Демон, которого ты знаешь - Айлин Хорн

нашем деле люди довольно часто принимают подобные решения. Все дело в том, что они в большей степени подвержены выгоранию, чем другие сотрудники Национальной службы здравоохранения, которые в принципе испытывают более серьезные психологические нагрузки, чем «белые воротнички», представляющие другие профессии. Когда-то это учитывалось при расчете их материальной компенсации, но режим экономии положил этому конец.

Впрочем, история с Кезией на этом не заканчивается. Процесс ее перевода в другое медучреждение должен был занять около года, поэтому я предложила продолжить наши с ней встречи. Не в последнюю очередь это предложение было вызвано моими опасениями, что отъезд из Бродмура, где пациентка провела столько лет, мог стать для нее еще одной большой потерей. В каком-то смысле Бродмурская больница была для нее самым безопасным убежищем и чуть ли не родным домом. Согласно теории, существовавшей в XX веке, длительное лечение душевнобольных в спецучреждениях подразумевало возникновение у них подобного отношения к месту, где они содержались. Мы с Кезией продолжали разговаривать о долговременном влиянии на сознание человека ощущения горя и потери, а также о том, как часто люди предаются переживаниям по поводу того, что уже случилось и что нельзя исправить, вместо того чтобы попробовать начать жить заново, с «чистого листа». Во время нашего последнего сеанса Кезия подарила мне картинку, которую нарисовала специально для меня, и расплакалась, когда мы сказали друг другу «до свидания». На сей раз я, сделав над собой усилие, не заплакала вместе с ней, а выразила ей свои уважение и благодарность за ту большую работу, которую мы проделали вместе, и выразила надежду, что в будущем у нее все сложится благополучно.

* * *

Прошел почти год, прежде чем у меня появились основания снова посетить женское отделение больницы, чтобы повидать еще одну пациентку. К тому времени уже вовсю шли разговоры о планах его закрытия. Я поинтересовалась у Мэри, все еще работавшей там, есть ли у нее какая-то информация о том, как обстоят дела у женщин, которых перевели в другие медучреждения, в том числе у Кезии.

– Я как-то запросила материалы из ее дела с нового места. У нее все идет хорошо. Правда хорошо. Кстати, она спрашивала о вас. Помнится, вы говорили, что иногда засыпали во время сеансов с ней… это так?

Я призналась, что, к сожалению, действительно так.

– Но вы ведь не образцовый психотерапевт? – улыбнулась Мэри.

– Вы правы, – ответила я и подумала, что, может быть, это и к лучшему. Быть образцовым скучновато. В таком определении мне явно чудится что-то безжизненное.

Маркус

Сидящий напротив меня мужчина наклонился вперед и резко ткнул в разделяющее нас пространство указательным пальцем.

– При первой же возможности я убью себя. Понятно?

Оставалось только гадать, какой реакции он от меня ожидал: чтобы я стала умолять его не делать этого или, может быть, начала уговаривать его подумать как следует и изменить свое решение?

– Я серьезно говорю. При первой же возможности, вот так!

И снова было непонятно, что, по мнению пациента, я должна была делать с этой информацией. Да я и сама ясно не представляла. Поэтому решила задать такой вопрос:

– А вы можете сказать, по какой причине?

Мужчина изумленно вытаращил глаза и презрительно фыркнул, словно более глупого вопроса ему в жизни не доводилось слышать.

– По какой причине? Да ты смеешься, женщина. Когда я выйду отсюда, мне будет шестьдесят лет. Если, конечно, я столько проживу. Я буду стариком. Бр-р-р!

И мой собеседник демонстративно вздрогнул и поежился, давая понять, что сама мысль об этом приводит его в ужас.

Это была моя первая встреча с Маркусом. Хотя обычно новые пациенты в разговоре со мной использовали обращение «доктор», он, как я заметила, назвал меня «женщина». Он употребил это слово так, словно оно отчасти отражало его не вполне лестное мнение обо мне или вообще обо всех женщинах. Еще более любопытным было то, что его сильно пугала мысль о старости. Он говорил о ней так, словно старость была гораздо хуже, чем годы, которые ему предстояло провести в заключении, и даже чем сама смерть. Я решила, что будет лучше, если позволю его витавшему в воздухе страху перед преклонным возрастом немного рассеяться. Меня нисколько не удивило, что в комнате на некоторое время наступила тишина, – многие люди, подвергающиеся психотерапии, на какое-то время умолкают после того, как в разговоре затрагивается болезненная или страшная для них тема. Впрочем, вскоре у моего собеседника возникла новая мысль, заставившая его прервать молчание:

– Ну вообще-то я очень сожалею по поводу того, что сделал. Я про Джулию.

Мы сидели в одной из самых уютных комнат приемного отделения, откуда открывался вид на ухоженный сад. За окном, расположенным позади моего пациента, я могла видеть забор, огораживающий больницу по периметру, – он возвышался над кронами деревьев. Было около девяти часов утра – в это время большинство пациентов уже находились не в палатах, а занимались либо трудотерапией, либо физическими упражнениями. Я специально выбрала для сеанса это время и определенную комнату, чтобы нас никто не побеспокоил и не отвлек, хотя из расположенного неподалеку холла и доносился фоном негромкий звук телевизора.

Маркуса недавно перевели из тюрьмы к нам, в Бродмурскую больницу, из опасений, как бы он не совершил самоубийство. Изначально я не выступала в роли его психотерапевта. К тому времени, а дело происходило в середине 2000-х годов, я, будучи уже опытным психиатром, числящимся в штате лечебного учреждения, руководила одним из отделений больницы. Под моим началом работала целая команда медиков, включая санитаров и медсестер, ухаживавших за душевнобольными, и психотерапевтов. Правда, я продолжала проводить беседы с несколькими больными в формате «врач – пациент». Но бо́льшая часть моего времени теперь уходила на то, чтобы помогать коллегам, выступая в качестве супервайзера и председательствуя на совещаниях, – эту важную функцию я продолжаю выполнять и сегодня. В случае с Маркусом я выступала в роли лечащего врача-клинициста; юридически и фактически это означало, что я координировала все мероприятия по его лечению во время пребывания пациента в больнице. Периодически я могла встречаться с Маркусом, чтобы поработать с ним индивидуально, но основная часть ежедневных забот ложилась на других членов команды медиков, которые должны были подробно докладывать о том, как они с ними справляются, и о состоянии больного.

Незадолго до перевода из тюрьмы в Бродмур Маркусу исполнилось сорок лет. К этому моменту он отсидел год из назначенного ему судом в качестве наказания пожизненного срока. Судили его за убийство Джулии, молодой женщины, секретаря приемной той фирмы, в которой он работал. Маркус был женат, Джулия – не замужем и