Метро 2033. Отступник - Элона Демидова

– Как сказал бы судья, это наш ботанический полигон, – шаман поднял с плитки маленький камушек. – Тут растет или что-то очень редкое или то, что не имеет, казалось бы, значения в хозяйстве. Вот смотрите.

Ян кинул камушек в середину бледно-голубой клумбы. Несколько растений, выпустив пыльцу в воздух, заколебались, дотронулись до других, те, в свою очередь, выстрелив пылевидное облачко, качнулись, передали импульс следующим цветам. По клумбе пошла живая волна.

– Охренеть, – прошептал Артур.

– Красиво, – восхитилась Аня.

Олег промолчал, но было видно, что и его подобное зрелище не оставило равнодушным.

– Порошок из семян качунов, как мы называем эти цветы, неплохо помогает при простуде, – сказал Заквасский. – А вот и моя любимая девочка.

На низком гранитном постаменте стоял бронзовый памятник с человеческий рост: девушка робко выглядывала из приоткрытой двери необычной конфигурации, выставив обнаженные плечо, руку и ногу.

– А откуда она вылезает? – спросила Аня.

– Из футляра контрабаса, – ответил шаман. – Есть у того, кто теперь называется Сказителем, рассказ, «Роман с контрабасом» называется.

– И о чем этот рассказ? – в глазах девушки горело любопытство.

– Его можешь прочитать в Библиотеке, – Ян в очередной раз погладил Аню по голове. – Если, конечно, ты захочешь остаться.

– Я останусь, – решительно произнесла Аня.

– Да… – протянул Артур, поведение жены ему совершенно не нравилось, но что он мог поделать? Только поддеть… и наследник с показной нежностью погладил ногу, а потом плечо бронзовой девушки. – Из всех приблуд в вашем городе, эта самая офигенная. Действительно крутая цыпа, не то что некоторые.

– Сразу после Галины Грильска, – съязвила Аня. – У тебя вообще с картинами и памятниками лучше получается!

От стыда, который так недавно охватил Артура, теперь не осталось и следа. В ответ на колкость жены он самодовольно ухмыльнулся и произнес:

– Памятники и картины бывают погорячей иных женщин.

На лице Ани выступила краска, в глазах вспыхнула ярость.

– Совершенно, верно, – погасил начинающийся скандал Заквасский. – Эта девочка очень красива и очень горяча. Да и мозгов у нее больше, чем у иных парней. Но вас это не касается. Идем, я вам покажу кое-кого.

Минуту спустя они стояли перед еще одной бронзовой скульптурой. Плитка вокруг была во многих местах вынута. Двое мужчин и подросток засыпали песок в провалы. Увидев шамана, они поздоровались, с любопытством оглядывая пленников.

– Приходится латать набережную, – сказал Ян, а потом, указал на постамент, где стоял, небрежно облокотившись на колонну, курчавый мужчина. – Но мы должны чтить память величайшего судьи золотого века. Он был поэтом.

У Олега кольнуло внутри. Перед глазами встал убитый им Петя, юный Петя, глупый Петя, ставший невинной жертвой обстоятельств.

– Золотой век – это когда люди умели летать на Луну и разговаривать на больших расстояниях? – спросила Аня.

Ей все больше и больше нравился их странный провожатый. Плен оказался вовсе не страшным, и она ощущала себя несмышленой девчонкой, которую взрослый дядя водит за ручку, объясняя какие-то туманные вещи. А игра в «непонятки» очаровывала. Тем более что после ухода мулатки Аня почувствовала себя легко, а смотреть, как Олег и Артур обмениваются свирепыми взглядами исподлобья, было очень забавно.

– То время, о котором ты говоришь, – совсем другая эпоха, – ответил шаман.

– А когда же был ваш золотой век?

– Так, – Заквасский хлопнул себя по бедрам, – пойдем-ка на кухню моего клана, поедим. А сегодня ночью устроим посиделки у костра, и я расскажу сказание о пяти веках и гибели мира. Тогда вы узнаете все о золотом веке.

– Это, наверное, старая история…

– Нет, – возразил ей шаман. – Я ее только что придумал.

Глава 12

Лакомством ложных надежд боль свою ненадолго утешить…

Белый бюст сливался с покрашенной в тот же цвет стеной, стилизованной под развернутое знамя. Изображенный мужчина обладал мощной шеей, курчавой бородой, а из-под шапки выбивались густые вьющиеся волосы, словно раздуваемые ветром.

– Га-ри-баль-ди, – прочитала Аня по слогам, со всех сторон осмотрев творение скульпторов прежней эпохи.

Под надписью, выполненной черной краской, и которая, несмотря на сгущающиеся сумерки, отчетливо выделялась на светлом фоне, шли непонятные значки, среди которых затерялась, впрочем, пара-тройка знакомых букв: GARIBALDI.

