Корнеслов - Дмитрий Вилорьевич Шелег
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В его висках стучало еще сильнее, а налившиеся кровью глаза жгло как раскаленным железом, но он держал и держал ее, даже когда тело стало совсем неподвижным.
* * *
Альфонсо отнес ее в спальню и бережно уложил на постель.
Присев рядом, он заплакал навзрыд.
Закрыв глаза, он не мог произнести ни слова и только бессознательно водил рукой по ее светлым мягким волосам.
За этот год он увидел в ней то, чего не видел ни в одной женщине и, наверное, больше не увидит никогда… Ох, эта русская душа!
* * *
Отгоняя от себя мысль, что спас себя ценой ее жизни – «Второго предупреждения не будет», – Альфонсо поднялся и достал из кармана измятую телеграмму с текстом: «ДЕЛО СДЕЛАНО ТЧК».
Вытянув из жилета золотую зажигалку Cartier, он поджег телеграмму…
…А затем и тяжелый занавес алькова.
* * *
Развернувшись, он, не оглядываясь, вышел из номера:
– Быстрее, быстрее на воздух. Там меня ждет новая жизнь!
* * *
Утренняя газета Kurier Warszawski писала: «УЖАСНАЯ ТРАГЕДИЯ! СТРАШНЫЙ ПОЖАР В ОТЕЛЕ EUROPEJSKA УНЕС ЖИЗНЬ РУССКОЙ БАРОНЕССЫ. ВСЕХ, КТО МОЖЕТ СООБЩИТЬ О ЕЕ ЛИЧНОСТИ, ПРОСЬБА ОБРАТИТЬСЯ В KOMISARIAT POLICJI».
Как и ожидали в редакции, на статью никаких отзывов не последовало даже через месяц – эка невидаль – русские…
* * *
Останки неопознанной Елизаветы Тимофеевны Медведь были отпеты в церкви Владимирской иконы Божией Матери и похоронены на православном кладбище у храма.
Православное кладбище в Варшаве, или на польском – Cmentarz Prawosławny w Warszawie, является одним из старейших некрополей в городе, или уже его бывшей окраине – местечке Воля, или на польском – Wola.
Название «Воля» имеет историческое объяснение, потому что именно в этом месте проводились выборы польских королей.
Еще в 1834 году в Варшаве, как уездном городе Варшавской губернии Царства польского в составе Российской империи, было решено создать православное кладбище.
Первым в 1836 году на нем был погребен варшавский военный губернатор генерал Никита Панкратьев. В 1838 году кладбище было передано в духовное ведомство, а его официальное открытие 2 ноября 1841 года совпало с освящением Владимирской церкви, переделанной из католического костела Святого Лаврентия.
Место было выбрано неслучайно: храм посвятили памяти русских воинов, погибших при штурме Вольских укреплений 26 августа 1831 года во время польского восстания во имя возрождения Rzecz Pospolita.
Однако церковь была неудобной: в ней было холодно и сыро, она не отличалась внешней красотой, к тому же ее алтарь был обращен не на восток, как принято в православии, а на запад.
Поэтому в 1905 году была построена православная церковь Святого Иоанна Лествичника, посвященная христианскому богослову, автору духовных скрижалей, называемых «Лествицей», по которой он и получил свое прозвище.
Интерьер церкви отличался оригинальной отделкой: паникадило украшено воинскими эмблемами – пушками, саблями, копьями, секирами. Подсвечниками служили «зажженные гранаты». На стенах – бронзовые доски с историей взятия русскими Варшавы, перечнем воинских частей и фамилий павших воинов.
Церковь пережила две мировые войны и является действующей в настоящее время.
Эпизод 4. Трапеза
25 июня 1862 года, Москва
Дворецкий, перегнувшись пополам, держался одной рукой за стену, а вторую прижимал к животу.
С трудом передвигая ноги, он шаг за шагом, сквозь боль, продвигался в сторону кухни.
На полпути его вытошнило белой пеной.
* * *
Из последних сил он добрался до кухни.
Кухарка сидела на стуле спиной к нему.
В полной тишине на плите размеренно постукивала крышка кастрюли с каким-то закипевшим варевом.
Положив руку на ее плечо, он с большим трудом развернул ее к себе:
– Это ты, тварь басурманская, отравила нас.
Кухарка покачнулась на стуле и упала на пол.
Ее лицо было искривлено страшной предсмертной гримасой, а изо рта выступила белая пена.
Дворецкий отпрянул от нее и замертво завалился напротив.
* * *
Из-за приоткрытой занавески кухни за происходящим наблюдала Адель.
На ее бледном словно полотно лице появилась злорадная улыбка.
Владимир Иванович Путилин опоздал…
Если бы только он мог предположить, что его встретит, то мчался бы в Москву, не дожидаясь остальных.
Дверь особняка была не заперта.
Кругом царила мертвая тишина.
Путилин насторожился и, достав из-под полы сюртука револьвер, медленно и практически бесшумно начал продвигаться внутрь.
* * *
Почувствовав запах дыма, он ускорил шаг, затем побежал мимо закрытых дверей анфилады комнат.
Ворвавшись на кухню, он увидел начинающийся пожар – горели какие-то сваленные в бесформенную кучу прихватки, тряпки, полотенца, бумажные пакеты и коробки, и уже занимались занавески на шкафчиках, подпитываемые воздухом из широко открытой задней двери.
Боковым зрением глядя на трупы, он прыгнул в сторону, где стояли два ведра с водой.
* * *
Путилин не сразу нашел их в столовой.
За столом, сервированным к обеду, с почти не тронутой едой, ему открылось страшное зрелище.
У стены сидела женщина с ужасающей гримасой на лице, обеими руками прижимающая к себе скрючившихся комочками девочку и мальчика.
Все были мертвы.
* * *
В завершение Путилина ждал еще один мертвец, теперь уже в гардеробной. Он лежал ничком и, судя по суконному мундиру темно-зеленого цвета, был почтальоном.
Путилин перевернул его – так и есть: блеснули желтые плоские пуговицы с двумя почтовыми рожками – эмблемой почтового ведомства.
На груди почтальона от тонкого прокола в области сердца расплывалось кровавое пятно.
Путилин огляделся – ни фуражки, ни сумки почтальона нигде не было видно.
Эпизод 5. Арест
25 июня 1862 года, Москва
Недалеко от здания Департамента Московского судебного округа Министерства юстиции Российской империи стоял коренастый широкоплечий человек.
Немногочисленные прохожие не обращали на него никакого внимания. Ничего необычного – форменная фуражка почтальона с номером «1234» да почтальонская объемная суконная сумка с широкой надписью «МОСКВА» указывали на него как на почтальона.
Почтальон внимательно следил за входом в здание.
Ничего особенного он не установил.
Только обратил внимание на черную закрытую карету – да и что с того, может, какой чиновник по служебным делам пожаловал.
* * *
Обеденное время заканчивалось, и коллежский секретарь Улюкаев с блаженствующей улыбкой неспешно возвращался на службу.
Полы мундирного фрака расходились на выпирающем округлом животике.
* * *
Почтальон негромко свистнул.
Улюкаев обернулся и посмотрел в его сторону.
Не узнав «почтальона», он отвернулся и, прищурившись на солнце, протер
