Холокост. Черные страницы. Дневники жертв и палачей - Нина Сигал

в удостоверении личности). Эти штампы могли временно защитить от депортации 1230 человек, включая жен и детей{153}. Немцы получали неплохую долю алмазов на сумму как минимум 10,9 миллиона гульденов (или 4 миллиона долларов), а потенциально – до 24,6 миллиона гульденов (или 7,7 миллиона долларов)[146].

Алмазная индустрия Амстердама держалась на еврейских специалистах примерно с 1600 года, когда евреи-сефарды из Испании и Португалии эмигрировали на север, спасаясь от инквизиции. Евреям было разрешено проживать в Амстердаме, но запрещено вступать в большинство профессиональных торговых гильдий, а без членства в гильдии никто не мог работать. Огранка и полировка алмазов были ремеслами, в которых не было гильдий, поэтому многие евреи начали заниматься именно этим ремеслом, и к началу XX века это была в основном еврейская отрасль, в которой только в Амстердаме работало более 1000 еврейских специалистов{154}.

Вопреки стереотипу, не все работы в алмазной отрасли были хорошо оплачиваемыми. Резчики и полировщики обычно получали зарплату на уровне чернорабочего. Это может показаться странным, но эти специальности считались «необходимыми» во времена ведения военных действий. Однако, с точки зрения нацистов, этому было объяснение: рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер планировал создать в Нидерландах управляемую Германией алмазную индустрию. Он собирался заставить еврейских специалистов обучать арийцев этому ремеслу.

Тем не менее работникам алмазной отрасли пришлось заплатить за то, чтобы их для этих целей оставили в Амстердаме. Эммерик узнал, что цена этой услуги составляла 30 000 гульденов в дополнение к «бриллианту высшего качества». Немец, отвечавший за сделку, также потребовал 10-процентную комиссию.

Эммерик заподозрил в этом уловку. Он знал по крайней мере одного еврейского торговца алмазами, который передал «красивые бриллианты чистой огранки» в обмен на штамп, но все равно был депортирован. Эммерик поступил мудро, проявив осторожность. Хотя некоторым людям удавалось отсрочить вручение им уведомлений и трудовой повинности, купив штамп, однако, чтобы сохранить действие этого штампа, приходилось продолжать платить, и часто все большим количеством бриллиантов.

Эта мошенническая схема дала некоторым евреям ложное чувство безопасности. Жена одного торговца бриллиантами, Жозефина Левийт, в своих показаниях после войны утверждала, что, хотя семье предложили одиннадцать мест для укрытия, ее муж был уверен, что взятки за бриллианты защитят их. «Им нужны были обработчики алмазов, – сказала она. – Он был им нужен. Так же как я была им нужна позже для работы в соляных шахтах. Им нужны были люди, которые работали бы на них, потому что во время войны они практически владели всем»{155}.

В конце концов штампы об освобождении от трудовой повинности стали слишком дорогими для многих. Большинство работников алмазной отрасли были депортированы в Вестерборк к концу лета 1943 года. 29 сентября 1943 года последние 120 000 обладателей были задержаны во время рейда и отправлены в Берген-Бельзен, где большинство из них не дожили и до конца года{156}. Менее 100 евреев – работников этой отрасли пережили войну{157}.

«Нам всегда казалось (конечно же, совершенно ошибочно), что мы находимся в относительной безопасности, потому что мой отец все еще работал на фабрике в Ахтерграхт, не так ли? – сказал один из детей работника алмазной отрасли в своих послевоенных показаниях. – И, пока это было так, мы наивно думали, что так будет продолжаться вечно. Тогда-то нам казалось, что мы в безопасности. Однако позже оказалось, что это неправда».

Мейер Эммерик осознал опасность в феврале 1943 года, когда увидел, что многие из 120 000 владельцев штампов об освобождении от депортации были арестованы. Для него стало очевидно: пришло время скрываться.

В течение следующих десяти месяцев Эммерик прятался в различных местах, пока наконец в конце года не обосновался в южной провинции Лимбург. Там его спасительницей была Альбертина Мария ван де Билт, которую он называет «мисс Тини». Она являлась членом студенческой организации Движения сопротивления Утрехтского юношеского комитета. Эта организация помогла спрятать многих еврейских детей, в основном в домах в северной и центральной части провинции Лимбург, в том числе в доме Альбертины.

