Крысиная возня. Записки реабилитанта - Андрей В.

А может, это был Ослиная голова. Была пятница. Меня сразу сняли с поддержки новичка и отправили на группы, но я еще не понимал, почему. В этот день, по расписанию, после обеда должно было быть Собрание функцийных. Как предполагалось, должны смениться недельные и двухнедельные функции. Ничего не подозревая, все собрались в групповой. Это мероприятие меня не касалось, я был «ведущим графиков», и снять с этой должности меня могли не ранее чем через две недели. Через несколько минут после начала собрания вошел Дима Г. и стал раздавать наказания – «проработки». То-то было мое удивление, когда и мне тоже досталось.

Зная, что за мной ничего не было, я возмутился: «А мне за что?»

«Новичок только приехал, а ты уже настраиваешь его негативно. Все!!! Андрей В. – выздоровел! Пускай делает что хочет! Не трогайте его! Он теперь может никуда не ходить, сидеть в своей комнате! Заниматься чем угодно! И у него теперь „тренинг молчания“! Можешь идти!» – эмоционально закончил Дима Г., зачем-то театрально перекрестил меня, и я ушел.

«Тренинг молчания» – был настоящим оскорблением. Я занервничал в этот момент не на шутку. Я знал, что это за унижение, теперь я не должен был ни с кем разговаривать, а объясняться или жестами, или писать на бумажке. «Да я вам что, обезьяна дрессированная?!» – возмущался я про себя. Проанализировав ситуацию в комнате, я понял, что Дима Г, совершил фатальную ошибку, объявив меня выздоровевшим. А так как химическая зависимость считается неизлечимым заболеванием по версии ВОЗ, он, сам того не осознавая, поставил меня выше остальных. Конечно это абсурд, но я решил воспользоваться этим абсурдом.

«Дим, а если я выздоровел, зачем ты дал мне проработку?» – саркастично поинтересовался я.

«Андрюх, ну это формальность», – ответил он, явно понимая, что совершил ошибку.

«Ну тогда заберите эти бумажки», – и я с обидой кинул скрепленные листы А4 на стеклянный столик стоявший у белого кресла и ушел к себе в комнату. Тренинг молчания – это было унизительно. Конечно, я не собирался выполнять его и становиться клоуном, но меня пугало, что все прекратят общение со мной, опасаясь за последствия для себя. Такое уже было не раз на моей памяти, я наблюдал это наказание, и вызывало это только испанский стыд. Стасу-балерине, Настеньке, Свете Н. пришлось пройти через это, но это было выше моих сил. «Нет, я, конечно, много стерпел унижений, написал тысяч двенадцать своеволий и три сотни спенсеров, но этот бред я терпеть не буду, тем более за две недели до выписки», – размышлял лежа в своей комнате я.

Когда собрание закончилось, я удивился тому, что все со мной общались так, как будто ничего не произошло. Пара старых и опытных резидентов, конечно, поняли, что к чему и чем это грозит, и начали меня игнорировать, но это была не беда. Теперь я был вне закона. Я ходил на мероприятия, которые хотел посещать, ничего не писал, не проходил «реакцию» перед едой, и самое интересное, меня никто не мог выносить на «доску». Я был как бы и резидентом, и нет. И опять я перестал понимать, кто я.

То, что этим все не закончится, я знал по опыту. Если бы я стал соблюдать обет молчания, с меня бы его сняли через день или два, но это было выше моих сил, и я не мог стать посмешищем даже на секунду. Пару дней никто до меня не докапывался. Через два дня по графику снова была смена Димы Г. и Димы А., и я понял, что грядет продолжение. Прямо на УС они поинтересовались, разговариваю ли я. Узнав, что я и не собирался молчать, они объявили всем, что я должен написать 1000 своеволий за это. Это уже напоминало безумие или войну. В тот момент мне уже было безразлично, как они будут на меня давить – отменят ли перекуры, посадят ли всех писать на несколько дней, – и они это знали.

«Ну-ну, как же!» – подумал я и усмехнулся.

Вечером на Итоге дня тысячей своеволий наказали СерГейшу за разговор со мной в комнате. Но и это никого не напрягло, и все продолжали со мной общаться. И через два дня, на следующей их смене, мне ввели более жестокий тренинг – «тень».

Тренинг «тень» был еще более унизительным – это по сути бойкот. Когда тебя должны игнорировать все, в противном случае последствия ждут каждого. В общем, тебя нет, ты «тень». Это было одновременно и обидно, и оскорбительно, и досадно, и стыдно. Тут уже нужно было действовать. Допустить такого развития событий я не мог и должен был совершить ответный шаг. Тем более и книга не могла закончиться так позорно.

В такой ситуации нужен был саботаж. Саботаж никто из консультантов не любит, а чем жестче саботаж, тем мощнее резонанс. Идея была смешная, гениальная и оригинальная. Я решил затеять предвыборную программу в «президенты». Конечно, как и любых впередиидущих, «президента» назначали консультанты. И за одиннадцать месяцев на моей памяти «президентов» было всего четверо. И правили они от силы две недели, в самом конце своего срока.

Хотелось бы отдельно разъяснить этот момент. Выдвинуть свою кандидатуру на «президента» в реабилитации – это не то, что изъявить желание стать старостой группы в каком-нибудь университете. Здесь закрытый микросоциум, сформировавшаяся система и абсолютный авторитаризм. Многие пытались идти против системы, но она этого не прощала. Но когда я все это придумывал, то точно знал, что такого до меня еще никто не делал и система к этому не готова, а посему она однозначно даст сбой. Терять мне уже было нечего, а сделать что-то, чтоб это осталось в истории, было необходимо в моем положении.

«Да, свежо, нестандартно и мощно. Нужно только грамотно все разыграть», – подумал я.

Просто объявить, что я баллотируюсь на пост «президента», было бы жалко и смешно. Это не вызвало бы резонанса, но вызвало бы смех. По сути, все это я делал ради хохмы. Только вот смеяться по моему замыслу должны были не надо мной. Такой саботаж должен был выставить дураками власть. Слишком уж часто они выставляли дураком меня.

Пришлось вспомнить предвыборные программы мастодонтов политики В. В. Жириновского и В. В. Путина, а также комедийные сериалы, которые я посмотрел у дедушек: «Домашний арест» и «Мылодрама». Я понял, что начать нужно с грамотной речи, и написать и прочитать ее нужно четко, расставляя акценты, где нужно. Торжественно объявить о начале предвыборной гонки я решил на завтраке. Вечером я подумал