Стихотворения и поэмы - Микола Бажан

4

ВСТРЕЧА У ВОРОТ

…по Тверской отправился в Кремль…полюбовавшись старым красавцем Кремлем…

«Красавец древний, Кремль могучий,Ты возникаешь предо мнойЗубцами башен и стеной,Как воин, землю стерегущий,Всю землю битв, бунтов и мук,Восстаний гневных, сил подспудных,Отчизну работящих рук,Мятежную в веках бессудных.Россия шпили возвелаНе для проклятого и злогоГнездовья черно-золотого,Не для двуглавого орла.Тот день настанет — да, настанет!Орлы со шпилей упадут.На эту площадь солнце глянет,Народы с песнями придут…О нет, не царская корона,Не бастионы вкруг хором,—То сил народных оборона,Чела народного шелом.Затем и кланяюсь я ныне,Затем взволнованный стоюИ перед древнею святынейСнимаю шапку я свою…»Остановившись пред вратами,Он думой тайною пылалИ зорко серыми очамиВсю летопись камней читал.

Тараса пламенные очи!Под тенью этих чистых веждТаилась, зрея и пророча,Безмерность мыслей и надежд,И отблеск клятвы раскаленной,И мужественный жар борца,И ласка нежности влюбленной,И строгий холод мудреца,Пустынь и тюрем безголосьеИ горький дар кровавых слез —Всё, что в глазах его слилося.Он нерастраченным пронес.Как прозорливы эти очи!Не погасят таких очейНи смертный сумрак царской ночи,Ни ужас каторжных ночей.На палача, на смерть смотрелиИз-под густых они бровей,Народной правдою горелиВ мятежной зоркости своей.В пустыне голой, в дни невзгоды,В жестокой каторжной далиОни почтили, как могли,«Поборников святой свободы»,[54]За сто земель в глухие годыЗвезду еще одну нашли —Звезду Полярную! Бывало,Черты знакомого лицаПеро художника-борцаНа рукописи рисовало.

Тарас задумался. ПоплылВеликопостный звон Ивана,Как будто глухо из туманаНочной зловещий филин выл.Обшарпанные люди сбилисьВ пролете башенном глухом —Кто в церковь, кто на суд явились,Кто шел с молитвой, кто с грехом.Платочки, шапки и треухи,Изорванные колпаки,Лакеи, бабы, молодухи,Калеки, старцы, мужики —Люд разноликий, пестрый, странный,И, всех унылей и страшней,Шли с костылями ветераныИз севастопольских траншей.Они тянулись в Кремль, месилиСнег рыхлый, взболтанный весной,Ругались в горе и бессилье —Народ забитый, крепостной.

А вот и он — в коляске старойИль в дрожках, запряженных парой,Сановный иль чиновный муж,Владелец сих ревизских душ.«Пади, пади!» — из тарантасаВозница гаркнул. Конь понес.На скорбное лицо ТарасаГрязь брызнула из-под колес.Он побледнел и вздрогнул снова.«Пан и рабы… Нет, не рабы!»И кто-то вышел из толпы,Услышав сказанное слово.Сутулый, тощий человекС большими черными рукамиВдруг подошел, сверкнул белкамиИз-под сожженных черных век:«Ты скажешь, не рабы… Ты скажешь…А может, лучше помолчи,—Ведь, как и я, на лавку ляжешь,Подставишь спину под бичи!»— «Есть горше муки, что бичуютНе тело, душу…»                         — «Аль пришел,Дружище, в Кремль из дальних сел?»— «Из края, где кайсак кочует,Где палками солдат муштруют,Где страшен царский произвол…»— «Видать, служивый?»                         — «Да, не малоЛихую лямку я тянулВ сухих солончаках Арала,Ел хлеб солдатский, спину гнул».— «Я думал, ты из грамотеев».— «Я грамотен».                          — «А я вот нет!Церковной азбукой владея,Какой в псалмах найдешь ответ?Будь кроток, ближнего люби, мол?Тех, кто три шкуры с нас дерут?!Да я б у ката сердце вынул —Пускай лихие псы сожрут!»— «Есть книга…»                          — «Мне не попадалась.Я на Урале медь топил,На Яике варначил малостьИ в казематах царских гнил.А сам из Подмосковья родом.Мой барин, знатный богатей,Погнал из вотчины своейНас на Урал, к своим заводам.Я душу там спалил дотлаВ огне печей, в жару багряном,Сбил цепи, скованные паном,Убил приказчика со зла.Бежал, скрывался в диких чащахДва года… Мыкаться привыкСреди гулящих и пропащих,Отчаявшихся горемык.Пока не пойман и не плачу.Всего не скажешь на ходу…Я нынче печи, слышь, кладуПо Подмосковью и батрачу.Но в рабской доле до сих порХочу во что бы то ни сталоХороший закалить топор,Отлить себе кусок металла,—Настанет времечко мое!»

