Высшая духовная школа. Проблемы и реформы. Вторая половина XIX в. - Наталья Юрьевна Сухова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Макарий (Булгаков), митрополит Московский и Коломенский
Более сложен вопрос о целостности окончательного варианта проекта. В процессе составления и редакции он вобрал в себя идеи многих авторов, причем нередко придерживающихся противоположных взглядов на пути развития духовных академий и русского богословия. Рожденный таким образом документ не мог представлять собой стройную систему, гармонично соединяющую все положения и элементы. Некоторые положения Устава противоречили друг другу, хотя и не прямо. Жесткая специализация должна была опираться на семинарский богословский фундамент, но при этом было дано разрешение поступать в академии выпускникам светских школ. Было заявлено специальное развитие всех наук, входящих в состав духовных академий, но ученые степени ограничены богословскими. На выпускной курс возлагались надежды, как на особую ступень, предназначенную для научных занятий, но те, кто не идет на этот курс, лишались всех прав выпускника духовной академии (кандидатской степени, права преподавания в семинарии). Многие положения Устава вызывали недоумения даже в теоретическом варианте: состав общеобязательных и отделенских наук, попытки совместить в выпускном курсе слишком много разнообразных занятий. Однако, несмотря на некоторую несогласованность, нечеткость, очевидные недоработки, единство Уставу придавала сила и новизна основных идей, которые представляли вполне определенную концепцию высшего богословского образования:
1) система специализации преподавателей академий: закрепление за предметами отдельных кафедр, стабильное пребывание преподавателя на кафедре, соответствие между должностным положением и ученой степенью, стимулирующее научный рост преподавателя в его предмете;
2) участие членов профессорско-преподавательской корпорации в решении вопросов учебного процесса и научного развития академий, повышающее профессиональную ответственность;
3) введение системы специальной подготовки профессорско-преподавательских кадров – приват-доцентуры, связанная с ней же возможность дополнительного чтения особых разделов основных наук;
4) двухэтапная специализация студентов: специальные отделения на трех первых курсах; особая подготовка к научной и педагогической деятельности на выпускном курсе, введение практических занятий, акцентирующих внимание студентов на изучении источников;
5) система научной аттестации: обязательная публикация и публичная защита диссертаций на ученые степени, преобразование магистерской богословской степени из учебной в ученую;
6) предоставление академиям прав и возможностей для распространения богословского знания и его популяризации: собственная цензура, право учреждения обществ, проведения публичных лекций, разработки и издания источников и т. д.
Остается вопрос о соответствии этой концепции проблемам академий дореформенного периода. Все положения Устава были направлены на разрешение проблем, вызвавших реформу, но предлагаемые Уставом пути решения многим показались неожиданными, не выводящими высшую духовную школу из кризиса, но заводящими ее в более глубокий кризис. Устав уже при самом его введении вызывал критические замечания: во вводимых им изменениях видели чужеродность, попытку разрешить церковные проблемы нецерковными методами, подражание светским учебным заведениям и западным богословским школам. Противники Устава опасались, что дух университетской свободы и творческой самодеятельности мало пригоден для духовно-учебной традиции, не учитывает нужды и запросы Церкви и специфику духовного образования. Ожидаемый поток абитуриентов из светских школ и систематическое привлечение к преподаванию университетских выпускников, плохо понимающих предназначение духовной школы, грозили потерей «духа академий». Высказывались мнения, что Устав не только содействует секуляризации духовной школы, но отчасти ее проводит. Не оговаривалась, как отдельная и основная цель, подготовка к пастырству[486].
Была и иная категория замечаний, более конкретных и «рабочих»: полный отказ от естественно-научного направления подрывал апологетику; церковно-практическое отделение было слабо нацелено на подготовку к практической церковной деятельности – пастырской, проповеднической, миссионерской; ограничение ученых степеней богословскими отнимало надежду на научное развитие в академиях небогословских наук. Адекватность и обоснованность всех этих замечаний, как и положений самого Устава, должна была проверить практика.
Новая реформа предполагала радикальное изменение всех сторон жизни духовных академий – учебной, научной, организационно-административной, экономической, бытовой. Сам процесс ее проведения требовал особого графика: преобразование академий должно было совершаться в годы выпусков и последовательно, для новых курсов. Всеподданнейший отчет обер-прокурора за 1870 г. отметил «существенное улучшение» в «общем строе жизни академий»[487]. Однако в реальности Устав вводился очень непросто, и даже официальные отчеты, имеющие привычно-благополучный тон и сглаживающие остроту проблем, явно свидетельствовали об этом. Оказалось, что состояние дореформенных академий и всей духовно-учебной системы было оценено составителями Устава не совсем верно. Проявилась недостаточная продуманность и согласованность отдельных положений самого Устава. Допущенные ошибки отразились на судьбе реформы[488].
Наиболее проблематична была реализация положений Устава, касающихся учебного процесса. Необходимо было: а) обеспечить кафедры преподавателями с соответствующим научным уровнем; б) изменить программы отделенских предметов, учитывая заявленную «специальность»; в) поставить занятия на 4-м курсе, обеспечивающие одновременно специальную научную и педагогическую подготовку выпускников.
Устав 1869 г., закрыв две кафедры по физико-математическим наукам, ввел восемь новых[489]. Сложности при замещении были неизбежны, и Святейший Синод разрешил не устраивать баллотировку наличных преподавателей, прослуживших 25 лет, продлив им срок службы еще на пятилетие. Ректоров и ординарных профессоров, не имеющих степени доктора богословия, утвердили в должностях, обязав получить эту степень в течение трех лет. Но в каждой академии оказались праздные кафедры[490]. Открывалось три пути: перераспределить наличных преподавателей академии, привлечь к преподаванию талантливых выпускников последних лет, подвизающихся в семинариях, и, при невозможности обойтись силами духовных академий по небогословским наукам, – искать кандидатуры на стороне. Советам пришлось проявить усердие, применяя все три способа – привычный универсализм дореформенных академий допускал любые перестановки и назначения, – однако и это не разрешило проблемы во всей полноте. Некоторые из новых преподавателей имели склонность к предмету, на который были назначены, другие попали на предмет по-старому, без ориентации на научные интересы, но и этот способ дал неплохие результаты[491].
При замещении кафедр небогословских думали об университетских кадрах – в развитии гуманитарных наук университеты опередили духовные академии, но заместили их в основном своими преподавателями или выпускниками[492].
Наибольшую трудность для всех академий составил поиск кандидатов на замещение новой для академий кафедры – русского языка и славянских наречий[493]. В 1871 г. МДА решила подготовить собственного кандидата: студент выпускного курса Г. А. Воскресенский был отправлен в столичный университет для специального теоретического изучения славянских наречий, затем за границу. КДА и КазДА, после неудачных попыток привлечь к преподаванию университетских кандидатов, последовали этому примеру: в 1873 г. студент 3-го курса КДА В.Н. Малинин был отправлен в Санкт-Петербургский университет, затем за границу; в 1878 г. кандидат-магистрант КазДА А.А. Царевский был отправлен на два года в Петербургский и Московский университеты[494].
Воскресенский Григорий Александрович, профессор МДА
Еще одна проблема возникла с лекторами по новым языкам: Устав настаивал на