Призрак кургана - Юхан Теорин

Преодолевая боль, Арон поднимает руку. Лицо его на ощупь неузнаваемо: распухшее, в грубых корках запекшейся крови. Чужое лицо.

На правой голени наложена шина из двух деревянных планок, скрепленных проволокой. На левой ноге валенок, но это не его валенок. Это валенок Влада. И нижнее белье тоже Влада.

Все это сделал Свен. Он намеренно отпустил цепь. Арон сам виноват – нечего было ворон ловить, Свен же крикнул ему: «Беги!»

Из подозрительного иностранца Арон превратился в советского паренька Влада. Мелкого уголовника. Лаже не уголовника, а так, неразумного юношу, слегка оступившегося на жизненном пути. Полумаешь – украл полбуханки хлеба.

Кто-то рядом натужно кашляет.

Арон с трудом поворачивает голову и видит, что он не один в переполненном больничном бараке. Кроме него, еще человек тридцать.

Очень тесно, но под потолком висит лампа, стоят несколько буржуек. Тепло.

И белье… не сказать чтобы очень уж чистое, но – белье! Простыня] И клопов вроде нет. И чай по вкусу похож на настоящий, не то неизвестно на чем настоянное пойло, которое давали в бараках.

Про это ему рассказывали. Если человек умирает от голода и холода – это естественно, никто и внимания не обращает. Но несчастный случай на работе – это грубое нарушение техники безопасности, особая отчетность. За это охрану могут и наказать, поэтому аля пострадавших на работе стараются создать более или менее человеческие условия.

Странно.

Влад погиб, но в рай вместо него попал Арон.

Лиза

С утра она чувствовала себя довольно скверно. Слабость, тошнота, дрожь во всем теле, хотя температура нормальная.

Леди Саммертайм в субботу отработала свой шестой вечер в ночном клубе, и отработала очень успешно. Народу было полно, она подпустила белого диск-жокейского дыма и в стробоскопическом безумии поживилась тремя бумажниками и двумя мобильниками. Но кредитные карточки так и лежали на месте – чтобы получить с них деньги, надо ехать в Боргхольм, а ей было очень не по себе. Физически не по себе. Странно – Леди Саммертайм в рот не брала спиртного, весь вечер накануне пила только воду а Лиза проснулась, как с тяжелого похмелья.

Наверное, что-то с животом. Она с трудом съела маленький бутерброд, надела купальник и спустилась к воде, но купаться не стала. Почему-то ей показалось, что на солнце будет получше.

Уже несколько дней стояла жара, и на пляже было полно народу Ей сразу стало душно среди этих трущихся друг о друга тел, бикини и пляжных полотенец. Запах крема для загара вызывал тошноту, купальщики перекликались, дети визжали, пляжные мухи норовили залететь в рот. Лиза проглотила кислую слюну и закрыла глаза.

Через час-другой пляжники стали расходиться на ланч. Она тоже вернулась в кемпер. Лучше не стало. Ноги не слушались, она несколько раз больно ударилась пальцами о камни. Кажется, такое состояние бывает при обезвоживании, но куда тогда делась вся выпитая накануне вода?

Забытый мобильник так и лежал на кровати. Она нажала кнопку – звонил Силас. Дважды. Черт побери. Надо бы перезвонить, но ее словно разбил паралич.

Заставила себя съесть еще один кусок хлеба с маслом, легла и забылась в полудреме.

Открыла глаза в седьмом часу. Лучше не стало. Луш – и на работу.

В половине восьмого она уже была в клубе. Сумка с двенадцатилюймовыми виниловыми дисками показалась неподъемно тяжелой, пот катил градом, и было трудно дышать.

Можно поужинать на кухне, но она даже думать не могла о еде. Зашла в туалет, выпила залпом бутылку минеральной воды, поправила парик и макияж и вышла в зал.

Уже как Леди Саммертайм.

Лиск-жокей на подгибающихся ногах.

Никаких радостных выкриков в микрофон. Она поставила пластинку и включила дискотечные световые эффекты. Вечер долгий, надо выдержать. Надо постараться выглядеть веселой.

Но это оказалось невозможно. Выглядеть веселой не получалось. К девяти вечера зал клуба начал заполняться – раньше, чем обычно. Типичный субботний вечер. Стало жарко: кондиционеры не справляются, когда на улице под тридцать. Бармены не успевали раздавать стаканы с ледяной газировкой.

Странно, даже обслуга сегодня какая-то вялая, все словно обкурились. И танцевать никто не рвется. Стоят у стен со стаканами и обмахиваются кто чем.

Леди Саммертайм по привычке отметила торчащие из карманов шорт и джинсов бумажники, но сегодня у нее не было сил начинать охоту. Она мысленно представила упреки Силаса… но нет, в таком состоянии работать нельзя. Только музыка. Она ставила пластинку за пластинкой, преодолевая мучительную тошноту.

