Кино, вино и домино - Мария Арбатова

Анекдот был явной домашней заготовкой для туристов. Казалось, что, рассказывая, парень копирует то ли отца, то ли старшего брата. И в этом была своя прелесть.

На второй час подустали и трещали с паузами. Наконец бойко подскочили к парому на Сицилию, ловко заехали внутрь его, на дикой скорости помотались на этаже-гараже, пока не заняли свою нишу.

Было бы интересно посмотреть, как на паром вагонами грузят поезд. Такое бывает только в Италии. Но в этот раз поезд не грузили.

Вылезли на палубу. Порт был забит белоснежными лайнерами, паромами и яхтами. Задымив огромной красной трубой, паром отплыл от берега Калабрии, настроившегося на грозу. А впереди в сияющем море зеленел райский остров Сицилия, обнимающий пыхающую Этну.

– Им не страшно жить с действующим вулканом? – спросила Ольга у Никколо по-английски.

– Все сицилийцы – сумасшедшие. У них квартиры с видом на вулкан стоят дороже. А когда он особенно ярко разгорается ночью, они вылезают из постелей, выходят на улицу и начинают петь и танцевать! – ответил Никколо. – Совсем как древние люди вокруг костра!

Вета села на скамейку, подставив лучам стройное тельце. Никколо пристроился рядом и попытался положить ей на плечо руку. Делал он это как хамящий подросток, так что она даже не нашла нужным обратить на это внимание.

– Ветусик, малыш, ты с ним хорошо смотришься, – пошутила Наташа.

– Я хорошо смотрюсь с пузатым, лысым, в дорогих часах. Мне рожать давно пора. И так я буду – старая первородка! – раздраженно ответила Вета.

Никколо не понял ни одного слова, но почуял, что руку лучше убрать.

Море кипело красками, ослеплял золотой святой на столбе, торчащий из воды.

Ольга расчувствовалась, набрала сыну эсэмэс: «плыву между калабрией и сицилией!» Он ответил: «привет сцилле и харибде». Ольга спросила: «они тут?» Сын ответил: «сцилла живет под утесом со стороны калабрии у нее двенадцать ног и шесть собачьих голов». Добавил: «харибда живет у сицилии всасывает в себя воду с кораблями». Ольга спросила: «откуда ты все знаешь?» Сын ответил: «легенды и мифы древней греции сама мне в детстве читала».

Плыли не долго, минут двадцать. Паром и Сицилия встретились. Никколо пригласил садиться в автомобиль и пошутил:

– Не ешьте много пасты! В Таормине есть узкая улица Виколо Стреза. Она всего полметра. Можете в нее не пройти!

И помчались по улицам Мессины. Дорога от Мессины до серпантина на гору Тауро после Реджио Калабрия и Джераче показалась серой и скучной. Мелькали понятные дома, бутики, храмы, рестораны.

Ближе к горе Тауро началась немыслимая красота – машина ехала то в прорубленных тоннелях, то мимо открытых террас, то в розовых коридорах цветущих деревьев. Краски словно поставили на огонь и стали подогревать: солнце становилось ярче, море прозрачнее, кусты зеленее, цветы прянее, камни фасадов загадочнее.

Пыльные виноградники на уступах гор, лимонные и мандариновые деревья, пестрые от плодов, как наряженные новогодние елки. И все это в интенсивной ароматотерапии эвкалиптов, сосен, магнолий и олеандров.

Никколо высадил их внизу возле парковки, подвел к лестнице наверх в город, поднял руки вверх и заорал на весь вертикальный воздушный коридор молодой счастливой глоткой:

– Весь мир перед вами!

Никто из них прежде не был в Таормине и не понимал, что парень сэкономил деньги при въезде и что можно подняться выше на автомобиле. Так что они полезли по ступенькам, и лезли по ним почти столько же, сколько ехали на пароме. Только на пароме был бриз, а здесь нещадно палило солнце.

Наконец их встретила площадка, на которой сходились две главные торговые улицы. Главные и практически единственные, потому что Таормина на вершине была крохотной и кружилась карнавальной суетой под присмотром Этны.

Вулкан питал остров энергией, непредсказуемым потоком идущей прямо от ядра земли. Казалось, что именно эта избыточная энергия наэлектризовывает воду, воздух, зелень и кровь.

Договорившись с Никколо о месте и времени встречи, двинулись по центральной улице Корсо Умберто. И сразу поняли, что рассматривать отдельные дома и церкви бессмысленно, потому что попали в город-ансамбль, город – симфонический оркестр. Маленький, но безупречный. Даже Вета на некоторое время заткнулась, ошарашенная красотой.

В отличие от Джераче город был живой и перенасыщенный звуками, красками и туристами. Улицы были изящно оформлены цветами в горшках, питьевыми фонтанчиками и скамейками, как тюзовская декорация для постановки сказки.