«Красивый», – подумала девушка, протягивая руку к каменному лицу. Она коснулась кончиками пальцев чуть шершавой поверхности щеки и тут же отпрянула. Хотя в городе было столько всяких диковин, что голова шла кругом, но рассказ шамана именно об этом покровителе маленького, но очень почитаемого клана Иноземца, запал ей в память. В клане было всего шесть человек, и все занимались кузнечным делом. Но в свободное время кузнецы изучали язык своего покровителя, стремясь постичь все лингвистические тонкости, ведь пророчества приходилось переводить на русский. Узнать свою судьбу мог любой, кто приходил к монументу в священную ночь, но когда еще та ночь наступит, поэтому Аня вернулась сюда тайком, в надежде, что ей откроется что-то именно сегодня.

«Но как он может говорить? – недоумевала девушка. – Он ведь неживой».

Однако не верить шаману оснований не было.

– Скажи, что со мной будет? – прошептала она.

Бородач молчал, глядя вдаль. Видимо, его совсем не интересовала судьба какой-то там неудачницы, которая сама не знала, что хочет от жизни.

– Почему не отвечаешь? Что со мной будет? – теперь ее голос звучал громче и требовательнее.

Гордый Иноземец невозмутимо смотрел поверх ее головы в вечернюю мглу. Аня сжала кулачки, чтобы как следует объясниться с неприветливым духом, но тут до нее донесся издевательский смешок. Девушка резко повернулась и почти уткнулась носом в грудь Артура.

– Достал! – прошипела Аня. – Какого черта ты за мной везде таскаешься и шпионишь? Надоел!

– А что такого? – ухмыльнулся муж. – Я тебе даже еще ничего не сказал.

– Зато подумал!

– Ну, мать, чего ты опять заводишься! Сколько можно ругаться?

Очередного скандала не получилось, поскольку из тьмы появились Олег и Каур.

Новоиспеченный нуклеар по обыкновению нахмурился и опустил глаза, чувствуя неловкость в присутствии обеих девушек и не желая встречаться взглядом с бывшим другом. Каур, напротив, во все глаза уставилась на Аню, словно хотела выведать какую-то тайну и понять – что делала здесь пришлая из Лакедемона.

Аня ответила мулатке дерзкой улыбкой. Вроде бы ничего плохого та не говорила, наоборот, Каур обращалась с гостьей подчеркнуто вежливо, но в этой надменной любезности чувствовалась насмешка, заставляющая думать, что над тобой постоянно издеваются.

– Артур, сын правителя Антона и Анна, дочь Павла, – сказала Каур, как всегда с комичной серьезностью произнося имена пленников. – Пойдемте скорее с нами, зурелан, наверное, готов и большой костер уже горит, а шаман рассказывает какую-нибудь историю. Вы пропускаете много интересного; и потом, вам нельзя одним бродить в темноте, заблудитесь.

– Чё за хрень этот зурелан? – скривился Артур.

– Его мясо очень вкусное, – улыбнулась краешками губ мулатка, и в кошачьих зрачках ее сверкнул отраженный свет.

– Чё, вкуснее баранины будет? – усмехнулся наследник.

– Я не знаю, что такое баранина, – ответила темнокожая девушка, чуть искоса глядя на парня.

– О-о-о, – протянул Артур, в глазах которого загорелся огонек. – Я бы тебя с удовольствием угостил… мяском!

Слово «мяско» было произнесено приглушенно, с отчетливо похотливым смаком. Олегу очень не понравилось настроение бывшего друга, совершенно очевидно, что Артур намылился не только поговорить о деликатесах, но и сам бы с удовольствием отведал кое-чего. Впервые в жизни Олег почувствовал жгучий зуд в груди, сердце екнуло, ладони мгновенно вспотели и сжались в кулаки, в висках отчаянно забухал пульс, и захотелось крикнуть: «Никто, никто не имеет права так смотреть на Каур, никто не должен так с ней разговаривать, и даже думать о ней так никто не смеет!»

Его накрывала ярость, горячая и бесконтрольная, ударившая в лицо нестерпимым жаром. Такого юноша еще никогда не переживал. Он знал, что такое ледяная злость, когда бьешься со жлобом на два-три года старше себя, падаешь без сил, выплевывая кровищу, задыхаясь от боли и пыли, а инструктор Анатолий Алфераки орет: «Вставай, говнюк! Ты не воин Великого Лакедемона, ты глиста в обмороке! Ты раб зассаный! Ты позор своего отца! Вставай, вставай и дерись, опарыш засушенный!»…

И надо встать и драться, падать, снова вставать и снова драться… Но кидаться на врага в безумной ярости ни в коем случае нельзя, нужен холодный расчет. Иначе твое неистовство втопчут в грязь, твой сумасшедший напор смешают с твоим же дерьмом. И, глотая кровь и сопли, снова машешь кулаками, ставишь блоки, кричишь, превозмогая боль, но не теряешь контроль над ситуацией.