Корнеслов - Дмитрий Вилорьевич Шелег
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дождавшись, когда Волкодав проснется, Владимир Иванович Путилин посмотрел на карманные часы и пробормотал:
– Ровно тридцать минут.
Анатолий Николаевич Никитин спешно встал со стула и застыл по стойке «смирно».
Путилин улыбнулся и потрепал его по плечу:
– Теперь все подробно рассказывай, а потом – баня, еда и отдых. Завтра должен быть в строю!
Никитин скромно улыбнулся в ответ и, оправившись, щелкнул каблуками не совсем чистых штиблет.
Путилин укоризненно посмотрел на его штиблеты.
Волкодав смутился.
* * *
После ухода Волкодава Путилин еще с полчаса посидел в раздумьях, прежде чем уселся писать.
Еще через пять минут он скомкал бумагу и привычным движением сжег ее в литой чугунной пепельнице с фигуркой черта:
– Нет, сам всех обойду.
Уже к вечеру в Москву в спешном порядке направилась «делегация».
Эпизод 2. Фиаско
25 июня 1862 года, Москва
Как и в любой другой день, Валерий Викторович Волков прохаживался по холлу особняка с самого раннего утра.
Так он завел сам для себя.
Во-первых, была договоренность с уже «заинтересованным» почтальоном приносить корреспонденцию самому первому из адресатов и лично в руки.
Во-вторых, ему хорошо думалось, когда он разглядывал мраморный пол с белым крестом в центре «циферблата со знаками».
* * *
Ожидания его не обманули, но это был вовсе не почтальон, а «серый» человек.
Волков очень возмутился и, оглянувшись, негромко зашипел на него:
– Я же приказывал! Ни при каких обстоятельствах не приходить сюда!
Серый деловито откашлялся:
– Чрезвычайное обстоятельство. Последние известия из Тулы. Наш план раскрыт. Вероятно, через час-другой сюда нагрянет полиция или жандармерия.
Лицо Волкова пошло пятнами, он стиснул кулаки и сквозь зубы процедил:
– Срочно дай телеграмму в Варшаву.
Серый кивнул:
– Будет сделано.
Волков провел рукой по шраму на подбородке:
– В срочном порядке отправляйся в Великий Новгород. Необходимо разведать про Старца. Его зовут Афанасий. Надо искать дом на самом высоком месте по правой стороне города от реки Волхов рядом с Ярославовым Дворищем.
Серый сверкнул гранитом своих серых холодных глаз и провел рукой по горлу:
– Его – того?
Волков добавил:
– Ни в коем случае – просто наблюдай. Мы приедем сразу, как подчистим следы.
* * *
Закрыв двери за Серым, Волков от досады передернул широкими плечами и снова провел рукой по шраму на подбородке:
– Фиаско!
Эпизод 3. Ответ
25 июня 1862 года, Варшава
Телеграмма застала Альфонсо в варшавском отеле Europejska, где они остановились с Елизаветой Тимофеевной для «короткого отдыха».
На самом деле Альфонсо ждал вестей из Москвы.
В здании отеля была чудесная кондитерская U Lursa, в которой Альфонсо купил пирожных и мороженого для любовницы.
Теперь, когда консьерж вручил ему телеграмму, его начали обуревать сомнения. От смутных мыслей его красивое аристократическое лицо покрылось тревожными морщинами.
Поднимаясь на третий этаж в апартаменты люкс, Альфонсо посмотрел в зеркало лифта. В нем отразился человек лет на двадцать старше.
* * *
Зайдя в номер, Альфонсо старался не шуметь.
Бронзовые светильники первого апартамента с мебелью красного дерева давали приглушенный свет.
Он поставил модерновую упаковку из кондитерской на столик с фарфоровыми безделушками, посреди которых была статуэтка бронзовой богини с великолепными часами в руках, и закрыл двери. Пройдя во второй апартамент в стиле Людовика XVI с буазери белого дерева, мебелью лилово-розовых оттенков, хрустальными зеркалами, он приблизился к скрытому тяжелым занавесом алькову, в котором расположились два придвинутых друг к другу элегантных ложа спаленки.
За альковом была ванная комната, выложенная белым кафелем.
* * *
Елизавета Тимофеевна принимала ванну с ароматическими маслами, медленно поглаживая поднятые из легкой пушистой пены, одну за другой, ножки. Она думала обо всем и ни о чем, напевая сама себе модную французскую мелодию.
Каким-то шестым чувством она почувствовала его и, улыбнувшись, кокетливо проворковала:
– Любимый, я не одета! Но заходи…
* * *
Она очень удивилась, когда увидела выражение лица Альфонсо, и даже немного приподнялась:
– Милый мой! Что произошло?
Альфонсо присел на край ванны и как-то странно посмотрел на нее.
Елизавете Тимофеевне вдруг стало страшно, она вжалась в дальний край ванны и молча смотрела в горящие глаза любовника.
Сглотнув комок, подкативший к горлу, Альфонсо хрипло прошептал:
– Ты раньше спрашивала меня, как я лишился мизинца?
Елизавета Тимофеевна коротко кивнула, и ее подбородок мелко задрожал.
Альфонсо продолжил:
– Я обещал тебе дать ответ, когда придет время.
В его висках застучало, и он захрипел, медленно выдавливая из себя слова:
– Теперь это время пришло.
Елизавета Тимофеевна оцепенела, а ее глаза были полны ужаса.
Альфонсо покрутил шеей, освобождая горло, но голос все равно срывался.
– Моя семья, мой клан испокон веков служили одному древнейшему… – Альфонсо задумался, как ей объяснить. – …Ордену.
Елизавета Тимофеевна затаив дыхание слушала.
Он продолжил:
– Этот орден несравнимо выше всех, даже религиозных, да и самой Церкви.
Альфонсо задумался, подбирая слова, затем криво усмехнулся:
– Этот орден и придумал саму Церковь, саму религию!
Снова покрутив шеей, Альфонсо продолжил:
– Только моя служба оказалась не такой, как у всех. Благодаря моей внешности, манерам…
Альфонсо осекся и помотал головой.
Елизавете Тимофеевне стало его жалко, и она, глубоко вдохнув полной обнаженной грудью, подвинулась вперед.
Он резким жестом остановил ее:
– Моя работа… Я – жиголо! Я был на содержании богатых дам! Но не из-за денег, которых у меня и так предостаточно, а из-за дела!
Она смотрела на него во все глаза и не могла понять, что с ним происходит, как она может ему помочь?
Словно прочитав ее мысли, Альфонсо горько усмехнулся:
– Одной моей «работой» была женщина, в которую я влюбился… Но, когда она стала уже больше не нужна, мне предстояло ее убить…
Елизавете Тимофеевне показалось, что Альфонсо сейчас разрыдается, но он сдержался и выдавил из себя:
– Да, я соблазняю и покоряю – это моя работа. Но убивать…
Она бросилась к нему, чтобы обнять, успокоить, но он грубо оттолкнул ее.
* * *
Схватив за горло, он рывком опустил ее голову в воду.
Она не сопротивлялась, а воспринимала все как должное – с печальной улыбкой… только ножки легонько трепыхались.
Альфонсо смотрел в ее наивные, широко раскрытые голубые глаза, пока пена не скрыла их, и шепотом кричал:
– Я не смог убить ее! За меня это сделал мой брат!
Горькие слезы застилали ему глаза:
– Так вот тебе и ответ! В наказание за то, что я не убил свою любовь, мне пришлось отрезать свой палец.
