Леонид Шинкарев. Я это все почти забыл - Л.И.Шинкарев

августовские дни 1968 года в парк заехал советский танк. Возможно, сбился с

дороги. Солдаты смотрели на рыбок с восторгом: «Ну, братцы, красота!» А

после, не снимая сапог, гурьбой полезли в пруд, сгребли рыбок в подолы

гимнастерок и вечером в котле походной кухни варили уху для батальона.

Сколько бы ни повторяли на политзанятиях слова об «интернацио-

нальном долге», многие солдаты ощущали неискренность и чувствовали се-

бя неловко. Одно дело, когда идет война, ты защищаешь родную хату, и со-

всем другое, когда ты в кузове грузовой машины, на прицепе гаубица, в чу-

жой стране, в окружении людей; тебе никто не угрожает, и у тебя нет повода

открывать огонь. И для чего ты здесь, не может внятно объяснить политиче-

ская тарабарщина командиров. Да ты и не спрашиваешь, чтобы не создавать

себе проблем. Но еще мучительней, унизительней чувство стыда, когда над

тобой, над твоей славной армией, в которой воевали твои отцы, победившие

гитлеровскую Германию, – улица смеется!

Я переписываюсь с Николаем Успенским, рядовым гвардейского 40-го

танкового Чертковского полка (командир полковник Мещеряков) 11-й гвар-

дейской танковой Приберлино-Карпатской дивизии 1-й гвардейской танко-

вой армии. В ответ на публикацию «Это было в Праге» он прислал сохранен-

ные «благодарственные письма» командования войсковой части № 47518

«за образцовое выполнение воинского и интернационального долга при за-

щите социализма в Чехословакии». Смышленый сельский техник-электрик

двадцати лет служил в группе советских войск в ГДР мастером по ремонту

электрооборудования танков и бронетехники. В полку три танковых баталь-

она, в каждом 9 танковых рот по 8–9 танков (Т-55) в каждой, взвод плаваю-

щих танков (ПТ-76), зенитный взвод (4 зенитных самоходных установки

ЗСУ), до полутора сотен колесных машин, а также рота связи, комендантский

взвод, хозяйственный взвод, саперный взвод, взвод разведки, пехотная рота

на гусеничных бронетранспортерах и т.д. Часть бросали на подавление вол-

нений в Польше и Венгрии; за ней закрепилось название «Черные крылья».

В апреле 1968 года начали возникать слухи о каких-то непорядках в Че-

хословакии. Солдат это особо не касалось бы, но от германо-чехословацкой

границы, вблизи которой они стояли, до Праги 165 километров, четыре часа

танкового перехода. Поговаривали, что отсюда будет главный удар. К нему

уже готовились; разведвзвод разворачивали в разведроту, саперный взвод –

в саперную роту; получили новый мостоукладчик, выдали хлопчатобумаж-

ное обмундирование, совсем новое, хотя до истечения срока старого было

далеко. Что-то неуловимое сдвинулось с места, нарушался ход вещей, но тре-

вожили не сами симптомы, а бессилие понять, что последует.

В первой половине мая в гарнизоне случился пожар, сгорела отдельная

рота химической защиты, тушили всей частью; из двадцати машин дотла

сгорели девятнадцать; пожар был виден за двадцать километров. А потом

налетел ураган, повалил деревья, гарнизон остался без света. На одной из

вечерних поверок при свечах в полку объявили «готовность номер один».

Отменили демобилизацию, отпуска, увольнения; запретили покидать казар-

му, можно только рядом посидеть на газоне. Учебную роту направили на по-

лигон менять изношенные гусеницы на новые, загружать боеприпасы, стать

боевой ротой.

Из письма рядового Успенского:

Восьмого июня часть построили на плацу. Командир полка сказал:

«Сынки, впереди тяжелые времена, и надо потерпеть месяца три-четыре».

Несколько полковых бензовозов ЗИЛ-157 подготовили как на парад: на две-

рях кабин нарисовали гвардейские значки, колеса окантовали белой краской

и послали на командно-штабные учения войск Варшавского договора в Че-

хословакии. Учения смахивали скорее на показные, чем на необходимые. Это,

объясняли офицеры, – предупреждение чехам, пусть знают, происходящую у

них неразбериху можно прекратить в любое время. Вернулись машины через

месяц. Пока шли учения, говорили солдаты, их встречали с цветами, а когда

все закончилось, а части не уходили, тянули время, отношение изменилось.

