Лимеренция - Х. К. Долорес

для оптимальных условий работы: все мои исследовательские материалы раскрыты, мой неповоротливый школьный ноутбук загружен и готов к работе, а в наушниках звучит учебная музыка.

Я жду несколько минут его ответа, а когда он не приходит, убираю телефон подальше от себя и принимаюсь за работу.

И проходит не больше двадцати минут, прежде чем раздается стук в мою дверь.

Ты, должно быть, издеваешься надо мной.

Я подумываю просто не открывать дверь, но эта идея рушится, когда за первым резким стуком следует второй.

— Иду, — бормочу я.

Конечно же, ухмыляющееся лицо Адриана приветствует меня в тот момент, когда я распахиваю дверь.

То есть его ухмыляющееся, потное лицо.

Судя по кудряшкам, прилипшим ко лбу, паре наушников, болтающихся на шее, и серой компрессионной рубашке с длинными рукавами, прилипшей к бицепсам, я предполагаю, что он был на пробежке.

Я не отрываю взгляда от его лица.

— Чем могу помочь?

Его ничуть не смущает отношение в моем голосе, и вместо этого он достает из-за спины два бумажных стаканчика.

— Разве так можно разговаривать с кем-то, кто из кожи вон лез, чтобы принести тебе кофе?

Я осторожно беру чашку, которую он протягивает мне, тепло уже проникает сквозь картонную упаковку.

— Ох. Тебе не нужно было этого делать, но раз уж ты сделал… спасибо. — Я делаю глоток, слегка удивленная, обнаружив, что кофе черный. Именно такой, как я люблю.

Он закатывает глаза.

— Ты всегда так говоришь. Я не понимаю.

На моем лбу появляются морщинки.

— Что говорю?

— «Тебе не нужно было этого делать». — Его голос звучит выше, словно подражая мне. — Как будто ты можешь заставить меня делать то, чего я не хочу.

Что ж, в это я верю.

— Просто так меня воспитали, — говорю я ему. — Южное гостеприимство и все такое.

— Верно. Алабама, — протягивает он, — Почему-то гостеприимство — это не то слово, которое приходит на ум, когда я думаю об Алабаме.

Я пожимаю плечами, и он внимательно изучает меня.

— У тебя нет особого акцента. Это удивительно.

Потому что я потратила месяцы перед поступлением на первый курс, пытаясь избавиться от него.

И это сработало — в основном.

Тем не менее, я игнорирую его замечание.

— Полагаю, ты проделал весь этот путь не для того, чтобы просто принести кофе, а мне нужно возвращаться к работе. Итак, чего ты хочешь?

Он заглядывает мимо меня в мою комнату в общежитии.

— Что это, черт возьми, за компьютер?

Я прочищаю горло, краска уже поднимается к моей шее.

— Мой компьютер.

— Похоже, он из 2005 года.

— Вообще-то, сейчас 2007 год, — поправляю я. — И он работает просто отлично.

Конечно, "нормально" было низкой планкой, учитывая, что переход с главного экрана в Internet Explorer занял не менее двадцати минут, а устройство все еще работает под управлением Windows Vista.

В чем плюс? На первом курсе он обошелся мне на eBay всего в шестьдесят баксов, и я использовала его экономно. Обычно я пишу статьи и выполняю онлайн-задания в ультрасовременном компьютерном классе Лайонсвуда, но это учреждение закрыто (и запирается на ключ) во время каникул.

— Ну, если честно, — говорит Адриан, — я пришел сюда, чтобы убедить тебя отложить работу и провести день со мной, но… — Он смеряет меня взглядом, который я не могу истолковать. — Ты такая жалкая крошка, не так ли? Я никогда не был особенно тронут желанием помочь кому-то в беде — по крайней мере, не искренне, — но, видя эту жалкую обстановку, в которой ты находишься, я ничего не могу с собой поделать. Ты можешь написать эссе в моей комнате. У меня есть настоящий компьютер, которым ты можешь пользоваться.

Я ощетинилась. Жалкая крошка?

Я сомневаюсь, что он все еще называл бы меня так, если бы знал, на что я пошла, чтобы достичь того, что у меня есть сегодня.

Раздражение вспыхивает в моей груди.

Одно дело, когда меня жалеет учитель или декан Робинс, потому что я дала им для этого повод, и совсем другое — когда меня жалеет кто-то из моих сверстников. Автор: Адриан.

— Если ты пытался предложить свою помощь как можно более унизительным образом, я думаю, тебе это удалось, — отвечаю я, источая сарказм. — И я думаю, что мне придется отказаться от этого предложения. У меня здесь есть все, что мне нужно.

Его улыбка не угасает.

— Ну, это было не такое уж большое предложение. Я просто рассказывал тебе, что должно произойти.

— Ну, я же говорю тебе, что со мной все в порядке… Эй! Что ты делаешь? — Он уже протискивается мимо меня в мою комнату в общежитии, где собирает материалы для моих исследований. — Это мои вещи. Ты не можешь просто взять их.

— Ну, ты можешь провести остаток утра, споря со мной о законах о владении оружием, — парирует он, — Или можешь потратить его на то, чтобы закончить свое эссе.

Мой рот сжимается.

Вот и все о границах.

* * *

Если честно, моя продуктивность почти удваивается в кабинете Адриана — половину задания я могу внести на молниеносный ноутбук, который он мне предоставил, а другую половину — сделать за не шатким и не скрипучим столом.

И не похоже, что мы на самом деле проводим время вместе.

После душа и смены одежды Адриан устроился в одном из глубоких кресел у камина в кабинете, закинув одну длинную ногу на другую и держа на коленях раскрытый медицинский учебник.

Кроме тихого щелканья клавиш компьютера и пальцев Адриана, перелистывающих страницу за страницей, мы работаем в тишине. Клянусь, временами я чувствую тяжесть его взгляда, скользящего по мне, но он не говорит ни слова, как и я.

Я даже не осознаю, сколько времени прошло, пока естественный свет, просачивающийся через застекленное окно позади меня, не начинает тускнеть.

— Срань господня. — Я моргаю, глядя на экран. — Уже почти 6 вечера.

Адриан бросает взгляд на свой "Ролекс".

— О, полагаю, так и есть. Ты закончила?

— В значительной степени, — отвечаю я. — Мне просто нужно сослаться на свои источники, и все. — Я с трудом могу в это поверить. Подумать только, я сидела здесь часами без перерыва и поместила на страницу 10 000 слов. Я никогда так не писала — если только это не насыщение кофеином на всю ночь перед дедлайном.

— Вот. Я тебе вычитаю, — говорит он, уже поднимаясь с кресла и подходя ко мне.

Я не говорю ни слова, пока он кладет руки по обе стороны от меня и наклоняется, чтобы лучше видеть экран. Он так близко ко мне, что