Наследница Роксоланы - Эмине Хелваджи

– Бабушку свою учи внуков нянчить…

И они выходят из шатра. А девушка выскальзывает почти сразу за ними, выждав самую малость, хотя это и увеличивает риск попасться… Да что уж там, сейчас как-то все опасности равны, кипящее серебро не слаще расплавленного олова.

Ее не заметили: все взгляды были устремлены вслед лодке, на которой пиратский капитан отбыл проверять, соответствует ли привезенный выкуп договоренности. Это действительно был фута-кайык, узкий и длинный, прогулочный, на таких разве что султану или высшим из его приближенных подобает для увеселения по морю кататься. Искусной резьбой покрыт, в яркие краски выкрашен, шелковыми полотнищами убран. Но быстроходен и легок на ходу, хоть гребном, хоть под малым парусом. Может, не так уж неправ атаман, возлюбивший такую лодку.

К своему шатру Бал поспешила в горести и отчаянии, на ходу раздумывая, стоит ли рассказывать об услышанном Айше. Может, вместе они придумают, как быть… Но, если честно, что тут придумаешь? А томительное ожидание только отравит кровь, выпьет душу, чего доброго, даже погубит прежде времени… лишит возможности воспользоваться шансом, если тот все же возникнет…

Право слово, для названной сестры будет спокойнее ничего не знать до той поры, когда из Алжира вернется посланный туда «человечек».

Их шатер тоже был окружен незримой чертой «запретного круга», пускай и только с одно весло. Все же надежный это щит – «внуки Барбароссы»; может быть, капитан и не пожелает от него отказаться, какую бы весть ему ни привезли? Ведь для него самого это дополнительный почет!

Тем не менее Джанбал, по себе судя, не питала иллюзий насчет святости этого запрета. Оттого она не сразу сунулась к входу в шатер, а сперва обошла его кругом, присматриваясь куда внимательнее, чем давеча Наили.

…Потом не раз гадала, что случилось бы, поступи она иначе. По всему выходило – было бы лучше. Ведь проклятый Мехмед ничего не успел увидеть, услышать и тем более понять! Он тоже воспользовался тем, что все пираты глазели вслед отходящей лодке, встал на четвереньки по ту сторону шатра, приподнял полотнище, сунулся под него головой – и тут же начал торопливо, пятясь, отползать. А за ним (этого Бал тогда не видела еще, но ведь могла же догадаться!) полз из шатра Пардино-Бей: нос к носу, мордой вплотную к лицу. На таком расстоянии ему даже оскал не было нужды демонстрировать.

Мехмед Позолоченный. Что-то более мерзкое даже представить себе трудно. При этом он такая мразь всего лишь лет в восемнадцать, еще и усы толком не растут, так, пушок какой-то. Каков же годам к сорока будет…

Впрочем, таких, как правило, убивают раньше. Но вот пока не нашлось кому это сделать.

В писцы, купцы, градоначальники, даже в муфтии, все мы знаем, порой попадают по протекции какого-либо влиятельного родича. Но вот чтобы среди пиратов были заведены такие правила – это мир совсем уж перевернуться должен. Он, может, и не перевернулся пока, просто Мехмед совсем исключение из правил.

Чей он сынок, для Бал оставалось неизвестным: о таком знают, но в присутствии внуков Барбароссы даже не шепчутся. Кого-то очень влиятельного в пиратской среде, кому Каторжный Паша не смог отказать в просьбе «сделать из его мальчика славного кара-кашлыкера». Дурак, судя по всему, папаша: пиратом Мехмед тут, конечно, станет, куда ему деться, он ведь уже пират, – а вот славными делаются иначе.

Короче говоря, шустро выползал он из-под шатрового полога, уже до половины выбрался, задницей вперед, когда именно в задницу Джанбал его и наградила яростным пинком. Знай она, что эта часть тела принадлежит Позолоченному, остереглась бы. С любым другим пиратом это должно было выглядеть как кара за несоблюдение капитанского приказа, однако с Мехмедом такое не пройдет.

Но остается говорить и действовать так, как если бы прошло.

– Ты! Щенок!

– Ты! Щенок! – в бешенстве эхом ответил Мехмед и, вскочив, попытался отвесить Бал оплеуху.

Она уклонилась.

– Забыл приказ атамана-паши?!

– Не тебе, сопляк, капитанские приказы тут толковать!

– Забыл, чья внучка в шатре? За кровью Морского Султана пожелал подсматривать?!

– Ты, выкидыш свиной, именем Рыжебородого не прикрывайся! – Мехмед снова дернул плечом, намереваясь ударить, и опять промахнулся: девушка была настороже. Тогда Позолоченный попытался исподтишка, не поднимая ногу высоко, пнуть Бал в голень. Девушка удачно встретила его движение ребром стопы, так что Мехмеду больнее пришлось, но пошатнулась, едва удержав равновесие. Что поделать, гаденыш сильнее – и, конечно, знает об этом. Да и мудрено такое не понять, вон он насколько выше, к тому же старше года на два, если не на три.

Однако больше Мехмед таких попыток не предпринимал. Пардино уже сидел у ноги своей хозяйки, прижимая уши и нехорошо щурясь.

– А ты им не пренебрегай, плюющий против ветра червивый помет отродья кровосмесительной связи однополых блох из-под хвоста дохлого шакала! – Эта фраза вызвала восхищенный гул у слушателей, окруживших место ссоры: Бал и Мехмед, сами того не заметив, стали центром общего внимания. – Ишь, обычай завел: по чужим гаремам шастать!

– Где тут твой гарем, урод малолетний?!

– Где шараф, там и гарем![9] И я при нем – старший мужчина, защищающий честь сестры! Это даже если тебе на капитанский приказ наплевать и на имя Хайреддина-паши!

Шараф как таковой в их шатре натягивать не пришлось, там была гораздо более обширная занавеска, действительно перегораживающая все наглухо. Без такой предосторожности девушки недолго бы сумели сохранить секрет: здесь-то еще куда ни шло, а вот на галере совсем погибель.

Айше, хотелось бы думать, сейчас сидит за этой занавесью и носа из-за нее не кажет. Совершенно незачем ей вмешиваться в этот спор. Вот Бек, внук Барбароссы – пусть он, как и подобает парню, будет смел и даже дерзок. А еще он будет допускать характерные обороты и жесты (Айше, насколько могла и помнила, научила), при которых пираты, знавшие его великого деда, станут молча переглядываться и понимающе кивать друг другу. Но его сестра Дайе, пусть в ней та же четверть крови Рыжебородого Хызра, изо всех сил должна проявлять подобающую ее полу скромность, прятаться в глубине вдовьей паранджи. А если есть возможность, то вместе с этой паранджой прятаться еще и в шатер, и за покрывало внутри шатра.

Иначе может скверно выйти. Совсем скверно.

– А ты… ты… – Начать откровенную драку Мехмед все же опасался, не настолько много ему было дано воли, а в словесной баталии запутался, как новорожденный верблюжонок в своих собственных ногах, – ты только и можешь, что под щитом своего зверя сидеть, в кольчуге капитанского приказа и шлеме дедовой славы!