Морская пена - Дмитрий Вернидуб

Магистрат стоял весь в лесах — строители завершали отделку фасада, реставрируя подпорченные стихией фрагменты лепного орнамента. Игла шпиля вновь восходила к зениту, гордо отсвечивая свежей позолотой. Олли задрал голову: «Здорово! Как раньше».

Отдав почту и перебросившись со служащими магистрата парой слов, невысоклик повернул в сторону Столбовых холмов. На холмах обычно никто не бывал — теперь по новому переходу можно было попасть прямо в Черед-Бегасскую крепость.

Питти ждал уже полчаса. Он спустился со своего обзорного места в кирасе, кожаных штанах и неизменной кожаной зюйдвестке. За поясом у «морского волка» торчала пара пистолетов.

— Смотри: про это новое оружие я узнал от уклистов, — похвастался он. — Вернее, оно старое и совсем не волшебное. Горх про него знал, но применять боялся, поэтому держал в секрете. Думал раз волшебства в нем никакого, значит, разгадав секрет, кто угодно сможет снабдить им армию.

Олли присвистнул:

— Полезная вещица! Кстати, у нас лет двести назад тоже такое придумали, но тогдашние правители трех народов запретили изготовление эдаких штук. Наверное, боялись того же.

— Да ну?

— Ага. Историю учить надо. И вообще, с какой стати уклисты стали такие общительные? Ключик подобрал?

— А то! — хитро прищурился Пит.

Но Репейник приехал не пистолетами хвастаться. Нет, он, конечно, любил всякие новомодные штучки, и покрасоваться на публике для него было делом первостатейным. Но публики не наблюдалось, а в глазах Олли читался тревожный вопрос: «Ну, как там?»

Последнее время до ушей Виндибура стали долетать странные слухи. Вроде как Дерг начал собирать часть бывших повстанцев на одном из островов. Он называл это тренировочным лагерем ополчения. Известия принесли дельфы, с которыми установили связь Тинины выдры.

— Думаю, ты уже слышал, что у нас не все так спокойно, — вздохнул Пит. — Дерг — губернатор. И по закону — командующий всеми войсками. Вот он и взялся за ополчение, решив сформировать свою личную гвардию. Его поддержали некоторые островные вожди. Скалоеды, например, и эти… длинноухие… Соратники Дерга теперь называют себя «кроителями» и все как один ратуют за справедливое распределение.

Олли пожал плечами.

— Ну так что же, разве запретишь им? Да и так ли уж это плохо?

— Запретить я, конечно, не могу… — Репейник сделал многозначительную паузу. — Но… Ты же знаешь, хойбы только и мечтают о таком правителе, как Горх, только добреньком. И чтобы усмарила побольше. А Дерг пообещал каждому острову по своему усмариловому заводику. Тут даже те, кто его не любит призадумались. Любой хойб по натуре — бездельник!

Олли рассмеялся:

— Что-то я не замечал за тобой большой любви к повседневному труду!

На что Пит и бровью не повел.

— Я создаю им эту возможность. Каждому — свое. Ты лучше скажи, что мы делать будем, друг.

— В данный момент я предложил бы хорошенько пообедать. Ты небось сюда прямо с корабля, а? От тебя морем пахнет и рыбой.

— Это верно. Рыба у меня поперек горла стоит. Вот настоящий бифштекс я бы умял!

— Так давай вернемся в Хойбилон. Там премиленькую таверну открыли. А потом к Тине в гости заглянем.

Олли немного схитрил. Дело в том, что ему предстоял серьезнейший разговор с папашей Уткинсом, и он надеялся заручиться помощью друга.

Речь шла о свадьбе. Недавно, на последнем свидании, Виндибур, как и подобает добропорядочному невысоклику, сделал любимой предложение. Всю последующую неделю Тина сияла от счастья, ожидая, что Олли вернется к обсуждению свадебных приготовлений. Но предстояла одна «формальность» — благословление папаши Уткинса.

Старик, конечно же, понимал, что лучше пары дочери не найти. Но он считал, что Тина еще слишком молода для замужества. «Подождала б ты доченька годка три-четыре», — вздыхал Уткинс, провожая свое «сокровище» на свидание с Олли.

Мнение соседей тоже играло свою роль. Дальний Бибус говорил: «Что-то молодежь нынче такая резвая пошла… От горшка два вершка, а уже должность занимает. У твоей Тины все при всем, как положено. И волшебница она, и почтальон… Но, все-таки, традиции — не пустой звук. Хотя, что и говорить, случай тут особенный. К нему без стаканчика-другого не подступиться». Папаша Уткинс не раз пробовал «подступиться», в результате чего решил подать прошение о рассмотрении вопроса в Совет.

Златовласка всегда чувствовала, когда суженый приближается. Вот и на этот раз, только Олли спрыгнул с брички, как из ворот показалась Тина.

— Как часы! — удивленно воскликнул Репейник. — Тебе повезло!

Но друг его уже не слышал. Даже встречаясь по нескольку раз на дню, он всегда подхватывал любимую и кружил ее, пока не уставали руки. Тина называла это кружение «нерасставашками» и всегда хохотала: «А еще слабо?» Она верила, что чем больше будет «нерасставашек», тем скорее случится следующая встреча.

Опустив свою избранницу на землю, Олли поцеловал ее.

— Если твоему отцу обязательно нужно одобрение Объединенного Совета, то так тому и быть, — Виндибур хитро улыбнулся. — Вон Питти за нас проголосует, правда? Разговор о свадьбе я больше откладывать не собираюсь.

Олли решительно направился к жилищу Уткинсов.

Репейник удивленно сдвинул шляпу на затылок:

— Вот дела! Ну полный оверштаг!

Тина только всплеснула руками, бросаясь следом.

Папаша Уткинс был застигнут врасплох. Он только собирался поставить на огонь чайничек и предаться послеобеденным размышлениям, как на пороге возникли Олли Виндибур и Пит Репейник.

— Доброго здоровья вам, господин Уткинс! — тоном не оставляющим надежды на быстрый уход, поздоровался Олли. Следом с видом завоевателя, высоко подняв подбородок и уперев руки в боки, вышагивал Пит.

— И вам того же, — поклонился Уткинс. — Чем обязан? Может, чайку?

Репейник сурово поправил пистолеты за поясом.

— Насколько я понимаю, чаем тут дело не обойдется. У моего друга разговор серьезный.

Пожилой невысоклик осторожно поинтересовался:

— А что случилось?

— Пока еще ничего, — грозно продолжал адмирал Эль-Бурегасского флота. — Но говорят, что вы, уважаемый папаша, будучи не в состоянии самолично решить судьбу своей дочери, перекладываете ответственность на плечи членов Объединенного Совета. Каково? Да еще прошения туда пишете! Нам там что, совсем заняться нечем?

Пит постепенно входил в раж.

— Я, как представитель четвертого народа Коалиции… — начал он.

При этих словах папаше Уткинсу сразу захотелось занять пространство под кроватью.