Антикварные лавки горели на солнце резным золотом и убивали ценами. Фруктовые – запахами. Кондитерские – выбором.

Город выглядел четырехмерным. Одна соседняя улица срывалась по крутой лестнице к морю, а другая – по не менее крутой карабкалась к небу. При этом пространство каждой лестницы было решено своим дизайнером: скульптурами, занавесками, коврами, фонарями, перилами…

Выйдя из шока от обилия деталей, Вета потребовала, чтобы ее снимали на фоне всего подряд. Поскольку Наташа плохо видела все, кроме цен на товары, Ольге пришлось работать фотографом, выехавшим на натуру с фотомоделью. Через десять минут подобной деятельности она послала Вету и захотела уединиться.

Тут Вета как раз начала в очередной раз твердить «дольчегаббана» как «Отче наш», и Наташа кивнула ей голубой шляпой:

– Олюсик, малыш, нам сказали, что здесь чудесные бутики!

Вете хотя бы казалось, что фирменные этикетки – это ориентировочные камушки, по которым она, как Мальчик-с-пальчик, найдет дорогу в денежный брак.

Но вот зачем Наташе было необходимо купить трехсотпятидесятую кофточку, которую на ней не заметит никто, кроме завистливой приятельницы и льстивой домработницы?

Красота Таормины их больше не занимала. Они быстро объелись ею, больше их организмы не усваивали. Поругавшись на эту тему, Ольга ушла, чтобы остаться один на один с городом.

Она хотела пить эту дизайнерскую оргию маленькими глотками, как дорогое вино. Заходила в антикварные и сувенирные магазины поглазеть и пофотографировать, совалась в красивые рестораны и странные подворотни, скакала по оформленным лестницам, умывалась в фонтанчиках.

Остановившись у витрины очередного ювелирного магазина, заметила глазеющего на нее приятного итальянца и спросила по-английски:

– Не подскажете, скоро ли эта улица кончается?

– Бонджорно! – воскликнул он и с готовностью протянул ей руку, – Ромео, massaggiatore!

Ольга знала, что по итальянскому этикету здесь часто представляются именем и профессией, но не понимала значения слова «massaggiatore». Люди называли свою профессию так же машинально, как здоровались и прощались при входе и выходе из магазина.

Было смешно, когда в ресторане к ним подошел повар в белом колпаке и весело представился: «Винченцо, повар!» Словно были варианты.

Ромео было лет сорок. Не очень красивый, но с большими изумрудными глазами, накачанный и ухоженный мачо, в белой футболке и белых брюках.

– Ольга, – обтекаемо ответила она. – Моя работа связана с водой.

– Ты продаешь воду? – спросил он радостно, и Ольга сообразила, что «massaggiatore» – наверное, массажист. – Эта улица скоро кончится. Но там, в конце, самые интересные вещи. Я провожу тебя. Ты – немка?

– Русская, – отчетливо произнесла Ольга, они уже шли рядом. – Я из России. Знаешь Россию?

– Россия! Водка! Путин! – кивнул Ромео, как все южане, он был очень искренний и очень нахрапистый. – У нас в отеле есть русские. У них много денег! У меня никогда не было русской женщины. Пойдем вечером в клуб?

Ольга засмеялась:

– Я не могу пойти с тобой в клуб, я через час уезжаю! Мне надо успеть посмотреть как можно больше, помоги мне, пожалуйста!

– Зачем ты уезжаешь? Останься на день! Я сделаю тебе такой массаж, что ты останешься в Таормине навсегда! – Он разговаривал как настоящий итальянец, помогая себе бесподобно красивыми руками.

Ольга вспомнила, как во время дороги орут водитель автобуса и сидящий рядом Джакопо. Каждый раз казалось, что они обсуждают по крайней мере бомбежки соседних городов. Дина даже пошутила, что надо повесить табличку «Разговаривать с водителем запрещено, руки ему нужны для другого!».

– Итальянский массаж какой-то особый? – спросила Ольга.

– Конечно! – воскликнул Ромео, словно только и ждал этого вопроса. – Итальянский массаж самый лучший! Еще греческий врач Гален писал о пользе массажа. А на юге мы с греками почти одно и то же! Только у них невкусная еда и некрасивые женщины!

Вы бы видели убежденность, с которой он это произнес!

– Мы в Италии делаем массаж как боги! Потому что мы древний народ и понимаем в человеческом теле! Конечно, индусы делают лучше, но у них другая система! Я ездил учиться к индусам! – Он тоже начал махать руками, словно описывал кровопролитные бои. – Наше правительство – идиоты! Оно разрешило делать на пляже массаж всем подряд! Оно не понимает, что массаж – это не только искусство, но большая медицина! Оно пустило на пляжи таек, вьетнамок и китаек! Оно думает, что любая проститутка может работать мастером массажа! Спасибо Мадонне, вышел закон, запрещающий им делать массаж!