Чехи подбрасывали записки с требованием убираться. Подразделения отво-

дили в леса, приказывали занять круговую оборону. В конце концов, части

пришлось вывести. На политзанятиях вернувшимся говорили: «Ничего, ско-

ро все туда пойдем» 8.

В воскресенье 28 июля в полку снова зашла речь об «учениях». Когда

часть поднимали по тревоге, танки обычно выходили на четвертой минуте

(зимой с чуть большим интервалом), готовые вступать в бой. На этот раз со-

бирались основательно; нам даже разрешили погрузить с собой в машины

матрацы. Колонны начали движение в темноте. Пройдя через Дрезден и

Пирну, остановились у городка Кенигштайн, оттуда двинулись в горы, ближе

к чехословацкой границе. «Нам говорили: у чехов тайники с оружием, чест-

ных коммунистов преследуют, готовится государственный переворот. При-

езжают бывшие немецкие и чешские хозяева, расхаживают по своим преж-

ним поместьям. Чехи открыли границы для безвизовых поездок: плати день-

ги и езжай, куда хочешь. Это было дико; граница социализма, учили нас,

должна быть на замке, иначе мы пропали».

Еще из писем Николая Успенского:

«…Мы слышали об оборонительной миссии наших войск в ГДР, но у нас

в батальонах висели “Перспективные карты”. Нашей дивизии, например, в

случае чего, предстоит выступить против 5-й танковой дивизии бундесвера,

и через восемь дней после начала движения мы должны пройти по ФРГ и

Франции и выйти к Ла-Маншу.

Пойти в рейд по чужой стране всегда интересно, мы же нигде не быва-

ли. А тут интернациональный долг. Офицеры говорили в своем кругу: не хо-

телось бы на чехов идти. Один младший лейтенант, не запомнил фамилию, в

этой обстановке стал пить, писал рапорты об увольнении. Несколько моло-

дых командиров танковых взводов, недавно окончивших училища (к вечеру

20 августа их взводы стояли на границе с Чехословакией), после зачитки

приказа сильно напились и кричали: “Идем открывать Третью мировую

войну!”».

«В августе из нашей дивизии сбежал с оружием солдат кавказской

национальности. Тогда было легко уйти в ЧССР и оттуда в ФРГ. Окруженный

в горах группой захвата, он застрелился. После этого проверку личного со-

става стали проводить 24 раза в сутки. Самовольных уходов из части с ору-

жием и попыток уйти в ФРГ за время службы было немало. Я считал это без-

рассудным; в чужой стране далеко не уйдешь» 9.

18 августа под деревушкой Кота Успенский и три солдата принимали с

танков на зарядку аккумуляторы. В роту вернулись утром следующего дня. А

20 августа в 9 часов утра роте зачитали приказ: после получения сигнала

любой ценой через четыре часа выйти к юго-западной окраине Праги. На

провокации не поддаваться, но на выстрел отвечать выстрелом. Эта часть

приказа вызывала недоумение. Как разобраться, где провокация, а где нет?

Даже случайный выстрел требовал ответных действий. Нас инструктирова-

ли, как себя вести при нападении на колонну, выдали индивидуальные ме-

дицинские пакеты, по сухому пайку (предупредив, чтобы без приказа не

ели). После обеда раздавали по сто двадцать боевых патронов.

«…Расскажу о психологической обстановке в роте. Был у нас старшина

Бердов из-под Пскова. Солдаты его терпеть не могли; после оглашения при-

каза он понял, что дела плохи: обиженных им много, в боевой обстановке

можно “нечаянно” получить пулю в затылок. Через немецких ребятишек,

бродивших вокруг нашего лагеря, он достал спиртного и пригласил особо им

недовольных в машину-“летучку”, крытый фургон. Я в число приглашенных

не попал. Скоро половина роты была пьяной. И начался “концерт” до вечера.

Стоит в карауле мой земляк Якубовский из-под Новочеркасска, еле держится

на ногах. Подхожу к нему. “Хочешь, – спрашивает, – с одного выстрела попаду

в зеркало вон той “летучки”?” Вскидывает автомат, нажимает спуск – вы-

стрел! А из “летучки” выходит заместитель командира полка, подполковник.

Пуля проходит рядом с ним. Что тут началось! Потом земляк размазывал

слезы по лицу. Успокаиваю: впереди, говорю, у нас такое, что все забудется.

Около трех часов дня дали команду получить патроны. В одном из фур-

гонов – оружейная комната. Нашли старшину, ключ у него. Он пытается от-

крыть дверцу фургона; подползет на четвереньках, кое-как вскарабкается, а