Аритмия - Вениамин Ефимович Кисилевский

Алик наверняка сочтёт себя безвинно оскорблённым, глаза выпучит, с такого станется. Но что и как доказывать? Свидетелей искать, экспертизу проводить? Почему он вообще должен какие-то доводы и поводы выискивать? Да просто придраться к чему угодно – на подстилку, мол, грязной ногой наступил или водой брызнул – и сразу по морде, ничего не объясняя. А там уж как пойдёт. Но вот при Сонечке… Подловить его где-нибудь потом, когда Сонечки рядом не будет? Вызвать по-рыцарски на дуэль, назначить место и время, ночью уже, когда Сонечка заснёт? Дешёвое кино…

Климов стоял перед своим домиком, не решаясь войти. Казалось почему-то, что если здесь, прямо сейчас, не примет какое-то решение, потом всё уже не заладится, вкривь и вкось пойдёт. Поступил однако так, как нередко делал, когда не находился выход из затруднительного положения, – пустил дело на самотёк, уповая, что кривая сама куда-нибудь да вывезет.

Сонечка ещё спала. С ней было проще. Придумать, например, что у тёти Светы заболела дочка, и она срочно поехала домой. Так и поступил. Сонечка зашмыгала носом, едва сдерживая подступившие к глазам слёзы.

Климов торопил её. Поскорей хотелось оказаться на пляже, Алику в глаза поглядеть. И не только. Светлана, очень даже вероятно, пусть и с одной рукой, наверняка отчаянно сопротивлялась, женщина она молодая, спортивная. Уж лицо-то сволочи этой расцарапать сумела бы. Сразу же кольнула и другая мысль, тревожная, о чём не подумал раньше: слишком мало времени прошло, чтобы её травмированный сустав окреп, уж не пострадал ли он снова, того хуже. Впрочем, не имело решающего значения, какое у Алика лицо, взглянуть бы только на это животное, дальше всё своим чередом пойдет.

В столовой троицы не было. Что ни о чём не говорило: они почти всегда опаздывали, долго, видать, спали. Они и на море приходили обычно много позже, но в этот раз не было их особенно долго, Климов маялся. Наконец появились. Вдвоём – Люся и Сева. Алика с ними не было. Как всегда расположились они рядом с Климовым, прошло ещё полчаса, Алик не появлялся. Климов не выдержал, спросил, куда тот делся. И ошарашен был услышанным: Алик на рассвете убыл, за ним приехали друзья, сюда уже не вернётся. Вот и вся кривая. Нагадил напоследок и скрылся. Климов и сам с удовольствием уехал бы отсюда, опостылело ему сразу и море это, и вообще всё. Но вариант этот сразу же отпадал, хотя бы потому уже, что нужно ведь было оздоравливать Сонечку…

Сонечка скучала по тёте Свете, надеялась, что та вдруг ещё вернётся, может быть даже, со своей дочкой. Но через пару дней познакомилась с приехавшим в их домик мальчиком, оказавшимся большим придумщиком и способным художником. Очень похоже нарисовал её портрет, чем сразу же и покорил её, о тёте Свете уже почти не вспоминала, чему Климов порадовался.

Сонечка, Сонечка… Сонечка вообще всегда была плохо постижимой для Климова девочкой. Тихоня и домоседка, способная часами занимать себя чем-нибудь, рисовать или кукол лечить, никого не беспокоя, могла она вдруг даже из-за кого-нибудь пустяка взбелениться, заупрямиться, да так, что сладить с ней подчас было невозможно. Случалось такое, к счастью, крайне редко, особых проблем не создавало. Годы шли, и Климов, сам из семейства, в котором девочки не водились, с любопытством наблюдал, как его ненаглядная беленькая доченька постепенно превращается в маленькую женщину. Хлопот с ней – мог он сравнивать её с девочками из других знакомых ему семей – по-прежнему было не много, почти всегда можно было по уму договориться, совсем редко капризничала. Она рано выучила буквы, пристрастилась к чтению. Смышлёная, красивая девочка, затем девушка, училась хорошо, на медаль шла, папина радость. Порадовало Климова и то, что нравилось ей врачевание, собиралась поступать в медицинский, династию продолжать. Одно лишь немного если не смущало, то чуть настораживало Климова: не было у Сонечки друзей. Нет, с какими-то девочками и мальчиками в школе, одноклассниками, общалась, конечно, как без того, но за редкими исключениями никто из них в доме не появлялся, так же редко звали её к телефону, вечера просиживала дома, даже в праздники, всё книжки почитывала. Из дома в школу, из школы домой.

Глядя на неё не только отцовскими, но и мужскими глазами, понимал Климов, что такая девушка, симпатичная и толковая, не может не нравиться парням. Наверняка, в школе-то уж точно, кто-нибудь из них пытался поухаживать за ней, звал на свидание. И быть того не могло, чтобы никто ей тоже хоть немного не понравился, против голоса природы не попрёшь. Как это чаще всего бывает, не очень-то и хотелось Климову, чтобы вмешался кто-нибудь другой, чужой в их благополучное семейное бытие, но тем не менее. Говорил он об этом с женой. Та сначала отмахивалась: вот и слава богу, такие эти молодые нынче прыткие и бестормозные, глаза б не смотрели. Сонечка ведь девчушка совсем, успеется, пусть лучше над учебниками больше сидит, ей поступать в этом году, а в медицинский конкурс такой – не пробиться. Но однажды – тоже, наверное, что-то насторожило её – поговорила она с Сонечкой на тему, которая никогда прежде не затрагивалась. Не в лоб, конечно, обиняками да намёками, с шуточками-прибауточками, чтобы не обидеть ненароком дочку, не навредить.

Потом рассказала Климову. Сонечка разговор этот восприняла спокойно, не замыкалась, тоже отшучивалась. Просто никто из ребят не нравился, ей вообще не по душе класс достался, ни с кем сближаться охоты не было. А чему-то в угоду, абы с кем дружить – только время зря тратить, не заставлять же себя. Так и не разобрались они, к добру такое или не к добру, порешили не касаться больше этого, к тому же не время сейчас, экзамены на носу. Сонечка девочка умненькая, сама разберётся, да и какие там у неё годы, в самом деле успеется.

А весна в том году роскошная выдалась, солнечная, с крепким ранним теплом, к концу марта уже заголубевшая и зазеленевшая, самые нетерпеливые уже не только плащи да куртки – свитера с себя поснимали. В четверг двадцать седьмого марта, день этот Климов хорошо запомнил, Сонечки вечером, когда пришел он с работы, дома не оказалось. И по всему судя, дома после школы она не появлялась. Супруга тоже недоумевала. Утром та ушла как обычно, не предупредила, что, ещё и так надолго, задержится, не позвонила. Случись это не с их примерной Сонечкой, и внимания обращать не стоило бы. В семь часов Климовы занервничали, в восемь всполошились, в