Один человек и один город - Вероника Евгеньевна Иванова

случай. Вон, Хэнк, что называется, не оставлял меня в болезни и здравии. И каково ему сейчас?

– Я могу помочь. Правда.

– Знаю. Вот только…

Он выжидательно качнулся вперед, готовясь слушать моё «чистосердечное признание». И обломался.

– Никто никому не помогает просто так. Согласен? Рано или поздно что-то требуют взамен. И то, что можешь потребовать ты, меня… Скажем, не воодушевляет. Понятно?

Поворот от ворот Эсту не удивил. Но и не остудил:

– Значит, так и будешь отмахиваться?

Нет смысла тратить слова на ответ: пожатия плечами вполне достаточно.

– Ну, как хочешь. Только смотри, может статься, уже сегодня передумаешь. Тогда и поговорим.

Ага, он все-таки залезал в базу. И видел направление на работу, поэтому строит из себя что-то вроде благодетеля. Интересно, весомые на это имеются причины или нет?

– Поживем – увидим.

В маршрутном автобусе на моё удостоверение, гарантирующее помимо всего прочего и бесплатный проезд, взглянули косо.

Не живые деньги, да? Насколько помню по финансовым отчетам, поступлений из городского бюджета всегда достаточно, чтобы содержать парк муниципальной техники, а все остальное идет уже сверху. В прибыль извозчика. И стало быть, я – чистый убыток. Занимающий место кого-то, способного оплатить проезд самостоятельно.

Впрочем, не только водитель был такого мнения. Пассажиры тоже. Правда, никто из них не стал выражать свое негодование вслух. Презрительно замолчали, это да. И пересели подальше, кому было куда. Прямо-таки шарахнулись, как будто встретили… Прокаженного?

И ведь ни у одного взгляд не поймать. Не посмотреть глаза в глаза. То ли брезгуют, то ли стыдятся. Занятно. Как-то не припоминается ничего похожего на показательных встречах «разных слоев общества», где все счастливо пожимают друг другу руки и улыбаются на камеру, произнося речи о равенстве, братстве, справедливости и прочих хороших вещах. Правда, представители Низины там присутствовали вроде бы без карточек на груди… Да, точно! Без своего обычного клейма. Прятали, наверное. Но зачем? Если это законно и необходимо, откуда стыд? Причем, с обеих сторон?

Если одни чувствуют себя обделенными, это понятно. Но другие-то о чем думают, отводя взгляд? О том, что виноваты – это вам скажет любой психолог. Вон, Эсту вина и вовсе подвигла на служение обществу. И все же, все же …

Я понял бы причину, окажись сейчас, здесь, в салоне автобуса, на потрескавшихся кожаных сидениях лаборанты, напортачившие с вакциной. Или разработчики, не выявившие все свойства своего зелья прежде, чем экспериментировать на людях. То есть, позапрошлое поколение. Не нынешнее. Дети же не в ответе за грехи отцов, правда?

* * *

Предписанное социальной службой место трудоустройства находилось на одной из окраин, и поездка получилась довольно долгой, от муниципалитета почти через весь Вилла Лимбо. Но закончилась раньше времени: когда на очередной остановке в салоне не осталось никого кроме меня, мне было предложено убираться вон. Настоятельно. Под тем предлогом, что «машина дальше не пойдет».

Я не стал спорить. Наверное, потому что близилось время сиесты, а вместе с ним уже знакомое ощущение… Нет, пожалуй, все-таки не лени.

В прежней жизни домашняя обстановка тоже не казалась мне напряженной или нервозной, но здесь, ниже по склонам и в самой котловине течение событий словно останавливалось. Каждый день – несколько часов вязкого забытья. Не застой, не маленькая смерть, скорее сон без сновидений. Прямо как в одной из сказок Генри. Кажется, там шла речь о принцессе, вместе с которой заснуло и все вокруг. Чтобы однажды проснуться и начать жить сначала, в мире, безвозвратно изменившемся за время спячки. Может быть, и те, кто за дремотой скрывается от дневной жары, тоже втайне надеются однажды открыть глаза и увидеть…

Что ж, мечтать не вредно. Если есть возможность. А мне остается только выбраться наружу из душного салона, проводить взглядом железную колымагу со свежевыкрашенными боками и дальше пойти пешком. По улице между высокими глухими заборами.

На карте этот квартал был помечен, как нежилой, а значит, промышленный или что-то вроде того, но кроме унылого вида ничем похвастать не мог. Кое-где раздавались голоса, иногда что-то постукивало или жужжало, только очаг производства не напоминало. К тому же, все известные предприятия, составляющие гордость и славу Санта-Озы, базировались в другом конце города, а вовсе не на Кабо Торо[9].

Одноэтажное здание, фасадом чуть вынесенное за периметр ограды, выглядело ничуть не презентабельнее окружающей местности. А по мере приближения к нему в воздухе все отчетливее начинало пахнуть подгоревшим маслом. И чем-то ещё, явственно напоминающим о кухне, правда, далеко не лучшим образом.

Названия на конторском доме не обнаружилось. Только адрес, намалеванный прямо по свежеположенной, но уже осыпающейся штукатурке. Входная дверь подалась туго, зато обратно торжественно поплыла, ведомая доводчиком, пока я, рассеянно приподняв брови, стоял и пытался соотнести убогую ветхость наружности с великолепием начинки.

Нет, интерьер был не таким уж шикарным. На второй взгляд. Но даже по сравнению с тем же муниципалитетом разница бросалась в глаза. Не говоря уже о лачугах Низины.

Самое главное, здесь было прохладно. Именно так заманчиво и умиротворяюще свежо, как в домах на склонах Сьерра-Винго. Повсюду стояли кадки с цветущей зеленью, а посередине облицованного кружевным розовым мрамором холла журчал самый настоящий фонтанчик. И молодая женщина, вышедшая мне навстречу ровно спустя минуту после того, как прозвенел колокольчик над входом, выглядела весьма заманчиво. Как картинка в модном журнале.

– Что вам угодно?

Спросила, правда, холодным тоном. Ледянее воздуха. Потому что первым делом посмотрела не на моё лицо – на карточку удостоверения. Вернее, недовольно покосилась. А когда пробежала взглядом по строчкам протянутого мной предписания, и вовсе брезгливо раздула ноздри.

– Вход для персонала с другой стороны. Дальше по улице.

И поцокала каблучками обратно, в объятия зеленой прохлады. А я подумал о том, что канцелярский зажим – слишком ненадежное и неудобное приспособление. Надо бы раздобыть прозрачный чехол и повесить свой опознавательный знак на цепочку. Или шнурок. Прямо посередине груди. Чтобы все обо мне всем становилось понятным ещё издалека.

Часть 2.2

Новое место назначения нашлось без труда: ничего другого, похожего на вход, до конца забора, то есть на протяжении ещё нескольких сотен футов, не виднелось. И вот за той дверью уже не было никакого холла, вообще никаких изысков, только узенький коридор со стенами из формованной жести, десяток раз поворачивающий под девяносто градусов и заканчивающийся…

Если судить по запаху – барбекюшницей, с помощью которой незадачливый повар угробил обед. Персон этак на сто. Или двести. А потом тут же рядом сгноил