Демон, которого ты знаешь - Айлин Хорн

одинока. Между ними случился недолгий роман, по окончании которого они расстались без взаимных обид и даже сохранили дружеские отношения. В последнюю ночь перед смертью Джулия пригласила Маркуса к себе домой – немного выпить после работы. По словам Маркуса, после того как они выпили вина с чипсами и немного поболтали, она призналась, что познакомилась с кем-то по Интернету. Узнав об этом, Маркус задушил ее своим галстуком. Затем он поехал домой к ничего не подозревающей жене. Утром, проснувшись, он отправился в отделение полиции, где сознался в совершенном преступлении, заявив, что рассказ Джулии вызвал у него «приступ ревности».

Как я уже упоминала, излагая случай с Кезией, ревность в нашем обществе уже давно считается мотивом для совершения «преступлений на почве страсти». Следует отметить, что когда людей арестовывают за совершение насильственных противоправных действий, они очень часто в качестве оправдания приводят именно ревность. Хорошо известно также и то, что убийство партнера по интимной жизни – один из наиболее распространенных видов убийств. Многочисленные исследования свидетельствуют о том, что чаще всего жертвами подобных преступлений становятся женщины, хотя те, кто их совершает, – это отнюдь не однородная группа людей [35]. Тем не менее у членов этой группы очень высокие риски совершения в дальнейшем самоубийства, так что Маркус в этом смысле – случай весьма типичный [36]. Однако мне казалось, что нашей команде медиков нужно выяснить еще много деталей по поводу того, почему Маркус решил, что Джулия должна умереть, и почему он теперь изъявлял желание убить себя.

На том этапе своей карьеры я глубоко погрузилась в чтение специальной литературы о ранних детских привязанностях и вместе с коллегой из Германии сама писала книгу на эту тему [37]. Теория привязанности – это своеобразная психологическая модель, построенная на идеях Фрейда о большой важности раннего детства в формировании человека. Ее разработал Джон Боулби, британский психиатр, который в 50-х годах XX века работал с детьми, страдавшими эмоциональными расстройствами. Он предположил, что людям, как и другим приматам, в течение жизни свойственно испытывать чувство привязанности к другим себе подобным, а также то, что прочные привязанности, возникшие в детстве, имеют важное значение для психического здоровья человека в дальнейшем. Последующие исследования показали, что непрочность подобных ранних привязанностей таит в себе риски возникновения у человека широкого спектра психологических проблем, включая нестабильность настроения, психосоматические расстройства и трудности в формировании отношений с членами семьи, сексуальными партнерами и даже специалистами-медиками [38].

Лишь в 1990-х годах, когда я еще только обучалась своей профессии, ученые приступили к по-настоящему широким эмпирическим исследованиям этой проблемы. Их результаты еще не входили в программу, когда я проходила практику, но в те времена, которые я описываю, идеи, базирующиеся на теории привязанности, гораздо шире, чем прежде, обсуждались среди моих коллег. После получения диплома я в своей исследовательской работе сконцентрировала внимание именно на них, изучая взаимосвязи между детскими травмами и непрочными детскими привязанностями с нарушениями психического здоровья в более позднем, взрослом возрасте. Для меня также все более и более очевидной становилась прочная связь между накопленным человеком опытом привязанностей и его лингвистической способностью рассказать правдивую историю собственной жизни. С примерами такой связи я сталкивалась и раньше, но Маркус, как мне казалось, должен был обеспечить новый материал, позволяющий взглянуть на проблему как-то по-новому. Тем более что поначалу он, говоря о себе, не производил впечатления человека, у которого есть какие-то сложности.

Незадолго до знакомства с ним я стала матерью. Это дало моим размышлениям о привязанностях, возникающих между родителями и детьми, новый импульс, имеющий и некий личный аспект. Как и в искусстве, в работе психиатра важное значение имеет не только сознание и порождаемые им мысли и идеи, но и душа, сердце, то есть эмоции. Эти две составляющие, включающие и личные чувства, невозможно отделить друг от друга. Это может как усложнять решение тех или иных проблем, так и облегчать его, выступая в роли некоего преимущества.

В ходе первого совещания по поводу случая Маркуса мои коллеги много говорили о том, насколько странной им кажется его история, учитывая, что до убийства Джулии он никогда не совершал никакого физического насилия. Убийство жертвы путем удушения практически всегда совершается при непосредственном соприкосновении преступника и жертвы. То есть преступник либо туго затягивает на шее жертвы веревку или кусок ткани, либо сдавливает ей горло руками. В обоих случаях для этого требуется немалая физическая сила и способность к решительным действиям. Мне казалось, что человек, сидящий напротив меня за столом, обладает и тем, и другим. Внезапно мне пришло в голову, что то и другое он может использовать для того, чтобы лишить жизни себя самого. Я попробовала принять ту же позу, что и он: отвела плечи назад, выпрямила спину, положила ладони на колени и плотно прижала ступни к полу. Человек в такой позе кажется спокойно сидящим на месте, но при этом готов к совершению быстрых движений. Этой позой Маркус как бы декларировал свое право занимать определенное пространство и, кроме того, недвусмысленно заявлял о своей мужественности. Темные волосы, голубые глаза, моложавая внешность – нетрудно было понять, почему женщины находили его привлекательным.

Как обычно при первой встрече я попросила его рассказать, с чего началась его история и как получилось, что мы с ним оказались сидящими в больничной палате напротив друг друга. Пациенты относятся к этому вроде бы довольно безобидному началу беседы по-разному. При этом очень о многом говорит то, с какого места они предпочитают начать свой рассказ. Я отметила, что Маркус, похоже, чувствует себя польщенным моими расспросами, и решила, что, возможно, это весьма удачный способ увести разговор от темы самоубийства. Язык тела пациента изменился. Он перестал смотреть на меня и уставился в потолок, скрестив ладони на затылке, и в целом его поза стала гораздо более расслабленной.

– И с чего же мне начать? – спросил пациент. Впрочем, вопрос явно был риторическим, поэтому он почти сразу же продолжил: – Я работаю в сфере финансовых услуг – пенсии, инвестиционные фонды, облигации. Понимаете, о чем я говорю?

Я в ответ коротко кивнула, чувствуя, что его совершенно не интересует, разбираюсь ли я на самом деле в теме, которую он затронул, или нет. Было ясно, что он не собирается начинать рассказ со своего рождения или раннего детства. Далее последовало достаточно стереотипное, состоящее из явных клише повествование о жизни человека, который сделал себя сам, о личности, так сказать, особого рода: Маркус с гордостью сообщил, что является «первым из членов семьи, кто пошел учиться в университет», считает себя «чем-то