Пила воду стакан за стаканом, но лучше не становилось. В животе бурчало, как в стиральной машине с изношенными подшипниками. Холодный пот заливал глаза, вот-вот отклеятся накладные ресницы.

И в какой-то момент она поняла – больше не выдержит. В свои двадцать четыре года Лиза хорошо знала свое тело.

Дрожащими руками поставила самый длинный лот из альбома Beach Boys – Here Comes the Night, почти одиннадцать минут, и, стараясь не бежать, пошла к выходу.

В панике растолкала очередь в дамский туалет. Над раковиной склонилась совсем молодая девушка в белой блузке и с еще более белым лицом. Ее неудержимо рвало. Точно такие же звуки доносились из кабинок. Господи, что же они так напились… Блюют хором. Такого никогда не было.

Она с трудом удержала рвотный позыв.

– Простите, мне нужно срочно…

Она с таким же успехом могла обратиться к стенке. Словно всех поразила загадочная болезнь. Сальмонелла. Женщин начинало рвать прямо в очереди. Вскоре весь пол покрылся вонючими лужами.

Она побежала к выходу Первый же кустик, машина, за которой можно спрятаться… Нет, не успеть.

В глазах потемнело. Внезапно она увидела дверь с надписью VIP и рванула туда.

– Эй, куда? – крикнул кто-то за спиной.

Охранник, чтоб ему пусто было… Она влетела в комнату. За столом сидели какие-то люди в костюмах, но ей было все равно. Она приметила самое главное – корзину для бумаг. Согнулась над ней в три погибели и открыла рот.

Мерзко, стыдно, но какое облегчение… Просто открыть рот и дать выход всей этой дряни.

Beach Boys замолкли. Наступила тишина.

Черт знает что, подумала Леди Саммертайм. Непрофессионально.

А Лизе было все равно. Она подняла голову, посмотрела сквозь слезы на сидящих за столом и вновь склонилась над корзиной.

Юнас

Юнас проснулся ночью от странных звуков в соседнем домике. То ли хрюканье, то ли полузадушенные стоны. Он прислушался. Хлопнула дверь, и опять мучительные стоны вперемешку с кашлем.

В соседнем домике жил Мате. Что с ним – заболел?

Юнас попробовал заснуть. Повертелся в постели, но было слишком жарко. К тому же его разбирало любопытство.

Он встал и открыл дверь. Ни ветерка. Над проливом сияет узкий месяц.

– Мате? – полушепотом позвал он.

Спустился с крыльца и увидел старшего брата. Тот сидел на корточках в кустах между гостевыми домиками, голова бессильно, как у тряпичной куклы, упала на грудь. Похож на игрока команды, которая только что пропустила решающий гол. Странно – при виде Матса Юнас почувствовал себя сильным и здоровым.

– Что с тобой? Заболел?

Мате медленно поднял голову:

– Можешь принести водички, братишка? Из виллы?

Юнас побежал в кухню, нашел бутылку минеральной воды и вернулся к Матсу:

– Ты что, пива перепил?

Мате медленно покачал головой:

– Траву стриг в «Эландике»… не знаю, что это такое…

И побрел в свой домик. Лаже спасибо не сказал.

Как же! – подумал Юнас. Траву он стриг… наверняка налакался с приятелями.

Но это поклеп. Мате был совершенно трезв. Утром выяснилось, что заболели все. К завтраку вышли только служанка Паулина и Юнас.

Двери в спальни закрыты. На вилле полная тишина – в кои-то веки.

Дядя Кент появился в кухне чуть позже, Юнас уже жевал бутерброд с сыром.

Они уставились друг на друга. Юнаса подмывало спросить дядю, доволен ли тот, как он, Юнас, вел себя на допросе, но почему-то не решился. Полицейские исчезли и больше не появлялись. Значит, все обошлось?

– С добрым утром, – сказал Кент после долгой паузы.

Это «с добрым утром» прозвучало так тихо и жалобно, что Юнас сразу понял: дяде тоже нездоровится. Ровный загар только подчеркивал сероватую бледность лица.

Кент подошел к холодильнику достал бутылку грейпфрутов ого сока и поднял ее к свету, словно сомневался в содержимом. Потом все же сделал два небольших глотка.

Зазвонил телефон на стене. Кент взял трубку:

– Ла?

Он довольно долго слушал, не произнося ни слова.

– Ты шутишь. – устало сказал он под конец. – Шутишь, да?

На другом конце провода, очевидно, вновь последовал длинный монолог.

– О'кей. – Кент покачал головой. – У меня тоже что-то с кишечником… Прямо «месть Монтесумы»[15] какая-то… надо искать людей. Кто-то же должен быть здоров, черт их всех подери!