Пушкин. Бродский. Империя и судьба. Том 1. Драма великой страны - Яков Гордин

Редко кто выходил из стен любого учебного заведения столь готовым внутренне к служению государству, как Владимир Вольховский, выпущенный из Лицея прапорщиком в Генеральный штаб Гвардейского корпуса… Он готов был служить верой и правдой, не щадя жизни и не кривя душой. Он верил, что слова напутствия: «Достоинство всегда признается и награду свою получает» – не пустой звук. И верил он в это долго…

Карьера пошла – 30 августа 1818 года Вольховский произведен в подпоручики, через год – «за отличия по службе» – в поручики.

Директор Лицея Энгельгардт – бывшему лицеисту Матюшкину 9 февраля 1821 года:

«От Вольховского получил я донесение из Бухарской степи на берегу Сыр-Дарьи, 900 верст за Оренбургом; по сие время путешествие их довольно счастливо – набегов и нападений от горцев не имели, а Вольховский сидит на верблюде и командует авангардом».

Империя двигалась на Юг и Восток. Старая петровская мечта – расширить границы России до Индии – не умирала.

Хрупкому на вид юноше-лицеисту, со стальным характером и ясным математическим умом, выросшему в уютных зеленых царскосельских парках, под крылом европейцев Куницына, Галина, Будри, Кайданова, видевшему Сперанского, Жуковского, Вяземского, Чаадаева, дружившему с Пушкиным и Дельвигом, суждено было стать солдатом империи, прорубавшим окно отнюдь не в Европу, а в самые глубины азиатских пустынь и кавказских гор… Товарищ Вольховского по Бухарской экспедиции писал:

«Тридцать шесть дней идем беспрерывно степью, видим одно небо, видим киргизов, верблюдов, 36 дней одно и то же. ‹…› Мы встаем с зарею. ‹…› Раздается барабанный бой – раздались крики верблюдов: их вьючат. Вообразите 300 верблюдов среди поля; кибитки уже сложены. ‹…› киргизы в ужасных малахаях ворочают тяжести. Мы все на конях. Наконец верблюды навьючены, и мы едем, впереди казаки, потом пехота, артиллерия, верблюды, телеги. ‹…› Все тянется по необозримой степи».

Из формуляра:

«Генерального гвардейского штаба капитан Вольховский 1824 года в январе командирован в отдельный Оренбургский корпус, и всемилостивейше пожаловано на путевые издержки 200 червонцев, где с 24 февраля по 29 марта состоял при военной экспедиции в киргиз-кайсацкую степь и был при разбитии и преследовании мятежников».

В 1825 году – в октябре-декабре – командировка на Аральское и Каспийское моря для военно-топографического обозрения края. Снова пустыни, степи, ледяные зимние ветры, тридцатиградусный мороз…

А в России – смерть Александра I, междуцарствие, мятеж на Сенатской площади.

По возвращении в родные пределы Вольховского уже ждал фельдъегерь, чтобы срочно доставить в Петербург – в следственную комиссию. Показания Вольховского следственной комиссии:

«Летом 1818 года предложено было мне вступить в Союз Благоденствия, общество, имевшее целию благотворение и нравственное усовершенствование членов, с условием ничего не делать противного правительству. ‹…› Цель Союза, сколько она мне была открытою, я действительно нашел не противузаконною ни делом, ни намерением, но с другой стороны вскоре я увидел, что общество сие вовсе бездеятельно и нимало не соответствовало пышно возвещаемому назначению своему, почему участие мое в оном стало постепенно ослабевать, а с 1820 года совершенно прекратилось. В 1821 году, по возвращении моем из похода в Бухарию, мне сказывали, что и весь союз разрушился. После чего как об оном, так и об каком другом тайном обществе я уже ни от кого не слыхал».

Но следствие уже знало, что Вольховский сохранял связи с Северным обществом и участвовал в совещании 1823 года, на котором решено было ввести в России конституцию и выбрана Дума – Трубецкой, Никита Муравьев, Оболенский… Он был своим среди будущих мятежников.

Однако в это время – летом 1826 года – власти решили не расширять список осужденных, и Вольховский был возвращен на службу. При этом ему пришлось пройти дьявольское испытание, из тех, которые так любил «великий Венценосец» Николай, – он был командирован присутствовать при казни пятерых…

Несмотря на видимо благополучный исход, участие в тайных обществах стало в судьбе Вольховского той бомбой, фитиль которой тлел и тлел и которая не могла не взорваться. Генерал Сухтелен – генералу Паскевичу от 7 сентября 1826 года, в Кавказский корпус:

«Позвольте вам рекомендовать г. Вольховского как лучшего офицера Генерального штаба, я думаю, что он достоин Вашего доверия. Он имел несчастье быть названным в фатальном деле заговора, хотя ни в чем лично не был замешан, но тем не менее это ему повредило. Радуюсь за него, что он, служа под Вашим начальством, будет иметь счастливую возможность вполне восстановить свое служебное положение».