Альбертина Мария ван де Билт спасла жизни 114 детей[147], включая восьмерых внуков Мейера Эммерика. Когда в сентябре 1942 года маленький Лотье переехал в место укрытия, Мейер Эммерик забеспокоился: «Это у него будет уже пятое жилище за неполных два года жизни». Альбертина помогла Мейеру найти более надежное убежище для Лотье, а также для маленького Макси, который болел туберкулезом и нуждалась в постоянном уходе. «Оказалось, что эта женщина – настоящая святая, которая спасла наши жизни, – записал Мейер Эммерик в своем дневнике. – Она из тех, кто рождается только один на 10 000 и кого нельзя купить за деньги».

* * *

Мейер Эммерик оказался одним из счастливчиков. К началу 1943 года по крайней мере 12 000, а возможно, и до 28 000 евреев сумели избежать депортации, скрывшись от оккупационного режима (более половины из них будут в последующем все же пойманы). Это встревожило национал-социалистов, которые хотели, чтобы ни один еврей не смог укрыться. Оказалось, что многие рядовые сотрудники голландской полиции, которым было поручено следить за тем, чтобы евреи явились на депортацию, проявили халатность. Сибрен Тюльп, столкнувшись с этим фактом, решил подготовить новые кадры молодых полицейских, которые проявляли бы больше рвения.

Новобранцев из числа полицейских отправляли в специальный тренировочный лагерь в Шалкхааре, недалеко от Девентера, в нацистский учебный лагерь, известный как «Батальон полицейской подготовки». Там начиная с 1941 года около 2500 молодых полицейских были подготовлены для работы по розыску евреев и координации мероприятий по их депортации. Основное место в их подготовке занимала антисемитская пропаганда.

Этих фанатичных «шалкхаардеров» (как их прозвали) затем возвращали в Амстердам и Гаагу, где они, находясь в полицейских казармах, всегда были наготове в качестве своеобразного спецназа действовать вместе с полицейскими подразделениями из других управлений. Первая группа подготовленных «шалкхаардеров», одетых в черную униформу и шлемы и вооруженных карабинами, прошла сомкнутым строем по улицам Амстердама 4 марта 1942 года. Их тут же прозвали «Черными тюльпанами».

«Они сами с гордостью говорили, что «охотятся за евреями», – рассказывал Гуус Меэршок. – Первоначально могло сложиться впечатление, что это просто футбольные хулиганы, поскольку они отличались весьма характерным духом товарищества, жестокостью и таким же совершенно чудовищным поведением»[148].

Сибрен Тюльп также пытался мотивировать голландских полицейских охотиться за евреями, предлагая «бонусы» за каждого арестованного. Оплата начиналась с 5 гульденов «за душу», а позже была повышена до 7,5 гульдена и в конечном счете – до 40 гульденов на человека. Эти деньги полагались независимо от того, был ли арестован взрослый, старушка или новорожденный. Плата удваивалась, если захваченный еврей был «страффелле» (фигурантом «уголовного дела»), что достаточно часто имело место, поскольку под уголовным преступлением понимались также такие незначительные проступки, как отказ от ношения еврейской «Звезды Давида» или неявка по повестке.

В сентябре 1942 года руководитель полиции СС в Нидерландах Ханнс Альбин Раутер высоко оценил работу «шалкхаардеров», заявив: «Сотни новых голландских полицейских отлично справляются с еврейским вопросом, арестовывая сотни евреев днем и ночью»{158}. Месяц спустя Сибрен Тюльп заболел и внезапно скончался[149], и регулярные полицейские силы были освобождены от обязанностей по обеспечению антиеврейских мер. «Шалкхаардеры» полностью взяли на себя эту работу{159}.

Деятельность по «охоте на евреев», согласно книге Кристофера Р. Браунинга «Обычные люди: 101-й резервный полицейский батальон и окончательное решение в Польше», впервые проявилась в Польше в 1930-х годах. Евреев, избежавших массовых расстрелов, систематических депортаций и ликвидации в гетто, загоняли специально созданными для этого группами солдат в леса, заброшенные бункеры и другие места, где можно было попытаться укрыться. В оккупированной Польше в этот период любой еврей, обнаруженный за пределами гетто, мог быть казнен на месте без суда и следствия.

«Ни у кого не могло быть никаких сомнений в том, что ни один еврей не должен был остаться в живых в зоне деятельности батальона, – писал Кристофер Р. Браунинг. – На официальном языке батальон осуществлял лесное патрулирование в поисках «подозреваемых». Однако поскольку выживших евреев должны были выследить и перестрелять, как животных, бойцы 101-го резервного полицейского батальона неофициально окрестили этот этап окончательного решения еврейского вопроса как «Юденъяхт»