«Один ты разве ждешь ее,Один ты разве жаждешь воли?Царь Николай прислал ее.Уснула и не встанет боле.А чтобы хилую будить,Всему собраться надо миру,Да жарче обух закалить,Да миром наточить секиру,И вот тогда уж и будить!» [55]

Тарас умолк. Снежинок стаяПорхала в стуже вихревой,Кристаллики сверкали, тая,На бороде его седой.

«Ты верно говоришь, дружище:Ты, видно, брат нам по судьбе,Народный гнев несешь в себеИ той же воли, видно, ищешь.Зови же братом и меняНа дружбу, а не для присловья,—Хоть вижу, не из Подмосковья,Не кум ты мне и не родня».— «Я с Украины. Слышал?»                                     — «Знаю.

Видал и беглых я оттоль.Всё то же горе, та же боль,Бессудье, доля крепостная.А сам ты кто? Мужицкий сын?Невольник, значит кости черной?Вот и выходит, гнев одинВ нас оказался непокорный!Дай руку, брат!»                       И человекНа незнакомца зорко глянул,И руку сжал ему, и канулВ толпу сквозь сумеречный снег.И вслед ему в людском потокеСквозь мельтешащий снегопадТеплом светился взгляд глубокий,Сияющий Тараса взгляд.Потом движением безмолвнымОн взгляд на площадь перевелИ с сердцем, новых песен полным,Неспешно к Щепкину [56] пошел.

5

ПЕРВЫЙ ДЕНЬ

Разгонистый вздрогнул состав напоследок,Дохнувши шипучего пара теплом.И небо, всё в трещинках мартовских веток,Стало сереть за вагонным стеклом.Лазурью на глади асфальтного плесаСиних вагонов застыли ряды.Прошли часовые. «Максима» колесаВскинули брызги талой воды.Тогда поплыла по перрону вокзала,И зашумела прибоем толпаТреухов, фуражек, солдатских папахВ революционных ленточках алых.Неспешно толпа потекла, как ручей,Смотрела в вагонные окна и двери,Чтоб сразу увидеть на дебаркадереЗнакомые лица любимых людей.И вот они встретились: очи и лица,Приветные возгласы, стяги, слова.Москва, ты отныне Советов столица,Считай, всему свету теперь голова!И ленинский голос раскатами длится,Стоустно умноженный: «Здравствуй, Москва!Так здравствуй, Москва, знаменосец свободы!»Вот званье отныне и вечно твое!..И, глядя с вокзала за дали и годы,Над снежною площадью Ленин встает.Пусть комкает тучи простуженный ветер,—Но брезжит весною сквозь мглу и туманСтолица республики, первой на светеРабочих республики и крестьян.

На снежных ухабах трясется авто,Бьют в очи метельного ветра порывы.Сутулится Ленин в холодном пальто,Минуя знакомых проулков извивы.Проезды в завалах, сплошные «хвосты»У лавок, где очередь зыбко змеится,Продутые ветром кварталы пусты,И сумрачно горбятся зданья столицы.Москва, потерпи, мы подарим тебеДворцы по душе и проспекты по росту.Весь мир уже слышит державную поступь,Которой идем мы в труде и борьбе.И если мы даже отступим назад,За горло грабительски взятые в Бресте,Воспрянет Москва, и вздохнет Петроград,И нас не смутят трескотнею тирадЛюбители фраз без стыда и без чести.Страшили, в единство партийное клинВбивали, орали на митингах рьяно.Быть может, еще не ясна до глубинВся пропасть их планов, вся прорва обмана.Чей след потаенный из мрака ведетК ночному вчера покушенью в Любани?..Эсеры, анархия… Сволочь и сброд,Вокзальные орды расклешенной пьяни!..Как ветром их сдуло, как только, резки,Команды стегнули их, нагло фасонных,Когда пулеметы с площадок вагонныхНавстречу им выставили хоботки!..Нет, поезд не встанет, не сменит маршрута.Прищурясь, Ильич смотрит вдаль, и виднаКремлевская — там, за метелью, — стенаДа башня, стоящая прочно и круто,Высокая Спасская; время своеЧасы отзвонили, пробиты снарядомВ те дни, как вели юнкера канонаду —Огонь по твердыням Октябрьских боев.

Навытяжку, словно солдаты, застылиВ тужурках и кепках простых патрули,Когда прозвучали команды вдалиИ въехали в Спасскую автомобили.

6