Наследница Роксоланы - Эмине Хелваджи

Аджарат даже не успел подумать, как будет правильнее: устремиться прямо туда или, скрыв интерес, подойти окольным путем, не сразу, будто бы разглядывая других зверей, – а тут было на что посмотреть, даже если для него вдруг словно бы исчезло все остальное. Существо на крупе лошади повернуло голову – и действительно оказалось гепардом. Да и человек, стоявший рядом с ним, не был подростком, просто сухощав он и ростом мал, что среди ловчих случается часто. Да и пусть случается, провалиться бы им всем в ад вместе с их конями, седлами, охотничьими гепардами и мальчишками-слугами…

Стоп. Успокойся.

Аджарат выровнял дыхание. Мысленно прочел две молитвы подряд: утренний намаз, хотя близился уже срок предобеденного, и «Отче наш». Не вознося просьбы к Создателю (слишком хорошо понимал, что сейчас надлежит скорее самому не плошать, чем на помощь свыше надеяться), а чтобы отмерить время. И наконец, счел себя достаточно успокоившимся.

Медленно прошелся вдоль кошачьих рядов. К гепарду даже приближаться не стал, только покачал головой уважительно: редкостный зверь, драгоценный, если он хорошей выучки, то султану или по меньшей мере паше впору.

Вокруг клетки с барсом, черным, как могильный мрак и душа грешника, толпились любопытствующие. Аджарат присоединился к ним, послушал разговоры, потом сам задал вопрос, как этого зверя обучают для охоты и для какой дичи он в первую очередь хорош, но никто на него ответить не смог. Барс этот, оказывается, был необученный, владелец привез его, рассчитывая продать в Звериный Притвор, что при дворце султана, однако у него не хватило средств заплатить такой бакшиш, чтобы получить там аудиенцию раньше, чем через месяц. Вот хозяин и решил, что дешевле будет выставить зверя на здешней кедигиллер, в расчете, что помощники нынешнего хайванат-баши, смотрителя султанского зверинца, сюда сами наведаются.

Лишь потом Аджарат подошел к каракалчи, расположившимися со своими питомцами отдельно. Шестеро их тут было.

Заговорил уважительно, проявил себя знатоком. Осторожно приценился: хоть и говорят, что «каракал – это гепард для бедных», но на самом деле речь идет о тех, кто беден рядом если не с самим султаном, то по меньшей мере рядом с пашой, а так-то обученный зверь много серебра стоит.

Поинтересовался, есть ли здесь возможность перед покупкой оценить ловчие качества зверя. Оказалось – можно: после обеда как раз приедет охотник, который сетями зайцев ловит, привезет на арбе свой товар именно для этого.

Потом Аджарат еще о разном с каракалчи говорил, осматривал их зверей, хвалил всех, о цене пока вопроса не задавал, ну и хозяева к этому не переходили. Настоящий торг спешки не любит, кто первый поторопился – тот и продешевил. Кроме того, арба с зайцами когда еще подъедет…

Мимоходом Аджарат спросил, обучал ли кто-нибудь из каракалчи своих питомцев ловить добычу живой и приносить ее хозяину.

Нет, никто даже не слышал о таком. Каракалчи недоумевающее переглянулись. То есть да, Пророк велел считать законной такую добычу, которая ловчим зверем была лишь схвачена, а не умерщвлена, заколоть-то ее должен охотник, согласно обычаям правоверных: но когда зверь хватает добычу, то он… Короче говоря, Пророк, в милости своей, разрешал толковать это свое установление свободно. То есть специальный кинжал у каждого охотника есть, и каждая добыча должна отведать острия этого кинжала, иначе харам. Но необязательно проверять, жив ли был перед этим заяц, побывавший в когтях каракала, или уже отлетела его заячья душа… если есть у зверей душа…

Тут охотники вступили в спор уже между собой. Кто-то сказал, что души у зверей нет, потому в раю им, как ни жаль, не бывать, – а он бы не отказался, попав туда, встретить первого из своих каракалов, без него даже сладость обитания в райских садах Джаннат покажется неполной, хотя охотиться там все равно вряд ли разрешат. Другой возразил, что, по словам Пророка, мир ему и благословение, пищей праведников в раю будет лучшая часть печени кита. Третий же заметил, что кита-то для этих целей могли изловить и за пределами райских угодий. Четвертый, признавая такую возможность, сообщил, что все-таки далее про трапезу праведников сказано следующее: «…А потом для них заколют райского буйвола, что пасся в пределах садов Джаннат» – и на это возразить было нечего; кроме того, в одном из хадисов приведены слова Пророка: «Все мухи будут в Огне, кроме пчел», то есть пчел-то в рай допустят, а чем даже наидостойнейшая пчела заслуженнее охотничьей дичи или тем более благородного охотничьего зверя?

Много еще было сказано. Аджарат к этому уже не прислушивался. Он еще раньше по словам каракалчи понял, что все они тут недавно, ни один не провел на Ловчем поле неделю целиком, значит, если… мальчишки действительно являются сюда раз-другой в неделю, то могли и разминуться. Что ж, придется подождать несколько дней.

О том, что счет вообще-то шел не на недели, но на месяцы и за эти месяцы многое могло измениться смертельно, он себе думать запретил.

Надо было узнать, где тут расположен постоялый двор, и если слишком далеко, то можно ли разбить шатер где-нибудь рядом с полем. Надо думать и о том, как с лошадьми дальше быть. А еще…

Что там еще, Аджарат не додумал. Кто-то стоял рядом, явно желая ему что-то сказать.

– Эфенди ищет ловчего зверя, который бы хватал добычу, не повредив ее? – негромко поинтересовался этот человек, дождавшись возможности встретиться с Аджаратом взглядом.

– Да.

– Эфенди нужно, чтобы это непременно был каракал? Или…

– Или. – Аджарат внимательно осмотрел незнакомца. Судя по всему, это был один из служителей поля: не баши, но и не низший работник-хезматкар, а так, средней руки кто-то. – Каракал, вашак, вашак-парс, пардус – кто угодно из них.

Положить ладонь на эфес в этой ситуации было никак нельзя. Поэтому Аджарат спокойно сплел руки на кушаке и под кистью левой указательным пальцем правой незаметно дотянулся до сабельной рукояти.

Он привык в таких случаях тайком советоваться с саблей. Ей было виднее. Проверено.

Угрозы от этого служителя не ощущалось, сам тот страха тоже не ощущал. Интерес у него был какой-то слегка раздвоенный: умеренная корысть (ну как же иначе, без нее даже подозрительно!) и искреннее любопытство, тоже довольно умеренное, не жгучее.

Если этот служитель с невинным видом спросит, мол, что за вашак-парс, значит, ошиблась сабля…

– Тебе повезло, эфенди, – кивнул служитель. – Пошли.

– В чем же именно повезло? – ровным голосом поинтересовался Аджарат, впрочем, без возражений последовав за своим провожатым.