Дочери Волхова - Елизавета Дворецкая

В то же время она понимала, что рядом с ней не бог, а обычный человек, мужчина, забывший себя от страсти. Одд рычал, как зверь, постанывал и безотчетно терся лицом о ее лицо, то покусывал ее ухо, то поднимал голову, и она видела над собой его лицо с совершенно бессмысленным от упоенного блаженства взглядом.

Яромила вдруг впилась ногтями ему в спину, повинуясь еще незнакомому внутреннему порыву, провела по ней, не помня себя, и в это время Одд хрипло вскрикнул и опустился на нее, словно обессилев. Его переполняло чувство, будто он сделал нечто важное, и в то же время он испытывал облегчение и торжество. Он безотчетно стремился к Яромиле с того мгновения, как впервые увидел ее в лодье на Волхове, и вот добился – она принадлежала ему. Чувствуя восхищение, нежность и благодарность, медленно приходя в себя, он поглаживал ее кончиками пальцев с такой нежностью, которой трудно было ждать от его загрубелых рук.

Они еще некоторое время лежали на траве, тесно прижавшись друг к другу, но потом где-то вдали послышались голоса.

– Кто там? – Одд поднял голову. – Опять духи?

– Это ищут меня. – Яромила приподнялась и выглянула из-за его плеча. – Наверное, заметили, что я так и не пришла с озера. Не высовывайся. – Она положила руку на его затылок. – Если тебя здесь найдут – могут утопить. Забери свою одежду.

Не вставая с травы, Одд ловко завязал штаны, подобрал нижнюю рубашку, вывернул ее как надо и натянул. Пояс с позолоченными бляшками висел на ближайшем кусте, а верхняя рубашка завалилась куда-то. Искать ее было некогда, и он ползком отодвинулся дальше в заросли.

Яромила встала с травы и надела свою рубашку, которая лежала у нее под головой. Из-за деревьев вышли все те же Льдиса и Ласка.

– Ярушка! – несмело окликнули они. – Ты здесь?

– Русалки, что ли, ее унесли? – Из-за их спин показалась Снежица, уже одетая по-человечески, в нарядную рубаху с красными полосами и черную поневу с редкой крупной клеткой – как положено вдове, но это совершенно не шло ей, поскольку при взгляде на эту женщину трудно было сомневаться в ее могучих детородных способностях.

– Я здесь. – Яромила вышла из-за кустов. В траве у нее под ногами обнаружился смятый ком красного шелка, и она поспешно подняла его и свернула, чтобы не блестела причудливая золотая вышивка, сделанная мастерицами загадочного острова Эрин. – Что вы тут бродите?

– Да тебя потеряли! – Снежица пошла ей навстречу. – Вологориха нас послала: говорит, примечаю, все девки из леса вышли, а Ярушки нет! Не случилось бы чего, говорит! Ну, мы и пошли искать.

– Ой, что это у тебя, будто кровь на рубахе? – Ласка вдруг заметила небольшое красное пятнышко у нее на подоле.

– По лесу носились – коленку ободрала. – Яромила беззаботно отмахнулась. Крови было совсем немного. – Унялось уже, ничего.

Разговаривая, они стали удаляться от озера. Яромила не оглядывалась, старалась спрятать за спиной свернутую рубашку из плотного красного шелка. Одда никто не заметил, а ей еще нужно было добраться до дома и переодеться. А то, что его знаменитая рубашка осталась у нее – это хорошо. Яромила знала, для чего эта вещь ей пригодится. И даже знала когда.

Дивляна пробиралась к дому вдвоем с Веснавкой – Белка отстала от них, потому что ей нужно было к Зубцову двору, в другую сторону. Таясь за углами построек, кустами и пряслами, две русалки с мокрыми волосами и во влажных рубашках, липнувших к телу, перебегали от дома к дому, пригнувшись и стараясь не выходить на открытое пространство. При этом они посмеивались, тщетно призывая одна другую к тишине. Важно было, чтобы их никто не заметил. К счастью, немногие встречные не хуже самих девушек знали, что замечать их нельзя, поэтому, если и попадались им по пути люди, – Божилова молодуха, спешащая домой кормить грудного ребенка, или Веренина бабка, ковылявшая с горшком киселя для жальника, – те сами отворачивались и делали вид, будто любуются небом, лишь бы не взглянуть ненароком на русалок и не испортить проводы.

За Путениным двором девушки расстались: Веснавка метнулась к избушкам Братомеровой связки, а Дивляна со всех ног, пока никого рядом не было, пустилась к своему дому. Вот-вот, еще немного, только переодеться и наскоро заплести волосы, и можно бежать назад, к Купалиной горе, где с нетерпением ждет ее Вольга. Сегодня они, хоть и виделись не раз, едва смогли переброситься парой слов: то травы, то песни, то «вождение Лели» почти не оставляли возможности для разговора. И менее всего – изгнание русалок.

Но теперь, во время ночных игрищ, все будет по-другому! Еще бы мать не слишком пристально за ней следила и не приставила к ней опять, как в прошлый раз, братца Вельшу, чтобы тот отгонял слишком настырных женихов. Да Велем и сам рад будет, если его отпустят на свободу. Больно ему весело – всю купальскую ночь возле родной сестры отираться!

В доме было совершенно пусто, только в Доброниной избе оставалась Никаня со своим младенцем. Чудины тоже празднуют Купалу, которую называют смешным словом «кокуй», чем дают парням повод для множества шуток, – вспомнив об этом, Дивляна снова прыснула от смеха и зажала рот рукой. Остальные же домочадцы были на Купалиной горе.

Дивляна скользнула в избу, перевела дух – добралась удачно! – и стала подниматься из сеней по лесенке в повалушу. Освещалась та только небольшим окошком. Сейчас заслонка была отодвинута, но все равно в полутьме едва можно было разглядеть лари и лежанки. Не тратя времени на выбивание огня, Дивляна пробралась к своей лежанке, где заранее разложила новую праздничную одежду, и торопливо стянула влажную длиннорукавку. От той шел густой дух лесной зелени и озерной воды, напоминая о недавнем буйстве, и Дивляна отбросила рубашку.

И тут вдруг кто-то схватил ее из темноты и крепко облапил могучими руками! Дивляна вскрикнула от неожиданности: что за домовой на нее набросился в пустом доме? Знакомый голос шепнул ей в ухо:

– Да не ори, это же я!

Она узнала Вольгу – по голосу, по запаху, по тому радостному чувству, которое всегда охватывало ее рядом с ним.

– Ты откуда взялся? – охнула она шепотом, хотя услышать их было некому.

– За тобой пришел.

– Да ты что! – весело возмутилась Дивляна, смущаясь, что Вольга держит ее в объятиях обнаженную, и несколько надеясь только на темноту в повалуше. – Никому же нельзя видеть… а то русалки не отвяжутся!

– А я и не вижу. Тут темно! – Вольга засмеялся. – Темнее, чем в лесу. Зато и нас тут никто не увидит! – Он обнял ее крепче, передвинулся так, чтобы прижать к груди, наклонился и нашел в темноте ее губы. – А то там, на Купалке, за тобой в десять глаз следят…