Один человек и один город - Вероника Евгеньевна Иванова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вот ты борешься. Или планируешь бороться. Чтобы расширить права жителей Низины, верно?
– Ну да.
– А ты хоть раз задумывался над тем, что человек, сидящий в тюрьме, все равно останется узником, даже если ему позволят утверждать собственное меню на завтрак, обед и ужин?
– Причем тут…
– Жители Низины могут бывать в Лимбо?
– Могут.
– И работать там? И получать достойные деньги за свою работу?
– Если столько заплатят. Да и работать – пожалуйста. Только бы здоровье позволяло.
– А жить?
– Что значит, «жить»?
– Может кто-то из местных, скопив достаточно денег, переселиться повыше? За границу между городами?
Эста выпалил ответ, не задумываясь ни на мгновение:
– Конечно, нет! Никогда.
– Но почему? Разве на это есть запреты?
– Места нет.
Отличное объяснение. Естественное.
– Итак, Вилла Лимбо расти некуда?
– Как видишь.
– А Низине?
– Тоже не особо.
– Пока не будут намыты новые территории?
– А кто станет этим заниматься? Забава же дорогая. Только при крайней необходимости сенаторы могут решиться.
– Но это хотя бы возможно. Согласен?
Промолчал. Ладно, хотя бы не стал спорить: уже прогресс.
– Что же выходит? Вилла Баха в смысле развития – перспективное местечко. С неограниченными возможностями расширения границ.
– Пожалуй.
– Следовательно, его нынешние условные «владельцы» живут практически на золотой жиле.
– Если думать по-твоему… Да.
– Так зачем им стремиться вверх, к склонам гор, если открыта другая дорога, прямая и ровная? Морские перевозки никто не отменял, тем более, что дальше в океан – ближе к торговым путям. Можно было бы и вовсе выстроить молы до самых…
Что-то я размечтался. Хотя, это не пустые фантазии. Все возможно. Нужно только начать. Ввязаться в драку. Развитие коммуникаций всегда вело к успеху и процветанию. Чем Низина хуже всего остального мира, спрашивается?
– «Самых»?
– Неважно.
– Нет уж, продолжай!
Ого, глаза разгорелись. Даже прищуренный. Правда, я и сам слегка… Того. Воодушевился. Поймал волну. Только непонятно, куда и откуда летящую.
– Да ладно. Забудь. Помечтаю как-нибудь в другой раз.
– Ты точно достоин большего.
Кажется, все старания насмарку. Хотел отшить Норьегу с его идеалистическими намерениями, а получилось наоборот. М-да, проблемка.
– Я знаю, чего достоин.
– Но не стремишься.
Звучит, как обвинение. Что ж, Эсте простительно. Неведение вообще полезная штука: сохраняет нервы в неприкосновенности и здравии.
– Тебе-то почем знать?
– Ты не хочешь брать лучшее.
А зачем? Стать не младшим мусорщиком, а старшим грузчиком? Огромная разница, можно-таки подумать! Нет, сеньор, рядом с тем, что мне грезилось, померкнет заманчивость любой карьеры. Самый верх был рядом, рукой подать. Горние пути стелились под ноги. И после этого думать, как было бы здорово подняться на следующую ступеньку от пола? Смешно. Обхохотаться можно. До колик.
– Мне хватает того, что есть.
Он не поверил. Снова. Наверное, и вовсе не способен поверить. Ну так и я не буду стараться. Больше не буду.
– Ты на самом деле чужой. Совсем чужой здесь.
Что остается? Только улыбнуться.
– Ты думаешь по-другому. Иначе, чем мы. Никто из нас ни за что не придумал бы такого… такого выхода.
Обычное планирование. Мягко говоря, не слишком продуманное и просчитанное. Общая идея, не более.
– Значит, нужно двигаться в обратном направлении? Не к горам, а в океан?
Ждете от меня готовых рецептов, сеньор? Нет уж. Сами, все сами. Ручками. Извилинками.
– Я просто хотел сказать, что там, где есть два варианта действий, может найтись и третий. Но даже он не отменяет… Не решает главную проблему.
– Какую?
– Граница. Которая в головах. Ведь по сути, именно жители Вилла Лимбо заперты меж двух огней. Именно они не могут сделать шага ни вперед, ни назад. Ну, первое-то логично: чистые физика с физиологией. Но хоть убей, не понимаю, зачем отгораживаться от Низины. Затем, что там живут пришлые? Да проснитесь уже! Второе поколение беженцев скоро сменится третьим. Неужели этого мало, чтобы получить статус местного? Сколько ещё веков потребуется снобам середины на осознание всей глупости происходящего? Вот куда надо копать. Бороться не за права, а за души!
– Хорошо сказано. Одобряю.
Мне показалось, или голос пьяницы прозвучал чуть более надтреснуто, чем обычно?
– Вот как надо зажигать сердца, Эста. Учись.
Ввязался он в нашу беседу незаметно, а вот уходил гордо. Так, будто Фелипе Ллузи впрямь был моим отцом, и сейчас едва удерживался от того, чтобы прослезиться. Или все-таки не удержался?
– А он прав. Может, однажды за всю жизнь, но прав.
Норьега выглядел подавленным. А может, даже раздавленным. Немного. Но не побежденным. Я-то надеялся загнать его в тупик, заставить переключить внимание, направить усилия куда-то в другую сторону. Подальше от меня. И только все испортил. Хотя, если положить руку на сердце…
Несколько слов названого отца того стоили. Пусть наутро папаша Ллузи ничего не вспомнит, зато я не забуду. И судя по бормотанию, доносящегося из угла, занятого пламенным революционером, кое-кто другой тоже будет памятлив:
– Ты достоин… Не знаю, чего именно, но все, что есть здесь… Его точно не хватит.
Часть 2.4
Я бы ни за что не смог отвязаться от Эсты, если бы и ему, и мне не нужно было заниматься делами. Добровольно на себя принятыми, а значит, неизбежными. Но уходил он в темноту неохотно. Словно ждал, что окликну. Позову назад. А заодно повинюсь во всех прошлых прегрешениях и принесу клятву рыцарского служения на благо всех и вся.
Тьфу!
С картой жить стало намного легче: можно было определить наиболее удобную траекторию движения и перемещаться по Низине там, где много людей и света. В Лимбо такой проблемы уже не вставало, потому что светло было повсюду. Даже в закоулках, где не слышалось ни вздоха живого существа.
Третьей встречи с одним и тем же водителем вполне хватало, чтобы с полной уверенностью заключить, что он намертво приписан к маршруту. Который уже традиционно закончился на остановку раньше официального кольца. Впрочем, зная, куда идти, я добрался до места работы за считанные минуты. Намного быстрее, чем показалось днем. Так что, остановкой больше, остановкой меньше – невелика разница.
Приближение ночи заметно изменило Кабо Торо. Практически до неузнаваемости.
Шум. Гам. Лязг. Ор. Ничего похожего на мертвую тишину улиц Вилла Баха посреди ночи. Мимо то и дело проносятся машины, разумеется, гремящие всеми сочленениями, а заодно заливающие улицу светом надсадно-ярких фар. За заборами, днем казавшимися оградой забытого кладбища, стоит галдеж. Людской. Пересменка у них, что ли? Все вокруг стрекочет, звенит, жужжит, визжит. Жизнь, одним словом. Настоящая.
Во дворе мусорной конторы все
