Песнь одиноких китов на частоте 52 Гц - Матида Соноко

глаз снова полились слезы, хотя раньше я думала, что их источник уже пересох. Человек, которого я любила, не мог такое сказать. Но ведь это я сделала его таким. И другого погубила тоже я.

«Ан умер», – выдавила из себя я, пытаясь выкашлять вкус крови.

Тикара удивленно переспросил:

«Что, правда?»

«Он покончил с собой. Я его нашла».

Вдруг я услышала странный сдавленный звук и подняла глаза – это смеялся Тикара. Он согнулся пополам и весело хохотал – смотреть было противно. Я словно попала в кошмар наяву.

– Я отдала Тикаре адресованную ему предсмертную записку Ана. Он взял ее, пошел на кухню и зажег газовую плиту.

Я не могла поверить. Он даже не прочитал письмо! Пыталась хватать его за руки, но любимый отшвырнул меня и сунул послание в огонь. Конверт вспыхнул, и Тикара бросил его догорать в раковину – в серебристой раковине последние чувства Ана мигом превратились в пепел. Я подскочила подскочила и схватила остатки записки, но еще теплый пепел рассыпался в моей руке.

Тикара смеялся: «Вот теперь отлегло! Все закончилось!» Его улыбка напугала меня, я подумала – его надо убить, поэтому и вытащила большой кухонный нож.

Увидев, что у меня в руках, Тикара напрягся.

Он вытянул руку и пошел ко мне – мол, что ты делаешь? – но я выставила лезвие. Видимо, заметив решимость на моем лице, он отступил на шаг.

Я кричала, что убью его, и размахивала ножом. Он побелел и только повторял: «Не надо, перестань». Это был единственный раз, когда я видела его таким жалким. Я была уверена, что убью его, но вот… не смогла.

Может, потому что он когда-то играл в регби, может, потому что у меня плохая реакция, но, улучив момент, Тикара попытался отобрать у меня оружие. Мы некоторое время боролись, потом нож оказался у него в руках и в какой-то момент легко вошел мне в живот.

Тикара завопил, а я рухнула на пол с мыслью: «Ну, вот я и умерла».

* * *

– Да, у него действительно не было ни царапины, – с каким-то разочарованием сказала Михару, на что я тихонько засмеялась.

– Само собой. Ведь я хотела убить себя.

Лезвие ножа было направлено не на Тикару, а на меня.

Ладонь подруги, лежавшая на моей руке, чуть дрогнула.

Превращение Тикары в чудовище, смерть Ана – все случилось по моей вине. Поэтому я собиралась убить себя. Такая дура должна умереть!

– Если бы я не сделала этого там, в конце концов покончила бы с собой. Я не могла жить под этим грузом вины. Но из-за того, что оказалась на пороге смерти, навязчивая идея о том, что я должна умереть, просто растаяла, как будто ее никогда и не было.

Наверное, это от того, что на миг я почувствовала близость настоящей смерти. Когда очнулась и увидела над собой потолок больничной палаты, во мне уже не было никакого желания умереть, только ощущение, что умерли все мои чувства.

– А дальше ты знаешь, – посмотрела я на свою подругу. – Я не смогла рассказать, как все было на самом деле. Поэтому остановилась на версии о том, что мой мужчина обманывал меня, не рассказав о свадьбе, и, когда он предложил быть его любовницей, взбесилась, а он порезал меня.

Соседи слышали, как Тикара орал на меня и бил. Услышав мои крики – «Перестань, не сжигай!» – они перепугались и позвонили в полицию, те ворвались в квартиру почти в тот же момент, как я упала. Мужчина сказал, что сам ударил меня ножом, и его увели.

Когда я очнулась, пришел отец Тикары с адвокатом – они предложили мне мировое соглашение. Они назвали такую сумму, что у меня глаза на лоб полезли, так что я согласилась и подписала документы. Однако, когда сказала, что деньги мне не нужны, отец – такой же крупный, как сын, – стал упрашивать меня уехать на эти средства куда-нибудь далеко, на такое расстояние, чтобы больше никогда не встречаться с его наследником. Мол, встретив тебя, он изменился, говорит, что хочет начать отношения с тобой с самого начала, но это ни к чему хорошему не приведет, так что уезжай…

Вместе с желанием умереть у меня начисто пропала и любовь к Тикаре. В груди, словно увядшие цветы, осталось только воспоминание о том, что когда-то я потеряла от него голову и все отдала ему. Я подумала, что, даже если встречусь с Тикарой снова, эти цветы просто потеряют свои лепестки. Так что приняла деньги.

Вот так я и переехала в Оиту, где когда-то жила моя бабушка. Со смертью Ана закончилась моя вторая жизнь. Поэтому я решила, что третью жизнь начну по собственной воле в никому не известном месте…

Видимо, я слишком много говорила – в горле ужасно пересохло. Допив то, что оставалось в стакане, я тихонько выдохнула.

– Хоть я и похоронила Ана, до сих пор не могу поверить, что его нет. Я так пренебрегала им, и все равно, когда что-то происходит, зову его. Мне так тяжело от мысли, что его нет. Ну почему я…

Эти вопросы я задавала себе уже много раз. Почему я позволила ему умереть? Почему не смогла услышать голос человека, который услышал меня? То, что Ан умер в отчаянии, – моя вина. Неизбывная вина, груз которой я буду нести всю жизнь…

Михару обняла меня. Сильно обняла – так, что я почти не могла дышать, – и сказала:

– Как же тебе было тяжело, как же ты мучилась все это время… Но спасибо, что рассказала. Отдай мне половину твоего горя. Мне ведь тоже тяжело – мы всегда смеялись втроем, с тобой и Аном, а я так ничего и не смогла сделать. Я все время раскаивалась, что винила тебя, ничего не зная. Поэтому отдай мне половину своего горя. Ты говоришь, что это твоя вина, так позволь мне взять на себя половину этой вины.

Мы с ней заплакали, обнявшись.

Глава седьмая

Последняя встреча

На следующий день мы покинули Кокуру и с пересадками с поезда на поезд вернулись в Оиту. Михару, которая сидела с немного опухшими глазами, увидев за окном море и над ним огромные грозовые облака, улыбнулась:

– Лето!

Я – тоже с опухшими глазами – радостно кивнула:

– Точно!

Рассказав обо всем подруге, я почувствовала облегчение. Все произошедшее разрасталось где-то внутри и готово было разорвать меня, но благодаря Михару этого не произошло. Осознание