Пистоль и шпага (СИ) - Дроздов Анатолий Федорович

— Редкий дар, — сказала Елизавета. — Пиит, певец, лекарь, отважный офицер, да еще мудр не по годам. Такого упускать нельзя.

— Не упущу! — вновь улыбнулась Орлова.

— Иди! — сказала Елизавета, которую вновь кольнула зависть. — После поговорим.

Анна мне, конечно, удружила. Решив заняться моей карьерой, потеряла берега и привела меня императрице, не сказав толком, для чего. Я думал, что для банального расчета женского календаря, в результате от меня потребовали приворожить мужа. Мать вашу наперекосяк! Хотя, чему удивляться? Если в моем времени «потомственные ворожеи» характерной наружности снимают с легковерных дур (с высшим образованием, между прочим!) «венцы безбрачия» и прочую «порчу», чего ждать от века, пропитанного мистицизмом? После пожелания Елизаветы я конкретно завис. Хорошо, что включилось послезнание.

Что я знал о семье русского царя? Его брак не задался. Для начала Александр пустился в кобеляж с придворными дамами, чем обидел Елизавету. Рождение дочери теоретически должно было примирить супругов, но в итоге вбило между ними клин. У блондина и блондинки на свет явилась брюнетка. В моем времени это никого бы не удивило: о рецессивных и доминантных генах известно всем. Но не здесь. На необычный цвет волос ребенка обратил внимание отец Александра Павел I, к тому времени еще не задушенный в своей спальне, и его супруга Мария Федоровна. Последняя возмущалась более всего. Елизавету обвинили в неверности, Александр на это повелся. Сам изменщик, он, по свойственной мужикам психологии решил: если я такой, то и жена может.

Елизавета оскорбилась и замкнулась в себе. Занялась дочкой, которая вскоре умерла. Погоревав, императрица, забытая мужем, нашла любовника — гвардейского штаб-ротмистра. Но счастье продолжалось недолго: гвардейца то ли убили, то ли он скончался от туберкулеза — у историков на этот счет нет единого мнения. Елизавета родила от него дочку, которую Александр признал своей. Это широкий жест ему ничем не грозил — девочки престол не наследуют. К тому же царь наверняка чувствовал себя виноватым перед женой: фаворитка исправно рожала ему бастардов. Не прожив и двух лет, дочь Елизаветы умерла — не умеют здесь лечить детские болезни. Забытая мужем, оттесненная на второй план властной матерью Александра императрица тихо прозябала в отдалении.

Вторжение французов изменило ситуацию. Елизавета вспомнила, что она императрица и захотела встать рядом с мужем. В конце концов, ей это удалось. В 1813–1814 годах, во время Заграничного похода русской армии она будет блистать при дворах европейских монархов, принимая почести, которых ей так не хватало в Петербурге. Так что совет императрице я дал смело.

— Откуда тебе известно про государя? — спросила Анна на обратном пути. — Мне о том, что он молится, неведомо.

Хм, кажется, снова прокололся.

— Логика, Аннушка.

— Какая логика?

— Наука такая, — сказал я и едва не рассмеялся — на память пришел анекдот про Чапаева[56].

— Не темни! — обиделась она. — Не то прикажу высадить тебя из экипажа, и пойдешь пешком. А на улице дождь.

— Все просто, дорогая, — поспешил я, впечатленной такой перспективой. — В кабинете государя вся стена завешена иконами. Так бывает только у набожных христиан. Предположить, что царь молится не один, и вовсе просто: ранее он не отличался ревностью к вере. Таким людям требуются наставники и сподвижники.

— Хм! — она посмотрела на меня. В экипаже было темно, и я не различил смысла этого взгляда. — Ты не перестаешь удивлять меня, Платон. Что еще говорит тебе твоя логика?

— Елизавета Алексеевна помирится с мужем.

— Уверен?

— Абсолютно.

— Если это произойдет, ты будешь осыпан милостями и займешь высокое место при дворе. Не упусти случай! Как там государевы мозоли?

— На подходе, — ответил я и пояснил: — Скоро будем удалять.

— Замечательно! — обрадовалась Анна и чмокнула меня в щеку.

