Один человек и один город - Вероника Евгеньевна Иванова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Обед будет. В перерыве между сменами. Правда, в первые дни ты его вряд ли сможешь проглотить.
Постараюсь. Соберу все силы в кулак. Пусть и для того, чтобы тут же все вывалить обратно: на стенках желудка хоть крохи, да осядут.
– Смены короткие. По три с половиной часа, больше не бывает. Ещё полчаса на обед и отдых. Первая начинается в одиннадцать, вторая – в три. Вечера и утра, соответственно.
Видимо, моё лицо изобразило несказанное удивление, потому что толстушка улыбнулась:
– А ты как думал?
– Да я вообще-то никак не…
– Мусор – такая штука… Хитрая. С ним надо поспевать. Не поспеешь, проглядишь, и все. Проблема на ровном месте. Запах это ещё полбеды, так, дополнение к прочему. К бациллам, вирусам, другой гадости. Солнцу их не сжечь сразу и быстро, а если ещё туман вмешается… Поэтому график такой: с позднего вечера до раннего утра. Первую смену будете кататься по Лимбо, а потом отправитесь в Низину. Там как раз часам к пяти все утихомиривается, только объедки остаются.
– А в Лимбо по ночам жители не…
– Нет, - хмыкнула она. – Играют в приличных людей. В самом крайнем случае к полуночи затихают.
Значит, всю ночь я буду шататься по городу, так получается? Может, это и к лучшему. Спокойнее для всех. Зато днем смогу как следует присмотреть за Хэнком.
– Когда будешь готов приступить?
– Сегодня.
– Уверен?
А зачем тянуть? Тем более, если пойму, что не справляюсь, так пусть уж раньше, чем позже.
– Да, сеньора.
– Хорошо. Ждем тебя к половине одиннадцатого. Покажу, что и как, комбез выдам. Познакомлю с напарником.
О, у меня ещё и компания будет?
– Не опаздывай в первый день. Да и вообще не опаздывай. Рамки у нас жесткие, но не нами ставленые.
Спасибо, я уже понял. Только, похоже, никак на могу внешне свое понимание отобразить, раз мне повторяют:
– Мусор ждать не станет.
– Да, сеньора.
– Спросишь Долорес, когда придешь. Это сейчас тут пусто, как в кошельке перед зарплатой, а вечером светопреставление начнется.
Когда все эти железные раритеты забурчат своими двигателями? Могу себе представить. Дышать точно станет нечем.
– И так, на будущее… Думай хоть изредка о том, что твоя работа нужна всем. Вообще всем. Каждому живому существу в городе. Это поможет.
* * *
Пламенные призывы на меня не действовали никогда. А вот обращения к разуму добивались своего каждый раз и весьма успешно. Эсте неоткуда было узнать о такой странности моего характера, вот его агитационные попытки и провалились. Но, черт возьми, как ничем, кроме своих объемов, непримечательная женщина смогла с первой попытки попасть точно в цель?
Хотя, надо признать: почва была уже подготовлена. Кафедрой городского хозяйства, на которой группа будущих «хозяев» Санта-Озы слушала общеразвивающие лекции и наблюдала за проведением лабораторных работ. Особого интереса к теме предмета я не испытывал. Как, впрочем, и к процессу обучения в целом. Просто считал, что это мне нужно, а раз нужно, не имеет значения, позитивные ощущения приходят вместе со знаниями или нет.
Проблема мусора и впрямь упоминалась преподавателями наравне со всеми остальными «узкими местами» существования больших городов. Потому что мусорят люди прилично. В смысле, много. Там, сям, дома, на работе, на улицах. Везде. Но задумываться над тем, кто и какими усилиями способствует сохранению чистоты… Нет, не приходилось. Повода не было.
Машинный двор после относительной свежести кабинета Долорес снова показался очагом адского зловония. Продышаться удалось только через милю ускоренной ходьбы: утренний опыт показал, что ловить автобус на конечной остановке бессмысленно. Потом-то, в обитаемых кварталах я осчастливил водителя новой встречей. Как же можно было отказаться от удовольствия ещё раз взглянуть на эту кислую мину?
В Низине общественный транспорт тоже ходил. По центральным улицам. Но поскольку место моего нынешнего проживания не было осчастливлено благами цивилизации, дорога на работу и обратно грозила занимать изрядное количество времени. А что самое неприятное, нос теперь чутко реагировал на малейшее дуновение воздуха с помоек. Грубо говоря, к окончанию пути я весьма хорошо представлял себе мусорную карту «родного» района. И на будущее зарекся выбирать отдельные, наиболее ароматные маршруты движения.
Сиеста снова прогнала людей с улиц, рождая закономерный вопрос: а куда именно все исчезали на несколько жарких часов? Мне это выяснить в ближайшее время явно было не под силу. Отправляться на работу вечером и возвращаться утром, значит, вовсе не видеть белого света. Спать придется без задних ног с восхода и до заката, если, конечно, двенадцати часов будет хватать для отдыха. Зато на солнце париться не понадобится, что уже хорошо.
Початая банка кофе все ещё стояла на кухонной полке. Сиротинушкой. Должно быть, продукты со вскрытой упаковкой не пользовались спросом среди местных спекулянтов. Единственная неприятность: после прогулки невозможно было запихнуть в себя что-то теплее водопроводной воды. Пришлось оставить кофе стынуть, а вынужденную паузу потратить на благо Хэнка.
Какой бы странной ни казалась жидкость, врученная мне врачом, и по своему происхождению, и по скупо описанным свойствам, она действовала не хуже реанимационной бригады. В сознание не возвращала, увы, зато явно приводила функции организма в норму. Похоже было, что до конца флакона ритм сердцебиения, цвет лица и прочие характеристики условно здорового человека смогут вернуться к прежним показателям. Но кое-что другое…
Он начинал меня узнавать. Но вряд ли как Фрэнка. Скорее, как источник заботы.
Пульс заметно менялся, когда я прикасался к неподвижным запястьям. Рывком ускорялся, чтобы потом плавно затихать. Память тела? Неосознанная привязанность? От неё становилось жутко. Все равно, что расшатанное кресло, на котором я обычно засыпал возле кровати, встречало бы меня, суча ножками и помахивая полосой оторванной обивки. Но за разговоры с мебелью обычно объявляют сумасшедшим, а когда бдишь над коматозником, можно утешать себя теорией, что он слышит. Все и всегда.
– У меня появилась работа. Представляешь? Честная и нужная. Только ни за что не угадаешь, чем я с сегодняшнего вечера начну заниматься. И никто бы не угадал. Пожалуй, не буду рассказывать, а то ещё решишь, что у меня мозги окончательно поехали. Потом как-нибудь. Нет, мне не стыдно, не думай! Даже не удивительно. Вот это как раз и есть самое странное, Хэнк. Меня ничто здесь больше не удивляет.
Окончательно я это прочувствовал в муниципалитете. Когда сидел в коридоре. Словно все шло именно так, как и должно было. Словно наконец вписался в существующую действительность, и больше