Из формуляра:

«С 1 сентября 1826 года назначен состоять при генерал-адъютанте Паскевиче, под начальством коего находился с 22 октября по 1 ноября в экспедиции за Араксом, при преследовании неприятеля. С 12 мая по 8 июня в походе к монастырю Эчмиадзину и при переходе через горы Акзибиок и Безобдал. С 15 по 28 июня в походе от Эчмиадзина к городу Нахичевану, 29 июня при рекогносцировке крепости Аббас-Аббада».

Не было в турецкой войне сколько-нибудь значительной операции, в которой не участвовал бы капитан Генерального штаба Вольховский. Пушкин – «Путешествие в Арзрум»:

«Здесь увидел я нашего Вольховского, запыленного с ног до головы, обросшего бородою, изнуренного заботами. Он нашел, однако, время побеседовать со мною, как старый товарищ. Здесь увидел я и Михаила Пущина, раненного в прошлом году. – Многие из старых моих приятелей окружили меня. Как они переменились! как быстро уходит время!»

Вольховский сражался бок о бок с генералом Бурцевым, который когда-то принял его в тайное общество…

Из формуляра:

«С 2 декабря 1827 года по 3 февраля 1828 года в командировке к персидскому шаху в город Тегеран для препровождения оттуда 10 000 000 рублей серебром контрибуции. За отличие в сем поручении произведен в полковники и того же года 13 мая назначен обер-квартирмейстером Отдельного Кавказского корпуса».

Энгельгардт – Матюшкину от 18 ноября 1829 года:

«С Вольховским было повезло: Анна с бриллиантами, шпага за храбрость, полковник, Владимир 3-й степени, Георгий 4-й и обер-квартирмейстер Отдельного Кавказского корпуса; но все эти почести стоили ему здоровья».

В начале мая 1830 года, будучи в отпуске в Москве, Вольховский еще раз доказал свое благородство, снарядив отъезжающую в Сибирь жену декабриста Розена, сестру своего лицейского друга Малиновского.

Это не прошло мимо внимания секретного надзора…

Затем была война в Польше.

Из формуляра:

«1831 года февраля 7 полковник Вольховский находился в генеральном сражении при корчме Вавер, где получил контузию в колено левой ноги, февраля 8 в сражении с мятежниками правого фланга у Кавензина, 13 – в генеральном сражении и поражении мятежников под Прагою на Гротовских полях, где под ним убита лошадь».

Вольховский – Энгельгардту:

«Я здоров и цел, 7-го сего месяца сертук мой имел честь быть простреленным, а 13-го ядром убило подо мною лошадь вблизи генерала Толя. Его адъютанты помогли мне вытащиться из-под моего коня. Всем нашим лицейским братский привет».

Это была удивительная особенность нашей истории – русские либералы (а Вольховский, безусловно, был таковым) обладали последовательно имперским сознанием и строили импению со рвением и упорством…

Энгельгардт – Вольховскому от 8 июня 1831 года:

«Поздравляю Ваше Превосходительство от всей души! И справедливо, чтобы первая золотая медаль лицея была бы первым Превосходительством. Спасибо тебе, спасибо начальникам. Не лишнее бы было, если б ты мне для лицейского моего архива доставил маленькое сведенье ‹…› мне весьма бы хотелось знать, за какое дело ты произведен».

Из формуляра:

«За отличие в сражении на Гроховских полях и поражении мятежников пожалован в генерал-майоры и орденом Св. Станислава 1-й степени».

Ни одно военное потрясение эпохи не миновало Вольховского. И потому логика его судьбы неизбежно должна была привести его на Кавказ, где уже три десятилетия шла самая длительная, кровавая, непривычная для русского солдата и непосильно обременительная для российских финансов война.

Недаром в лицейской песне и пушкинских стихах имя Вольховского сопрягается с именем Минервы-Афины – покровительницы воинов и мудрецов. Вольховский был солдатом-мыслителем, воином-организатором, и потому генерал Розен, под началом которого Вольховский воевал в Польше, получив назначение командующим Отдельным Кавказским корпусом, поступил рационально, пригласив Вольховского на должность начальника штаба корпуса. Отныне Вольховскому предстояло координировать действия десятков тысяч солдат, разбросанных на огромном вздыбленном пространстве – среди гор, труднопроходимых лесов, горных рек, солдат, противостоящих новому грозному противнику – первому имаму Кази-Мулле, объявившему России джихад – священную войну – и увлекшему этой фанатичной идеей массы горцев Каспийского моря, движущиеся в разных направлениях колонны пехоты и кавалерии, обеспечивать их связь и снабжение, вчитываться в противоречивые бесчисленные донесения генералов и офицеров разных участков боевых линий. Генерал Вольховский отныне должен был держать перед мысленным взором гарнизоны русских укреплений от Черного до Каспийского моря.