Крысиная возня. Записки реабилитанта - Андрей В.

радио, и под сводки спецоперации на Украине начал думать о дальнейших планах. По классике, следующим шагом была война компроматов, потом дебаты. За одиннадцать месяцев я много чего узнал интересного и был готов продолжать. Но в 10:00 приехала новая смена, Паша и Александр Дмитрич, а с ними ругаться мне не было никакого резона. Поэтому я поставил их в известность, что кампания будет вестись только в смену Димы Г. Вместе мы посмеялись над этой ситуацией, а потом я решил и вовсе не продолжать. Мне же нужно было не президентство, а прилюдный протест и бунт, я все всем доказал, да и связи с общественностью у меня не было, со мной же никто не говорил. И на следующий же день на ГСП я объявил об окончании предвыборной гонки. Нужно отметить, что я добился чего хотел этим поступком, саботаж действительно был нестандартным. Не все, конечно, поняли мою задумку, но резонанс этот инцидент оставил нешуточный, его вспоминают до сих пор, сложившаяся за долгие годы система в Центре была совсем к этому не готова.

Еще через несколько дней, когда все поутихло, я поговорил с Димой Г., и он отменил мои тренинги, и выдал последнее задание на Выписку. Теперь тоска и злость сменились радостью и надеждой. Я был счастлив, что у меня будет Выписка, как у всех нормальных людей, прошедших полный курс, да еще остаюсь жить отдельно, со всеми удобствами. В общем, я опять оказался в таком положении, о котором все только мечтать могли. Писать Дневник, конечно, было лень, но это были сущие пустяки.

Приблизительный сценарий Выписки я придумал уже давно. Это было последнее мероприятие с моим участием, и я хотел, чтобы его запомнили. Выписка была очень трогательным мероприятием, и свою я хотел сделать необыкновенной. По общепринятому сценарию мне нужно было подготовить и зачитать четыре речи: «С чем я приехал и с чем уезжаю», «Письмо семье», «Письмо новичку» и «Благодарности». Все это нужно было написать трогательно и мощно. Особая роль отводилась благодарностям, это было заключительным аккордом Выписки. После зачтения благодарностей по кругу пускали Диплом, каждый должен был зарядить его своей энергией и после этого начать хлопать в ладоши, постоянно ускоряя ритм, чтобы в конце получились бурные овации со свистом. В этот момент у многих появлялись на глазах слезы. Настенька, например, рыдала на каждой Выписке. Драматизм события я думал усилить, поставив бессмертную композицию Энио Морриконе из фильма «Профессионал». Об этом я бы договорился предварительно.

Предвкушая финал, я приятно волновался. Написать тексты труда не составляло, и я ждал воскресенья, 8 мая, дня своей Выписки.

Настало воскресенье. Всегда я вспоминал одного интересного персонажа, Андрея Ч., который в последний свой день ходил по дому и напевал трек Лолиты Милявской «На Титанике». Я тоже хотел спеть эту песню в последний день, но горланить было неудобно, а послушать ее хотел. Поэтому после утренней чайханы я пошел в консультантскую и попросил включить мне «На Титанике».

На смене был Александр Дмитрич, он не отказал, но попросил обратиться к Стасу-балерине, который в очередной раз стал волонтером и в этот момент курил на балконе. «Твою мать, опять этот Стас!» – подумал я, но делать было нечего, и пришлось просить его.

– Стас, давай вытащим колонку, и ты поставишь с телефона «На Титанике» Лолиты! – обратился я с просьбой.

– Зачем? – задал тупой вопрос Стас.

– Мне надо, – так же тупо ответил я. – Я последний день на Титанике, что не понятно?

– Ой, я не люблю эту песню.

– Да ты-то здесь при чем, я тут последний день, а не ты, – начал уже возмущаться я. – Да почему с вами так трудно, неужели сложно найти на телефоне песню?

В итоге, в этот раз отказать он мне не смог, и мы вынесли колонку в групповую и включили трек.

Удивительно, но радости этим солнечным майским утром я не испытывал, а наоборот появилась странная грусть и ностальгия.

«Одиннадцать месяцев, – думал я. – Одиннадцать месяцев, как один день. А много хорошего все-таки было».

Волнение перед Выпиской усиливалось. Теперь я понимал, почему все так волновались перед ней, да и на ней тоже. И даже брутальный Игорян едва сдерживал слезы, когда читал свои последние задания, а справа от него сидела его мама.

В такие моменты всегда хочется поговорить с близкими людьми. Все уже вышли на балкон курить, а я, обрадовавшись, что увидел двух дам, сидящих рядом, присел между ними в групповой. Я считал их близкими. Это были Настя Ю. и Маша.

Насте Ю. было тридцать. Она была из брянских и была всеядной, но больше всего любила вещества для расширения сознания. Причисляла она себя к брянской богемной тусовке, и все руки у нее были расписаны татуировками с какой-то буддистской хренью. Суетливая, но хорошая. Появилась в Центре она 2 января и время от времени раздражала своей суетой и склонностью к перестраховкам, но злиться на нее я долго не мог, человеком она была простым и не злобным. А еще она сидела на всех приемах пищи напротив меня, ела, как в санатории, и постоянно «подкидывала» мне то свой хлеб, то колбасу, а то и вареное яйцо, а это очень ценно в таких местах.

А неотразимой Маше, похожей на Киру Найтли, было двадцать два года. Она жила в Москве, неподалеку от меня, и была восхитительна. Будь я художником, я б написал с нее икону.

Непонятно, почему разговор зашел об именах. Нужно отметить, что к людям с определенными именами у меня сформировалось устойчивое предубеждение. Какие-то имена у меня ассоциировались с едой, например имя Настя было какое-то кондитерское и сладкое. И все Насти, которых я встречал, сами были вкусненькими. А имя Лариса вызывало ассоциации с бакалейными товарами. К Игорям и Ильям и относился с недоверием.

Я всегда любил общаться с этими девушками. Над Настей Ю. любил поприкалываться – было забавно наблюдать за ее суетой, но в то же время я всегда стремился помочь ей во всем. А от Маши всегда исходили доброта, позитив, и даже была в ней жизненная мудрость, несмотря на ее молодые годы.

«Нравится вам песня? Это я попросил», – поинтересовался я.

Но я подошел не только для того, чтоб порисоваться, я хотел пообщаться с «родными» людьми, а они стали таковыми всего за четыре месяца своего там нахождения. Поддержка в таких местах была самым главным, причем не нужно было дружить со всеми, достаточно хотя бы двух, трех, ну четырех человек, но