Глиняный бог - Анатолий Днепров

Еще тогда, перед войной, он жил в одном из таких поселков вместе с доктором Роберто. До организации Отдельной лаборатории было еще далеко, и они часами бродили по таким улицам и по асфальтовым дорогам, соединявшим одинокие кирпичные острова.

Роберто говорил:

— Да, человек — общественное животное. Но как далеко простирается его врожденный коллективизм? Не кажется ли вам, мой юный коллега, что социальные инстинкты людей действуют лишь до той поры, пока отдельному индивидууму нужна помощь коллектива? Как только он получает от общества все, что необходимо для обособленной жизни, он от него бежит?

Был дождливый день, на улицах городка было безлюдно и казалось, будто старинные коттеджи съежились от порывов осеннего ветра. Они чем‑то напоминали дремлющих злых собак, уткнувших носы в теплоту своей рыжей шерсти. Сам вид этих фундаментальных, построенных на века кирпичных домов как бы подтверждал рассуждения Роберто. Но для Мюллера это был не аргумент.

— Все дело в энергии, — продолжал Роберто. — Хлеб, шерстяные костюмы и полупроводниковые приемники можно делать из земли и воздуха. Была бы энергия. Я предвижу такое время, когда энергию мощной электростанции можно будет носить в кармане. И, конечно, естественным направлением научного творчества будет разработка методов создания миниатюрной цивилизации вот для такой кирпичной крепости.

— Если вы так говорите, то я смею утверждать, что вы понимаете современную цивилизацию просто как сумму хороших и удобных предметов. Вы ее сводите к хлебу, костюмам, теплу и свету, автомобилю и коттеджу на берегу моря.

— Не я так понимаю цивилизацию, а они.

— А почему вы думаете, что когда наступит время карманной энергетики, люди будут такими, как они, а не как вы?

— Потому что их больше!

Мюллер рассмеялся:

— Мой дорогой учитель! Всего десять тысяч лет тому назад земля в основном была заселена дикарями…

Роберто нахмурился и посмотрел на Мюллера исподлобья.

— Когда я был помоложе, я читал книжки одного большого ученого… Умные сочинения. Математически отточенная логика. Он тоже рассматривал общество в историческом плане… Но я слишком стар, чтобы ждать тысячу лет… Меня волнует прежде всего то, что будет через год, два, пять.

Через год после этого разговора началась вторая мировая война…

Вон ее медленно затягивающиеся раны…

Деревьев на обочине было мало, и там, где они росли, виднелись мелкие выемки, прикрытые желтыми стеблями повалившегося бурьяна. В открытом поле торчал кусок красной кирпичной стены, тоже поросший травой, а возле нее несколько бетонных надолб, и за ними почти сравнявшаяся с поверхностью земли зигзагообразная полоса.

— Знакомо? — вкрадчиво спросил Сулло. Мысли Мюллера прервались, и он сразу почувствовал себя не на родине, а на поле боя, на фронте!

— О, да, конечно! Родные места!

— Родные?

Сулло пожевал жвачку.

— Вы знаете, какой поселок мы сейчас проехали?

— Конечно, — ответил Мюллер. — Кессель.

— А какой будет следующий?

— Карлсдорф…

За длинным деревянным столом сидело трое. Перед ними были какие‑то бумаги и географическая карта. Выражение их лиц было безразличным и усталым. Здесь было очень накурено. При появлении гостей они не встали и не поздоровались. Только один из них, высокий и черноволосый, отодвинулся в сторону от того места, где стояли два пустых стула. Казалось, будто Мюллер и Сулло только на минуту вышли, и сейчас вернулись обратно, чтобы продолжить совещание. Мюллер подумал: “Величайшее чудо — современная связь. Это сборище подготовлено и четко функционирует, хотя его участники разделены десятками тысяч километров!”

— Все готово? — спросил Сулло.

— Да, — ответил черноволосый.

— Кто пойдет с нами?

— Скарт. Он знает это место.

Широкоплечий моложавый парень Скарт нехотя поднял голову.

— Мне все ясно. Пусть профессор отдыхает. Они привыкли ночью спать, — добавил он иронически. — А сегодня режим придется нарушить…

— Пошли, — скомандовал Сулло.

Мюллер понял, что ни в какие детали предстоящей операции его посвящать не будут. Он — вещь, которую повезут, понесут, если будет нужно — уничтожат…

“Действительно, нужно отдохнуть. И выспаться”.

Он начал раздеваться, как вдруг дверь распахнулась и в нее буквально влетел запыхавшийся Сулло.

— Первый цилиндр уже распотрошили там. Скажите, ваше второе хранилище там, на том берегу, тоже набито никому не нужной чепухой?

Мюллер оторопел.

— А почему?.. Думаю, что нет…

— Смотрите!..

Сулло вышел. По телу у Мюллера разлился холодок. Он, волнуясь, соображал, к чему эти вопросы? Почему так внезапно?

Он с тоской посмотрел на старинный коричневый шкаф в углу, где наверху стоял пыльный бюст Гете. Поэт хитро улыбался и спрашивал:

Не я ль тебя надолго исцелил

От тягостной хандры воображенья?

Мюллер улыбнулся в ответ и быстро уснул.

2

План Скарта поражал своей наглостью. Место для перехода границы было выбрано нарочно самое открытое и неудобное. Плоские, лишенные растительности берега, широкая река, на противоположном берегу — новый ярко освещенный городок Зеллингер. Был воскресный вечер, и с той стороны доносилась музыка.

Скарт сел за весла и начал грести. Руль держал Сулло.

Скарт греб сильно и уверенно, как будто совершал вечернюю лодочную прогулку. С каждым взмахом весел нос лодки высоко подпрыгивал.

— Вы не забыли, что нужно говорить? — шепотом спросил Скарт. — Мы иностранные туристы. Наняли лодку в Зондерштадте и решили посмотреть восточный берег. Граница? А мы не знали. Неужели не разрешается? Удивительно! В таком случае просим дать нам возможность вернуться. Вот и весь разговор. Но я думаю, что он не состоится.

Скарт снова налег на весла.

Лодка достигла средины реки и теперь шла вдоль берега. Там был городской парк. Электрические фонари стояли прямо на набережной, и свет беспокойно плескался в холодной воде. Мюллер хорошо видел набережную, деревянные боны и большой лодочный причал.

— Просто, как чайник, — хихикнул Скарт, когда нос лодки коснулся причала. Но где же Симка?

Они стали подниматься по пологой лестнице вверх. Вдруг погас свет. Потухли все фонари, электричество погасло и в окнах домов. Скарт усмехнулся.

— Все идет, как по нотам. Пошли скорее.

Они прошли мимо ресторана. Звучала танцевальная музыка, из темных окон доносились громкие голоса и смех.