

Климат здесь был не знойный и мало навредил дому после двадцати лет заброшенности. Крыльцо накренилось, несколько окон были повреждены виноградными лозами и плющом, которые пробирались внутрь через разбитые стекла. Но ничего такого, что невозможно было поправить.

Сигна медленно шагала к салатово-зеленой гостиной с изысканным чайным сервизом на столе. На подносах, инкрустированных золотом, виднелись очертания угощений, давным-давно съеденных муравьями. По коже Сигны побежали мурашки, когда она приблизилась, не решаясь прикоснуться к этому мгновению, которое, казалось, застыло во времени.

– С вами все в порядке, мисс? – Голос Элейн дрожал, и Сигна кивнула, чтобы успокоить ее.

– Да, – неуверенно произнесла девушка, когда перевела взгляд с пыльных мраморных бюстов на роскошный кожаный диван. Она попыталась представить, что эта комната, возможно, выглядела так же, как двадцать лет назад, когда были живы ее родители. На одной из подушек все еще виднелся глубокий отпечаток – сидел ли здесь ее отец? Что бы предпочла ее мать, Рима Фэрроу, диван или красивое зеленое кресло напротив? Пили ли они чай за этим столом?

Как было бы замечательно, если бы Сигна сохранила хоть одно воспоминание о родителях. Но у нее были только остатки того, что когда-то принадлежало им.

Девушка повернулась к новым портретам, некоторые были разбросаны по всей гостиной. Казалось, что все они написаны одной и той же рукой, но внимание Сигны привлек портрет двух женщин. Она сразу узнала маму по темным волосам, переданным быстрыми, беспорядочными мазками, и суровым глазам, с разрезом как у Сигны. Рядом с ней стояла молодая женщина с густыми локонами цвета имбирного пряника. Она была нежнее, чем Рима, и тень улыбки играла на розовых губах, сложенных в виде сердечка. Женщина обнимала Риму за талию, прижимая к себе.

Сигне так много хотелось узнать о своей семье, и все же, прогуливаясь по залам, она чувствовала себя призраком, проникающим в воспоминания незнакомца. Невозможно было сделать и шагу, не задавшись вопросом, украшала ли мать комнату, в которой она находилась, или отец проводил здесь ночи, как обычно Элайджа в своей гостиной. Погрузившись в мысли, Сигна рассеянно прикоснулась пальцем к портрету, проведя по глянцевой краске. Но тут же замерла, когда женщина, стоявшая рядом с Римой, нахмурилась.

Сигна подавила вздох и отдернула руку, не желая тревожить Элейн. Прошла всего секунда, прежде чем кончик пальца онемел от холода, который затем пронзил позвоночник, словно электрический разряд.

За ними наблюдал дух. И теперь он знал, что Сигна его видит.

Замечательно.

– У тебя будет отдельная комната в помещении для прислуги, – сказала Сигна Элейн, спрятав онемевший палец в складках пальто, и улыбнулась своей заученной улыбкой. – Не стесняйся, выбирай ту, которая больше понравится, и устраивайся поудобнее.

Элейн никогда не двигалась так быстро. Она подхватила багаж, кивнула и поспешила на поиски упомянутых покоев, украдкой оглядываясь, как будто ожидала, что кто-то попытается схватить ее за подол.

Сигна подождала, пока Элейн скроется в коридоре, прежде чем со вздохом положить ладонь на голову Гандри.

– Пора бы и нам найти себе комнату, не считаешь? – А может, еще и духа.