Наследница Роксоланы - Эмине Хелваджи

На каждом из этих путей одиноких юных путниц могут поджидать самые разные опасности. Даже если при них кинжал, один на двоих, и рысь.

Только одно хорошо. Теперь точно известно, что всего две недели назад Джанбал с Айше были живы и здоровы.

– Хочу тебе кое-что передать, синеглазый, – вздыхает Михримах. – Не подарить, а именно передать, так что гордость свою не напрягай: оно твое по праву… То есть Орысино. Это, можно так считать, ее приданое. Золотое ожерелье в три цепочки, с рубинами и изумрудами. Ее драгоценность, ее – не моя. Она, так уж вышло, не взяла эту драгоценность, уходя с тобой в побег… А вот я ее с тех пор храню, но в тягость она мне, не в радость. Сними же с моего сердца эту тяжесть, мой… мой эништэ, муж моей сестры.

– Царский дар… – Аджарат взвешивает на руке украшение, смотрит на камни. Ничего он в драгоценностях не понимает, но, конечно, такие изумруды и рубины должны стоить совершенно немыслимую сумму в золоте.

– Да не дар! – с неожиданной злостью отвечает женщина. – То, что должно принадлежать Орысе!

– Не к лицу и негде жене простого чифтчи, давно уже переставшего быть телохранителем шахзаде и санджак-бея, носить такое ожерелье… – Аджарат протягивает было тройную цепочку назад, но Михримах резко отталкивает, почти ударяет его руку.

– Так обрати его в деньги! И все их, до последнего акче, потрать на поиск своих девочек!

На это Аджарату нечего возразить.

– Потом, когда будем расставаться, я тебе подскажу, где найти надежного ювелира, который все примет без вопросов и не обманет с оценкой… – Женщина чуть заметно улыбается, вспоминая что-то давнее. – А пока…

Она придвигает к себе подушку с мирно спящим белым песиком, берет его на руки. Прижимает к себе, как ребенка:

– Я все понимаю, синеглазый: ты сейчас уже мысленно вскочил в седло и понесся искать свою дочь и ее нежданную сестру, даже если сам не знаешь куда. Но час времени ничего не решит. Всего только час!

Трудно поверить, но в голосе ее сейчас и вправду звучит мольба.

– Чего ты хочешь от меня, дочь султана? – шепотом спрашивает Аджарат.

– Расскажи мне про сестру! – шепчет в ответ Михримах. – Все, что захочешь и успеешь! Обо всем, что случилось с ней за эти годы…

…В сандаловый бедестан, в ювелирный ряд, Аджарат заглянул уже на следующий день.

Ювелир был на месте. Почтенный Багдасарян, сын Багдасара Старого.

Он лишних вопросов не задал и был при расчете честен. Но, увы, давно миновал тот самый день, единственный день в году, когда свое прежнее место за меняльным столиком занимал старик Багдасар.

Поэтому разговор не повернулся так, чтобы Аджарат смог узнать для себя хоть что-то новое по единственно важному для него вопросу…

Ох, правоверные, поистине тут мы подходим к самой тягостной части нашего повествования.

С одной стороны, пиратство – дело не хуже любого иного. А уж путь от простого кара-кашлыкера на его пиратской ладье до капудан-паши или раиса, командующего вообще всем объединенным флотом Блистательной Порты, – этот путь достаточно короток. При большом таланте и еще большем везении его можно пройти за одну человеческую жизнь. И судьба Рыжего Хызра, который будет вскоре упомянут в нашем рассказе, тому порукой.

А с другой стороны… Есть такие пираты, что хуже гяуров, даже если все положенные пять намазов ежедневно отстаивают.

Знаете что? Не будем-ка мы ничего здесь рассказывать. Читайте сами, буде обучены вы этому благородному искусству.

Полог шатра хлопнул так резко, что, казалось, стукнула дверь. Бал сжалась, уверенная: это ворвался охранник, как-то ухитрившийся ее заметить. Но нет, вошел помощник капитана или, как пираты говорили, «второй капитан», Наили-баши.

– Привезли, – тихо сказал он. Девушка только потому и расслышала, что он остановился почти над ней.

– Серебром? – невозмутимо поинтересовался Каторжный Паша.

– Да.

– Считал?

– Там скорее взвешивать впору… Да мне-то зачем? Сам и подсчитаешь, и взвесишь. Дважды.

– Это правда… – Первый капитан рассмеялся. – Такого удовольствия я себя не лишу. Причем первый раз – именно сегодня. Но переворошил хоть?

– Как же без этого. Но вроде бы все чисто. И в слитках, и в монетах – серебро, не посеребренный свинец.

– Попробовали бы они мне свинец всучить… Впрочем, именно сейчас, – Каторжный Паша снова рассмеялся, – как раз могли бы. Орден, поди, свою честность проклянет, когда…

– Ты действительно хочешь… – осторожно начал было Наили.

– Мы про это уже десять раз говаривали, из сабли расстреливали, пушкой рубили, – резко ответил капитан. – Не начинай снова.

– Как знаешь.

– Вот так бы и сразу. Давай, зови сюда мальтийца: небось, теперь будет посмирнее в своих требованиях, мы его, поди, уж достаточно потомили.

– Не думаю, – сухо возразил Наили. – Он не орденский брат, а рангом пониже, этот, как у них называется, «рыцарь послушания». Но обет послушания такие блюдут строго: от того, что ему орден поручил, не отступится.

– Ладно, там видно будет. Кто сейчас – тот же, что в прошлый раз был? Барон фон-дер-цу…

Наили-баши назвал имя, но Бал его не запомнила, оно было какое-то очень длинное и сложное, действительно с множеством «фон», «дер» и «цу».

– Фондерцу, – весело подытожил капитан. Он почти всегда был весел, но сейчас как-то особенно не по-хорошему. – Еще не хватало мне об их гяурские имена язык ломать. Веди, веди его. Да, вот что… – Каторжный Паша вдруг привстал с места, видимо вспомнив важное: – С этим все в порядке?

Что за «это», девушка не поняла. Но почти сразу после этих слов раздался очень знакомый звук: клинок сабли чуть выдвинулся из ножен и со стуком пал обратно.

– Не беспокойся, – с каким-то другим, однако тоже зловеще-скверным весельем отозвался помощник. – Помнишь, как он тогда скулил, что ему, такому из себя фон-барону, без клинка на поясе невместно, а мы все-таки заставили? Так вот, сейчас этот рыцарь послушания явился с «мечом посредника», специально для таких дел изготовленным. Просто чтобы посмеяться – попроси его вытащить этот меч из ножен.

– И что будет?

– А вот увидишь. И посмеешься. Скажу точно, чего не будет: опасности. Мы все тщательно проверили, и ножны, и… ну, клинок.

– Хорошо, посмеюсь. Тащи их сюда обоих, посредника и его меч.

Этот разговор Джанбал запомнила смутно. Слышала его, конечно, – но в памяти у нее почти ничего не отложилось. О выкупе каких-то бывших на галере пленных речь шла… о том, как и где будет подсчитан выкуп в первый раз (кажется, он оставался на шаике, далеко отсюда, а Каторжному Паше надлежало отправиться туда на той же лодке, на которой сейчас прибыл посредник)… когда и каким образом вручен… список пленных обсуждался…