Остаток пути мы провели в молчании. Анна думала о своем, я — аналогично. Думы меня одолевали невеселые. В детстве я мечтал стать великим врачом. Изобрести новое лекарство или метод лечения, которые спасут тысячи жизней. После чего меня заметят великие мира сего и введут в свой круг. Я буду наравне общаться с президентами и королями, объеду мир, мне будут рады во дворцах и резиденциях. Наивная мечта деревенского мальчишки. Повзрослев, я о ней забыл — жизнь показала несбыточность фантазий. И вот мечта стала сбываться: я лечу царя, даю советы его супруге, а Анна возит меня по лучшим домам Петербурга. Однако радости я не ощущал — только дискомфорт. Словно на публику меня вывели в одних трусах, и смотрят, как на экзотическое животное, обсуждая цвет шкуры, длину шерсти, величину клыков и когтей. Я гнал от себя эти мысли, но они неизменно возвращались. «Ладно! — сказал я себе. — Время покажет. Будем посмотреть».

Тем временем дела шли своим чередом. Каждое утро я отправлялся к царю, менял ему повязки на ступнях, и повторял процедуру вечером. Застарелые мозоли Александра постепенно поддавались воздействию компрессов и ванночек, становясь мягче. Придворный часовщик сделал щипцы, я опробовал их на тушке курицы, выдрав из ее крыла несколько маховых перьев, и нашел годными. Приближался день применения инструмента по предназначению.

Мои визиты к царю проходили одинаково. Пока ноги Александра парились в тазу, он расспрашивал меня о войне. Лицо царя выражало интерес, слушателем он оказался замечательным, и я не заметил, как рассказал все: начиная от обнаружения меня егерями голым у дороги, кончая сражением под Бородино. Более всего Александру понравилась история с захватом пушек у вестфальцев. Слушая ее, он хохотал.

— Так и сказали? — спросил, вытерев слезы с глаз. — Ваши пушки нужны моему императору?

— Так точно, государь! — подтвердил я.

— А они подумали: Бонапарту, — засмеялся Александр. — Вы остроумный человек, Платон Сергеевич, и рассказчик замечательный. Как наградил вас за сей подвиг командующий армией?

— Никак, государь.

— Почему? — удивился император.

— Перед этим мне пришлось бросить пушки в Смоленске. Вывезти не было возможности, и мы их заклепали. Приказ о том был отдан мной. Князь решил, что я всего лишь вернул потерю.

— Погодите, Платон Сергеевич, — нахмурился Александр. — Из вашего рассказа следует, что в Смоленске вы были статским. Ведь так?

— Именно, государь.

— Как можно ставить в вину утрату пушек человеку, не состоящему на воинской службе? Странно.

— Князь был в своем праве, государь. Хоть и статский, но я командовал егерями.

— Еще одна странность, — не согласился царь. — Поручить офицерскую должность лекарю. Хотя тут надо признать: Багратион не ошибся. Как вам командующий? Что скажете о нем?

— Не дело подпоручику судить о генерале, — попытался соскочить я.

— И все же, Платон Сергеевич, — не отстал Александр. — Вы служили во французской армии под началом маршала Виктора, вам есть с кем сравнивать.

— Багратион — один из лучших наших генералов, государь. Опытный, храбрый и решительный. В армии его любят. Князь бывает горяч, но это не умаляет его полководческого дара.

— И в чем он проявился в компании этого года? — сощурился Александр.

— В беспримерном марше от западной границы для начала. Несмотря на усилия неприятеля, пытавшегося перехватить и разбить Вторую армию, князь благополучно вывел ее к Смоленску, где соединился с Первой, тем самым разрушив замысел Бонапарта. Войска Багратиона отважно бились под Смоленском, где им противостояли превосходящие в разы по численности французы. Благодаря этому удалось благополучно увести армию, вывезти раненых и запасенный в городе провиант. Противник был настолько впечатлен этим отпором, что не осмелился преследовать наши войска, дав им возможность оправиться, прийти в себя после долгих маршей и выбрать диспозицию для предстоящего сражения. А под Бородино армия Багратиона попала под основной удар войск Бонапарта, но устояла, удержав позицию.